ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА А.В. СУВОРОВА,

ВОЕННО-ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ

СИСТЕМА А.В. СУВОРОВА

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА А.В. СУВОРОВА,

КАК ЧЕЛОВЕКА И ВОИНА

Образование и склонность к военной службе

По свидетельству современников Суворова, в отроче­ском возрасте он "был ростом мал, хил, тощ, плохо сложен и некрасив". Никто не мог подозревать в будущем в нем даже хорошего военного и, тем более, гения войны.

С детских лет проявлялась обособленность мальчика, склонность его к уединению и сосредоточенность не по ле­там. Мальчик все более уходил в себя, как-то замыкался в своем внутреннем мире и всецело отдавался излюбленному им чтению. Любимейшею же литературою его оказывалась литература военная и, по преимуществу, военная история.

Таким образом, с ранних лет в Суворове отчетливо вы­явились две черты: жажда знаний и страсть к военному делу.

Книги в библиотеке его отца были преимущественно военного содержания и это, вероятно, оказалось соответ­ствующим, его природным склонностям, а, может быть, и по­влияло на возникновение их.

Суворов-мальчик отличался крайне пылким, восприим­чивым умом, необычайно живою фантазиею, страстною, не­удержимою натурою и не по летам сильною волею.

Путем самостоятельного чтения Суворов еще до посту­пления в полк изучил: Плутарха, Корнелия Непота, походы Александра Македонского, Юлия Цезаря, Аннибала, Монтекукколи, Карла XII, Тюренна, Конде, маршала Морица Саксон­ского, принца Евгения и др.

Вместе с тем он внимательно изучал географию и исто­рию по Роллену и Гюбнеру, а философию по Лейбницу и Вольфу.

Пример излюбленных им великих вождей должен был внедрить в него сознание необходимости образования, как самого могущественного фактора в жизни для достижения великих целей.

Служа в полку, Суворов продолжал много читать, на­купал книг и доставал их, где только мог. Нигде почти не бывал, уделяя весь свой досуг самообразованию.

После производства, в офицеры Суворов еще деятель­нее продолжая свое самообразование. Истории и литера­туре он уделял наибольшее внимание и отлично знал произ­ведения всех выдающихся писателей как отечественных, так и иностранных.

Стремление к знанию, любовь к чтению Суворов сохра­нил до последних своих дней, всегда много читая не только специально военную литературу, но и классиков и текущую литературу. Суворов пробовал даже сам писать, и в 1756 году в журнале "Ежемесячные Сочинения", изда­вавшемся при Академии Наук, были помещены его статьи философского характера под заглавием "Разговоры в цар­стве мертвых", по которым можно видеть в авторе большие познания в области истории.

Фортификацию и артиллерию преподал ему отец. Суворов-отец имел склонность к инженерным знаниям и лич­но перевел сочинение знаменитого в свое время инженера Вобана, учение которого и преподал сыну по подлиннику.

Суворов рассказывал: "Покойный батюшка перевел Во­бана по повелению государя императора Петра Великого и, при ежедневном чтении и с оригиналом. сего перевода, сам изволил меня руководствовать в познании сей для воен­ного человека столь нужной и полезной науки".

Суворов знал несколько иностранных языков: француз­ский, немецкий, итальянский; сверх того он изучал языки: польский, турецкий, татарский, арабский и финский. В 1789 году мы видим Суворова, достигшего высокого положения на военном поприще и шестидесятилетнего возраста, при­лежно, изучающим турецкий язык и Коран.

Суворов явно полагал необходимым знать язык той страны, в которой он вел войну.

На ряду с этим приходится отметить, что русскою грамотою Суворов владел не вполне безошибочно. Может быть это было выражением того некоего пренебрежения ко всем внешним формам, которое он слишком ярко обнаруживал в течение всей жизни и тем сильнее, чем чувствовал себя самостоятельнее и независимее. С годами он в русском правописании делал все больше и больше ошибок, хотя при этом много занимался, читал и писал. Уже будучи фельдмаршалом и в старческом возрасте, Суворов с неиссякаемым интересом выписывал и перечиты­вал множество периодических изданий общего и специального характера.

Даже в походах, на войне, несмотря на свою постоянно кипучую деятельность, Суворов изыскивал время для чте­ния, преимущественно по вечерам, имея всегда в своем по­ходном багаже книги.

Суворов изучил все отрасли военного дела.

Призываемый нередко по службе использовать и мор­ские силы, он счел совершенно необходимым овладеть и соответствующими морскими знаниями и в 1788 году до­бровольно держит экзамен на чин мичмана флота и сдает его блестяще.

Таким образом, Суворов обладал несомненными широ­кими знаниями в области военного искусства и "завоевал сперва область наук и опыты минувших веков, а потом по­беду и славу", как определяет лучший историк деяний Су­ворова А. Петрушевский.

Суворов являл собою, по заключению французского ученого Рамбо и проф. Мышлаевского, "гармоническое со­четание гения с широким и всесторонним военным образо­ванием".

К военному делу Суворов имел не только явную и не­изменную склонность, но и страсть. Вне военной деятель­ности он ничем не мог удовлетвориться.

"Весь смысл жизни для Суворова заключался только в армии, войне и бое; вне их он не знал истинного счастья" (проф. Мышлаевский).

Суворов не принадлежал ни себе, ни семье, -- он был только воин.

Вне войны начинал томиться, скучать; писал резкости начальству, капризничал, раздражался и сам раздражал. Суворов любил войну. Военная слава -- идеал его жизни. Всю свою жизнь отдавал службе и войскам. В этом он видел задачу своей жизни, цель жизни и счастье жизни. В походах он не знает устали и утомления. Вне своего из­любленного дела скучает и бывает невыносимым для окру­жающих: острит, язвит, издевается и дурачится.

Определенный 15-ти или 16-ти летним юношею на дей­ствительную службу капралом, Суворов отдался ей с ред­чайшим усердием. Он с любовью исполнял все обязанности солдата -- и легкие и тяжелые -- с увлечением знакомясь со всеми сторонами солдатского обихода.

"Служба для Суворова не имела значения навязанного судьбою тяжелого труда, она не представлялась ему рядом скучных, формальных, мелочных обязанностей. Он ей учился с увлечением и с радостью, знакомился с нею во всех подробностях, для него даже не обязательных; нес на себе обязанности солдата в служебных положениях важных и не­важных, легких и трудных" (А. Петрушевский).

Ротный командир Суворова в письме к отцу его, восхваляя сына, сообщает, между прочим, нижеследующее: "...У него только одна страсть -- служба и одно наслаждение -- начальствовать над солдатами. Не было исправнее солдата, зато и не было взыскательнее унтер-офицера, как Ваш сын. Вне службы он с солдатами, как брат, а по службе неумолим. У него всегда одно на языке: дружба -- дружбою, а служба -- службою"...

Выслужив семь лет солдатом, Суворов и был солдатом, не по имени только. Он подавил свои барские наклонности, пренебрег сословными преимуществами, отвергал возмож­ность облегчений. Это была необычайная победа над ду­хом и традициями эпохи, над укладом мировоззрений со­словия, над преимуществами сословного положения (П. И. Ковалевский).

Один из состоявших при фельдмаршале Суворове ино­странцев -- голландец Фалькони, говоря в письме к Хвостову о выходе войск в лагерь под Тульчином, пишет: "... Он (Су­воров) очень доволен своим образом жизни. Вы знаете, что наступил сезон его любимых удовольствий: поля, учения, лагери, беспрестанное движение. Ему ничего более не нужно, чтобы быть счастливым".

Обаятельность в глазах масс

Общепризнанным является, что Суворов в глазах солдат­ских масс пользовался редчайшею, исключительной обаятель­ностью.

Личное присутствие Суворова, даже одно его имя про­изводили на войска какое-то чарующее действие.

В сражении при р. Треббии в 1799 году г. Дерфельден заметил Фуксу, наблюдая с ним, как все преображалось в войсках, даже изнемогавших в бою, как только к ним приближался фельдмаршал, что "этот непонятный чудак является каким-то талисманом, которого достаточно разво­зить по войскам и показывать, чтобы победа была обеспе­чена".

"Личное влияние Суворова на войска было магическое, ибо множество неуловимых нравственных нитей связывали предводителя с последним солдатом его армии.

Солдаты крепко верили в непобедимость своего гене­рала, и вера эта основывалась на неопровержимых, всем известных фактах.

Постоянная заботливость Суворова о солдатах вселила в них убеждение, что без нужды ими не рискнут.

Долговременное же близкое общение с войсками наблю­дательного полководца доставило ему основательное зна­комство с природою солдата, складом его понятий, процес­сом образования его идей, даже с предрассудками... И всем этим полководец искусно пользовался, ибо был великий военный психолог.

Суворов знал солдата, а солдат знал Суворова потому, что генерал не только не чуждался, но, напротив, старался быть возможно ближе к людям, постоянно вступал с ними в беседы и говорил так, как никто другой не мог бы гово­рить: он владел красноречием особого рода -- каждое его слово шло прямо к солдатскому сердцу" (проф. Н. Орлов).

"...Нужно так знать солдата, как знал его Суворов, нужно слиться с ним душою и телом так, как Суворов: тогда и только тогда развяжется язык и польются эти, как будто бы, бессвязные с виду слова, которые электрическою искрою пронизывают массы и делают из них одно существо, пол­ное необузданной храбрости и беззаветного самоотвержения; существо, совершающее великие дела потому, что идет на смерть без колебания, без сожаления, без оглядки назад и которое смотрит на эти дела даже, не как на подвиг, а просто как на исполнение долга и воли любимого вождя.

Чтобы приобрести эту магическую власть над себе подобными, даже и Суворову, при врожденных способностях, нужно было семь лет прослужить солдатом. В этой суровой школе он понял, что для управления массами нужно по-ихнему спать, есть, одеваться, думать, говорить.

Раз это поняв, он, несмотря на возвышение, сохранил этот же образ жизни, тот же склад мысли до такой степени, что не только с солдатами, но и в других своих сношениях он был и в слове и в письме столь же кратким, отрывоч­ным, энергическим...

Слившись таким образом с массою, он не мог на нее не действовать, ибо и сам сделался человеком массы.

И масса отблагодарила ему за это и доверием, и без­граничною преданностью, и тем, наконец, что предание о Суворове живет до сих пор и долго еще будет жить в памяти русского солдата" (М. Драгомиров).

"Суворов любил солдата. Любя солдата, прежде всего видел в нем своего брата, товарища по подвигу. В солдате он видел главное орудие и средство всякого боевого успеха.

Владения солдатскою массою он достигал глубоким познанием этой массы и увлечением ее за собою личным примером всякой доблести.

Суворов вселял в подчиненных идею, сам являлся, образ­цом выполнения, и войсковая масса отдавалась ему без­раздельно и от всей души. Это не было велением формы. Это было господство сильного духом.

Войска были орудием в руках Суворова не только за страх, но и за совесть, -- из любви и преданности" (из психолог. очерка проф. П.И. Ковалевского).

Отношение к подчиненным

Отличаясь чрезвычайною простотою в отношениях своих к солдату и даже близостью, Суворов был, однако, в то же время строг к нему. Особенно строго относился он к нару­шителям порядка на походе и тишины в строю, а также к замеченным в мародерстве.

В отношениях своих к подчиненным ему офицерам и генералам Суворов был справедлив, ценил способности, не поддавался чувству лицеприятия, но был строг, а иногда, в особенности в старости, неприятен своими подчас стран­ными выходками.

В его манере обращаться с младшими была некая бес­церемонность, иной раз граничившая, по нашим понятиям, с обидою, но, впрочем, самая обычная для нравов той эпохи.

Замечательно и поучительно то, что Суворов, прибывая на свой новый служебный пост, никогда не стремился "обно­вить служебный персонал", отчетливо сознавая, что люди должны служить делу, а не лицам. Суворов знал, что чело­век соткан из добра и зла, из достоинства и недостатков. Он умел найти путь к доброй стороне человеческой души, оставляя снисходительно в тени ее недостатки. Подчинен­ные безгранично любили его.

Популярность

Суворов являлся несомненным героем царской России и поэтому вокруг его личности сложилось не мало легендар­ного, небылиц, которыми народная и солдатская фантазия украшала имя своего героя.

Впрочем Суворов пользовался популярностью повсеме­стно и производил обаятельное впечатление и заграницею. Особенно популярен он сделался в 1799 году в Англии и Италии.

Русский посол в Вене гр. Разумовский, служа отголос­ком европейских впечатлений, писал в ноябре 1794 года:

"Все в мире солдаты завидуют подчиненным Суворова, все монархи были бы рады вверить ему свои армии".

Немудрено поэтому, что Суворов являлся грозою в рядах армий неприятельских.

Румянцев, командируя Суворова 7 августа 1794 года в Польшу, говорит в своем предписании: "... Вы были всегда ужасом поляков и турок... Ваше имя одно в предва­рительное обвещение о вашем походе подействует в духе неприятеля и тамошних обывателей больше, нежели многие тысячи".

Сила воли

Суворов человек прежде всего волевой. Сила духа в Суворове была столь могущественна, что подавляла мно­жество раз немощь физическую -- его личную и командуемых им войск.

Выдающийся французский генерал Моро, соперник Бонапарта, дает такой отзыв о Суворове после опыта борьбы в 1799 году:

"Что же можно сказать о генерале, который обладает стойкостью выше человеческой, который погибнет сами уло­жит свою армию до последнего солдата, прежде чем отсту­пит на один шаг".

Личная храбрость

Суворову присуща была всегда беззаветная личная храб­рость, образцовая отвага.

"Однако, во всей его истории мы не найден какого-нибудь эффектного, блестящего подвига личной храбрости. Он не становился, например, во главе штурмующей колонны со знаменем в руках; не мчался впереди атакующей кава­лерии... Но к Суворову необыкновенно применимы слова историка: "Аннибал не забывал долга полководца и, без особенных нужды и пользы, не бросался опрометчиво в руко­пашный бой и не сражался, как рядовой воин".

И Суворов всегда был на своем месте, весьма часто подвергался опасности и не избегал ее, если требовалось его личное присутствие там, где происходил жаркий бой и парила смерть" (проф. Орлов).

В бою на р. Тидоне 6 июня 1799 года Суворов, разъ­езжая среди войск, бывших в огне и жарком бою, лично ободрял их словами: "Вперед, коли, руби"...

В сражении при Нови 4 августа 1799 года после пер­вых безуспешных атак русских, он почти беспрерывно уже был в огне: сопровождая батальоны, направляемые в атаку, он под сильнейшим огнем неприятеля ободрял войска и пускал их в атаку, приговаривая: "Не задерживайся, иди шибко, бей штыком, колоти прикладом... Ух, махни, головой тряхни"...

Суворов в течение своей боевой службы был ранен шесть раз.

Славолюбие

Суворов отличался необыкновенным, напряженным сла­волюбием.

Военную славу он считал выше всего и свое поучение войскам непрестанно заканчивал словами: "Слава, слава, слава".

"Главною чертою духовного облика Суворова, как пол­ководца, было безмерное его честолюбие и жажда славы... Искреннее признание в честолюбии, обуревавшем его всю жизнь, было едва ли не последнею фразою в устах умирав­шего генералиссимуса: "Долго я гонялся за славою, -- все мечта"...

Суворов с ревнивым чувством относился к служебным успехам других. Возможность более быстрого служебного движения младших повергала его в отчаяние, а личный успех порождал бурный восторг.

Однако, честолюбие, славолюбие и служебная ревность были полны высокого благородства и достоинства.

В век фаворитизма, протекционизма, низкопоклонниче­ства Суворов для своего выдвижения избрал путь боевых отличий, путь "заправской службы"...

Правду Суворов ставил неизменно выше угодливости, а резкое, искреннее, подчас язвительное слово выше лести, что порождало много врагов, конечно, не содействовавших служебному преуспеянию Суворова (из очерка проф. Мышлаевского).

Суворов знал себе цену, не мог не сознавать, не видеть свое громадное превосходство. Он был самолюбив. Давал большую цену военным отличиям, гонялся за ними и добы­вал их. Эти отличия были естественною данью его гению, его самобытности и высокому нравственному идеалу.

Суворов был отнюдь не кичлив, не любил величаться, проявляя в этом отношении необычайную уклончивость, застенчивость.

Требовал же отличий потому, что чувствовал себя их достойным: в нем горячо говорило чувство справедливости.

Все люди, составлявшие свое положение собственными усилиями, особенно самолюбивы, горды, самонадеянны и самоуверенны.

Гениальность

Суворов был не только великим полководцем, -- он при­знается полководцем гениальным, что явно сказывается во всем его облике и знаменуется легендарными военными подвигами этого знаменитого вождя-воина.

Профессор П.И. Ковалевский в своем историко-психологическом очерке "А.В. Суворов" устанавливает по во­просу гениальности Суворова такую экспертизу:

"Принимая во внимание чрезвычайно острое восприя­тие органов чувств, необычайно быстрый психический про­цесс, огромное участие личных бессознательных проявлений в мышлении, необыкновенную энергию действий, самобыт­ность и оригинальность в действиях и поступках, полное личное самоотвержение для идеи, полное подавление низших человеческих проявлений для высших идеалов, величие духа, господство над окружающими -- мы можем с полным правом сказать, что Суворов был в духовном отношении неизме­римо выше всей остальной, современной ему массы людей, он выделялся из нее и составлял тип передовой и высший человеческий тип, почему Суворов по всей справедливости может быть признан гением и по специальности деятель­ности, военным гением"...

Действительно, гений Суворова не подлежит сомнению, а знания его и суждения в области военного искусства, как будет видно в последующем изложении этого очерка, поистине совершенны и в полной мере справедливы и для наших дней.

Бытовой облик Суворова

Для всестороннего уяснения облика Суворова в его целом необходимо обрисовать этого оригинального полко­водца и в бытовом его образе, в котором сказывается также очень много характерного и, кроме того, немало нази­дательного для каждого военного.

Французский академик Тьебо, наблюдавший Суворова в 1778 -- 1779 годах, т.е. в бытность Суворова команду­ющим войсками в Крыму и на Кубани, дает такое описание внешнего его облика:

"... Это был маленький человек, довольно крепкий, сухощавый, но не тощий, вечно подвижной и юркий. На моем веку я никого не видывал, кто был бы так стремителен, как он, во взглядах, словах и движениях. Казалось, он ощу­щал потребность делать одновременно тысячу дел, пере­носясь, как молния, от предмета к предмету, или от одной мысли к другой. Мне иногда сдавалось, что я гляжу на помешанного, да и сами русские сознавали вместе со мною, что, по меньшей мере, он слишком странен, хотя, впрочем, все они твердо стояли на убеждении, что это один из хра­брейших и искуснейших полководцев в мире".

Действительно, по свидетельству многих современников Суворова последний не ходил, а бегал; не ездил, а скакал и проявлял всюду и всегда кипучую деятельность.

"Странность" или "чудачества" в Суворове являются очень яркою особенностью и объяснения этой черты хара­ктера или внешней, напускной манеры поведения давались различными обследователями личности Суворова неоди­наковые.

Наиболее справедливым представляется то из них, кото­рое дается профессором психологом П.И. Ковалевским, который говорит: "Нам кажется, что все "чудачества" Суво­рова были естественным следствием его характера, его душевного склада, организации его центральной нервной системы... Все причуды Суворова находят себе объяснение в слишком большой подвижности душевной жизни его, край­ней порывистости, привычке действовать сразу, слишком большой самоуверенности и невнимании к тому, что скажут о нем другие"...

В бытовом образе Суворова особенно бросаются в глаза: необычайная простота обихода и выдающаяся спартанская физическая закаленность.

Одевался Суворов в куртку солдатского сукна. В жар­кое время, на походе и в бою нередко появлялся просто в нательной рубашке, к которой иногда пришпиливал неко­торые из своих орденов. Саблю, даже в бою, возил за ним казак. Он не имел ни экипажа, ни собственных верховых лошадей, а брал обыкновенно лошадь казачью.

Избегал какого-либо комфорта, спал на сене, в пище был умерен и донельзя прост. Ни роскоши, ни обычных, хотя бы, "удобств", ни чревоугодия Суворов не знал. Он ел и пил, чтобы существовать; одевался, чтобы не замер­знуть; даже жилье имел, как будто бы, только потому, что без этого нельзя было обойтись.

Когда Суворов, возвращаясь в Россию после Швейцар­ского похода в 1799 году, занемог в пути -- Павел I выслал к нему своего лейб-медика Вейкарта. Но Суворов плохо лечился, неохотно и недоверчиво и заверял: "Я знаю, что мне нужно -- деревенская изба, молитва, баня, каша, квас".

Суворов отличался необычайною закаленностью здо­ровья и выносливостью.

Даже будучи в очень преклонном возрасте, находясь в ссылке в своей вотчине, Суворов, как всегда, вставал в 2 -- 3 часа утра. Летом и зимою выходил на крыльцо и окачивался холодною водою, после чего прыгал, делал гим­настику. Весь день проводил в неутомимой деятельности.

Всецело поглощенный военным делом, целиком, всем своим существом принадлежа армии и войне, Суворов почти всегда был вне семьи и семьянин из него не удался.

Весьма любопытна собственная заметка Суворова о его взгляде на женщин. Уезжая в 1772 году из Польши Суво­ров говорит в одном из своих писем к Бибикову: "Я не очень входил в сношение с женщинами; но когда забав­лялся в их обществе, соблюдал всегда к ним уважение. Мне не доставало времени заниматься ими, и я боялся их: они-то и управляют страною здесь, как и везде; я не чувствовал в себе довольно твердости, чтобы защищаться от их пре­лестей".

Для полноты характеристики Суворова, полного беспри­страстия в ней и достижения наибольшей степени жизнен­ности восстанавливаемого образа, остановим внимание и на присущих ему недостатках, приведем отзывы о нем совре­менников его и, наконец, заключим самохарактеристикою Суворова.

Недостатки в характере

Как выше было уже упомянуто, Суворов был крайне самолюбив; горд, но не кичлив; самонадеян и самоуверен. Суворов знал себе цену и это, вероятно, служило причиною многих его выходок, трудно оправдываемых в другом чело­веке. Равных себе Суворов не видал. Эта-то уверенность в своем превосходстве и делала Суворова подчас крайне резким в суждениях и нетактичным в действиях с равными и старшими.

Необыкновенно пылкий и стремительный, он часто высказывал в разговоре то, чего не следовало бы, что вре­дило настолько же ему, как и его гениальному делу. Суво­ров часто бывал непочтителен в сношениях с начальниками.

Суворов страдал большою запальчивостью, горячно­стью, которые могли очень вредно влиять на принимаемые им решения, и последние оказались бы вовсе иными, если бы были приняты Суворовым в спокойном состоянии духа.

Суворов был "беспокойным" человеком, а таковые во все времена оказывались малотерпимыми.

Особенно он делался "беспокойным", когда оставался вне своего излюбленного дела, когда его обходили "прак­тикою военною", или когда ее вообще долго не оказывалось. Тогда он хандрил, капризничал, становился "невыносим" для окружающих: острил, язвил, издевался, дурачил, раз­дражался и сам раздражал. Поэтому его в "Петербурге" не терпели и под благовидным предлогом высылали.

Насколько Суворов любил низших себя, заботился об них, был с ними прост, ласков и обходителен, -- настолько часто был некорректен с равными и старшими. Сознавая свои достоинства и заслуги, он иногда позволял себе в от­ношении этих лиц весьма резкие выходки, издевательства, остроты и шутки. Но, разумеется, все это обращалось на тех, которые производили отрицательное впечатление на Суворова, на тех, которых он не одобрял. Он не умел или не хотел себя сдерживать и скрывать свои истинные впечат­ления или мысли и высказывал резко, подчас грубовато то, что он почитал за правду.

Однако, надо при этом не забывать, что Суворов был, по общему признанию, человеком в высокой степени честным, и нелицемерным.

С годами природные черты характера обострились; тя­желые условия карьеры, непрестанно уязвляемое самолю­бие при сознании своего несомненного превосходства внесли в характер фельдмаршала неприятные стороны.

Необыкновенно гордый и самолюбивый, неограниченно властолюбивый, нервный, раздражительный, вспыльчивый, обидчивый и неустойчивый в настроении, -- таковым выяв­лялся Суворов на склоне своих лет, когда наступило цар­ствование Павла I.

Системы подготовки и воспитания войск Павла и Суво­рова резко расходились. Суворов стал делать едкие замеча­ния относительно войск школы Павла, высмеивать новшества, зло острить над приближенными его. Последний делал ряд попыток сгладить создающееся положение, примирить с собою Суворова, но все было тщетно. Суворов оставался непримиримым и едко враждебным к военным реформам, претившим его национальной гордости, здравому смыслу и уязвленному самолюбию.

Суворов был уволен в отставку и сослан в свое запу­щенное именьице под надзор.

Есть еще один крупный недочет в образе Суворова.

Этот недочет картинно вскрывает Сакен (впоследствии фельдмаршал) в одном из своих писем 1789 года, т.е. в эпоху 2-й Турецкой войны и, следовательно, в разгар популярности Суворова. И при этом надобно заметить, что свидетель был недалек от истины.

"Он (Суворов) окружен свитою молодых людей; они им управляют и он видит их глазами. Слова нельзя ему сказать иначе, как через их рты; нельзя приблизиться к нему, не рискуя получить неприятности, на которые никто не пой­дет по доброй воле".

В руках таких лиц была часто вся служебная переписка Суворова. Он не только сам не вскрывал конвертов, а даже большею частью сам и не читал входящих бумаг, а только выслушивал их содержание; нередко не читал и исходящих бумаг, а выслушивал их в чтении докладчика и затем подпи­сывал.

СУВОРОВ КАК ВОЕННЫЙ ПЕДАГОГ

Блестящие боевые успехи Суворова обусловливались не только его полководческим талантом, его великим искусством в военном деле на полях сражений, но и превосходными военно-педагогическими способностями.

Суворов умел готовить армию к победам, и его основы и методы обучения и воспитания войск само­бытны, глубоко продуманы и необычайно талантливы.

Суворов, как военный педагог, был так же велик, как и полководец; идеи его в этой области и поныне не осуще­ствлены другими во всей их полноте. Это, вероятно, потому, что нельзя здесь ограничиться одною простою подражатель­ностью, а надобно суметь проникнуться суворовскою сущ­ностью.

Суворов был выдающимся военным педагогом-психо­логом и в этом отношении он был первым в ряду великих полководцев и остается по сие время никем непревзойденным.

В манере Суворова воспитывать войска заложено глу­бокое понимание инстинктов людской массы.

Учение Суворова в этой области мы и поставим во главу страниц, отводимых в этом очерке изложению тактики Суворова.

Основы обучения войск

В период командования Суздальским пехотным полком с 1763 года по 1768 год Суворов установил уже весьма определенно и полно всю свою систему обучения и воспи­тания войск и в дальнейшей своей службе только вкраплял в нее некоторые добавочные указания.

Эта система обучения была им изложена в так называе­мом "Суздальском учреждении", текст которого, однако, оказался затерянным. Он хранился в двух архивах, из кото­рых один сгорел, а другой был "за давностью" уничтожен.

О "Суздальском учреждении" Суворов упоминает очень часто. По сохранившимся различным другим рукописям можно судить о содержании этого произведения Суворова.

Так, например, приказ Суворова войскам Крымского и Кубанского корпусов от 16 мая 1778 года включает длин­ный ряд указаний как по внутреннему устройству войск, так и по их выучке и тактике.

Приказ этот целиком напечатан в приложении к 1-му тому соч. Петрушевского, а также в "Москвитянине" за 1856 год и в "Военном Журнале" за 1853 год.

Метод обучения Суворова сводится к следующим основ­ным его положениям:

1) Обучать только тому, что необходимо на войне. "Солдат и в мирное время должен быть на войне" -- гово­рил Суворов.

2) Обучать только существеннейшему с изгнанием "чудес", т.е. всего искусственного, непригодного в условиях боевой действительности.

"Экзерцирование мое было не "на-караул" и "на-плечо", но прежде -- поворотливость, потом различное маневрирова­ние, а потом уже приемы, скорый заряд и конец -- удар в штыки".

3) Учить в целесообразной последовательности.

4) Сознательное восприятие, а не "муштра".

5) Наглядность.

6) Простота.

7) Напряженность, усердие в учении. "Тяжело в учении -- легко на походе; легко в учении -- тяжело в походе", -- как говорил Суворов.

8) Человеколюбивость к обучаемым -- "Солдат любит уче­ние, лишь бы оно было с толком", -- уверял Суворов.

Интереснейшим и весьма целесообразным приемом обу­чения у Суворова являлись "сквозные атаки".

Французский военный писатель (в 1808 году) Дюбокаж в своем сочинении "Precis historique sur le marechal Souworow" дает подробное описание обучения войск сквозным атакам. Приводим извлечения из этого описания

"Эта атака была действительною свалкою, какая про­исходит в настоящем деле. Она производилась обеими сто­ронами, атакующими друг друга с фронта, все равно -- стояли ли они в развернутом строе или в колоннах, -- среди огня пехоты и артиллерии, при криках ура, повторяемых всяким пехотинцем и кавалеристом. Офицеры же кричали при этом: Руби! В штыки!

Ни одна часть в момент свалки не смела ни принять в сторону, ни замедлить движения. Пехота шла на пехоту бегом, ружья на руку и только в момент встречи поднимали штыки. Вместе с тем каждый солдат, не останавливаясь, при­нимал слегка вправо, отчего происходили небольшие интер­валы, в которые люди протискивались, и одна сторона про­ходила насквозь другой. Впрочем, от самого бега строй размыкался, что так же несколько облегчало прохождение.

Этот прием был не безопасен, если кавалерия шла на кавалерию или на пехоту... Мне часто случалось видеть вы­битых из седла и до того ушибленных, что люди не могли ходить по несколько дней, а иногда и неделю...

Понятно, что для войск, выдержанных на суворовских маневрах, бой не представлял ничего нового... при таком способе обучения рекруты стоили старых солдат...

От времени до времени Суворов производил свое уче­ние в самую темную ночь, всегда оканчивая его атакою холодным оружием. Еще в первые свои кампании он убе­дился в пользе приучения войск к таким маневрам, дабы случайности ночного боя не были им в диковинку. С тех пор он никогда не отступал от этого приема обучения, ко­торому был обязан многими успехами.

Суворов изыскивал все средства освоить солдата с тем, чего от него требовал перед неприятелем...

Наконец, для приучения войск к атаке укреплений от­крытою силою, он приказывал строить укрепление, усилен­ное рогатками и палисадами, с глубоким рвом и сверх того, окруженное засеками, волчьими ямами и проч... На каждую часть поочередно была возлагаема и атака и оборона укре­пления.

В заключение скажем, что фельдмаршал имел обычай говорить с войсками. Каждый свой смотр, парад он закан­чивал весьма длинною речью (иногда двухчасовою), в которой подробно разъяснял, что нужно для того, чтобы быть хорошим солдатом, хорошим офицером. Он указывал ошибки, сделанные войсками в одном случае, хвалил за то, как они вели себя в другом. Наконец, он передавал им в своих ре­чах общие основания военного искусства.

Вводя в обучение сквозные атаки, Суворов пренебре­гал их опасностью и, говоря о жертвах этого упражнения, заявлял: "Бог с ними. Зато сколько тысяч выучу".

Основы воспитания войск

Нравственной стороне Суворов придает чрезвычайное значение и везде "дух" ставит выше "формы".

Первою задачею при подготовке к войне он ставит: создание солдата -- "чудо-богатыря" с высокими моральными силами.

Суворов полагал, что, если в армии нравственная упру­гость не подорвана, а, напротив, всячески развита -- можно решаться на самое отчаянное предприятие, не рискуя потер­петь неудачи.

Развитие в войсках энергии и активности является хара­ктерною чертою воспитания Суворовым войск.

"Глазомер, быстроту и натиск" Суворов считал основа­нием победы.

Что значит "глазомер"? Под этим разумеется способ­ность в миг охватить положение неприятеля и момен­тально воспользоваться его положением в свою пользу. Для этого нужно иметь необыкновенную остроту органов чувств, преимущественно, зрения; крайнюю быстроту сообразитель­ности; чрезвычайно ускоренный ход всех мыслительных про­цессов и такое же проявление всех этих фактов в действиях и поступках.

Все эти проявления энергии, мощи и быстроты действия, главным образом, принадлежат немногим людям от рожде­ния.

Можно также путем упражнения развить эти свойства, -- но в этом развитии и совершенствовании существует изве­стный предел физиологический, для различных людей раз­личный: кто от природы имеет более ускоренный процесс мышления, тот и путем упражнений достигнет наивысшего совершенства. Наоборот, лица от природы с медленным хо­дом процесса мыслительного акта и путем совершенствования достигнут немногого.

Суворов от природы обладал всеми преимуществами в этом отношении и равных ему было немного, но он понимал преимущество этих свойств, развивал их у своих солдат, достигал у них известной степени усовершенствования, пре­восходил в этом отношении солдат других армий, а потому и одерживал над ними победу (проф. П.И. Ковалевский).

Суворов неустанно стремился развить в своих "чудо-бога­тырях" удаль и находчивость, карая нерешитель­ность и "немогузнайство".

Преследуя "немогузнайство", Суворов искоренял расте­рянность, ненаходчивость и страх перед лицом неожидан­ности.

В бою надобно постоянно быть готовым ко всевозмож­ным случайностям, заранее предвидеть их и не бояться их.

"Немогузнайство", по убеждению Суворова, является признаком нерешительности и отсутствия почина.

Для армии, воспитанной Суворовым, неожиданностей не существовало; она не могла быть застигнута врасплох.

С чрезвычайною заботливостью старался он также все­лить в свои войска уверенность в себя, "на себя на­дежность" и даже исключительную "дерзновенность".

"Всякий солдат к тому должен быть приведен, чтобы сказать ему можно было: теперь знать тебе больше ничего не остается, только бы выученное не забывал". Вот как замечательно регламентировал Суворов эту сторону воспи­тания войск.

С удивительным постоянством Суворов старался вызвать в войсках чувство достоинства. Он никогда не поз­волял себе "разнести" войсковую часть, "накричать" на нее. Замеченные непорядки выговаривались начальнику части наедине.

К солдатам же Суворов часто обращался со словами ободряющими, возвышающими и восхваляющими.

"Все вы, вся ваша рота, весь полк, все, все, -- чудо-богатыри. Спаси Бог. Все вы молодцы. Все русские... Вы бог<