Категории: ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Организованность, коллективность, индивидуальность. Их роль в практической работе режиссера.Билет Этика в творчестве режиссера и актера. К.С.Станиславский о режиссерской и актерской этике. Проблема взаимоотношений режиссера и актера сложна и трудна. Можно читать десятки лекций на эту тему, но они не приведут ни к чему, если у режиссера нет особого “чувства актера”, когда человека берут за руки и осторожно и терпеливо ведут его туда, куда нужно, и человек не испытывает насилия со стороны режиссера, но и не имеет возможности уклониться от замысла режиссера, чувствуя его как свой собственный. Говоря о режиссерском решении, нельзя не вспомнить учение В.И. Немировича-Данченко о “Трех правдах”: правде жизненной, социальной и театральной. Эти “три правды” тесно связаны друг с другом и в своем единстве взаимодействия и взаимопроникновении призваны создавать социальную правду – правду изображаемой действительности, игнорируя ее жизненную правду, социальная правда в этом случае прозвучит как голая абстракция, как схема и окажется неубедительной, Жизненная же правда, взятая вне социальной, родит искусство мелкое, поверхностное, примитивно-натуралистическое. Но обе правды, жизненная и социальная не могут раскрыться, если они в своем единстве не найдут для себя яркой театральной формы и не превратятся таким образом в театральную правду. Эта театральная правда, или форма будущего спектакля, по учению Вахтангова, осуществима под воздействием трех факторов: 1, Самой пьесы со всеми особенностями ее содержания и формы. 2. Того общественно-исторического момента, когда ставится пьеса (фактор современности). 3. Того коллектива, который ставит данную пьесу (с его творческими взглядами, традициями, возрастом участников, профессиональными навыками, степенью и особенностями мастерства). В основу профессии режиссера 20 века основоположники отечественного театра положили учение об этике. Поэтому К.С. Станиславский создает учение об этике, без которого немыслима система, невозможно коллективное творчество. Этика – это не только моральный кодекс поведения актеров и режиссеров в работе, но одновременно и условие для их развития, пути художественного формирования и технологического вооружения. Все, что включается великим режиссером в понятие “этика”, является как бы гигиеной творческого процесса актера. Этика – учение о творческой дисциплине, это художественные нормы, при которых формируется актер и без которых немыслимо коллективное творчество. ДЛЯ К.С. СТАНИСЛАВСКОГО ЭТИКА БЫЛА ОСНОВОЙ, ФУНДАМЕНТОМ ПОСТРОЕНИЯ ТЕАТРА. В ОСНОВУ СВОЕЙ РАБОТЫ Я ВСЕГДА СТАВИЛА УЧЕНИЕ ОБ ЭТИКЕ. И ТАМ ГДЕ Я ОТХОДИЛА ОТ НЕГО, ПО РАЗНЫМ ПРИЧИНАМ, ЖИЗНЬ ЕСТЬ ЖИЗНЬ, - ТАМ И БЫЛИ ПРОБЛЕМЫ В РАБОТЕ. С ПЕРВЫХ ШАГОВ В КОЛЛЕКТИВЕ НОВОГО СТУДИЙЦА ВЕЛАСЬ ИНДИВИДУАЛЬНАЯ БЕСЕДА О ТОМ ЧТО ТЕАТР - ИСКУССТВО КОЛЛЕКТИВНОЕ . В КОЛЛЕКТИВЕ БЫЛА СОЗДНА И ОБЩАЯ АТМОСФЕРА ,СПОСОБСТВУЮЩАЯ СОБЛЮДЕНИЮ ЗАКОНОВ ЭТИКИ. КОЛЛЕКТИВНОСТЬ РАБОТЫ БЫЛА ОСНОВОЙ РАБОТЫ И ВЗАИМООТНОШЕНИЙ В КОЛЛЕКТИВЕ. ТАКОЙ ПОДХОД И ТАКОЕ ВОСПИТАНИЕ ИЗБАВЛЯЛО МЕНЯ ОТ МНОГИХ ПРОБЛЕМ В БУДУЩЕЙ РАБОТЕ . ДАЛЕЕ ОТ УТВЕРЖДЕНИЯ О КОЛЛЕКТИВНОСТИ НАШЕЙ РАБОТЫ МЫ ОРГАНИЧНО ПЕРЕХОДИЛИ К "ЛЮБИ ИСКУССТВО И В СЕБЕ, А НЕ СЕБЯ В ИСКУССТВЕ" С ПРИМЕРАМИ И ОБЬЯСНЕНИЕМ КАК НЕСОБЛЮДЕНИЕ ДАННОГО ПРИНЦИПА В СИЛУ КОЛЛЕКТИВНОСТИ РАБОТЫ, ПОВЛИЯЕТ НА ОБЩИЙ РЕЗУЛЬТАТ. ДАЛЕЕ МЫ ПЛАВНО ПЕРЕХОДИЛИ К ПУНКТУ "НЕТ МАЛЕНЬКИХ РОЛЕЙ ,ЕСТЬ МАЛЕНЬКИЕ АРТИСТЫ" , ЧТО В БУДУЩЕМ ОБЕЗВРЕЖИВАЛО ОТ МНОГИХ ФОКУСОВ И ОБИД ПО ПОВОДУ РОЛЕЙ.
ДАЛЕЕ МЫ ПЕРЕХОДИЛИ НА "ТЕАТР НАЧИНАЕТСЯ С ВЕШАЛКИ", И О ТОМ, ЧТО НУЖНО ОСТАВЛЯТЬ ЗА ДВЕРЬЮ ВСЕ ПРОБЛЕМЫ БЫТА И ПРИХОДИТЬ НАСТРОЕННЫМИ НА РАБОТУ. И БЕЗУСЛОВНО СЛЕДУЮЩИЙ ПУНКТ" 99% ТРУДА И 1 % ТАЛАНТА" ДАЛЕЕ ШЛА ДИСЦИПЛИНА И ЗАПРЕТ НА ОПОЗДАНИЯ И ДАЛЕЕ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНАЯ АТМОСФЕРА . УМЕНИЕ ОБСУЖДАТЬ И ВИДЕТЬ НЕДОСТАТКИ В ПРОЦЕССЕ РЕПЕТИЦИИ,ЧТОБЫ ПОТОМ БЫЛО ПОНЯТНО ЧТО НУЖНО ИСПРАВИТЬ . НО НАЧИНАТЬ ОБСУЖДЕНИЕ ВСЕГДА С ХОРОШЕГО,ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ЧТО БЫЛО НА РЕПЕТИЦИИ. ЗАМЕЧАНИЯ ДОЛЖНЫ ПОМОГАТЬ ПОМОГАТЬ. ДАЛЕЕ КАТЕГОРИЧЕСКИЙ ЗАПРЕТ НА СЛОВА СДЕЛАЮ ПОТОМ . "ЗДЕСЬ СЕЙЧАС", И В" ПОЛНУЮ НОЖКУ" . А СПЕКТАКЛЬ ЭТО ПРОСТО "РЕПЕТИЦИЯ НА ЗРИТЕЛЯ " ВОТ ТАКИЕ ОСНОВНЫЕ ПУНКТЫ ЭТИКИ К.С. СТАНИСЛАВСКОГО КОТОРЫЕ ПОМОГАЮТ МНЕ СОХРАНЯТЬ НОРМАЛЬНУЮ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И РАБОТУ В КОЛЛЕКТИВЕ.. Билет Отношение— основа действия. Из отношений человека вытекает его поведение, то есть действие и поступки человека. Не имея отношений, нельзя действовать. А действия — это язык театра и материал актерского искусства. Пока актер не начал действовать, нет искусства, нет театра. Но действия коренятся в отношениях. Поэтому мы вправе сказать, что сценические отношения. — основа актерского искусства. Это искусство зарождается в отношениях и реализуется в действиях. Чтобы сыграть роль, актер должен верно определить отношения действующего лица, сделать эти отношения своими (то есть воспитать их в себе, вжиться в них) и на основе этих отношений логично, целесообразно и продуктивно действовать. 2. Мышечная свобода как важнейший элемент для создания творческого самочувствия, внутренней техники актера. Свобода внешняя и внутренняя Представьте себе зал, в котором происходит большое собрание. Вот вошел в этот зал опоздавший человек. Вот он пробирается к свободному месту где-то в заднем ряду. Его движения свободны, естественны и покойны. Вот он с кем-то поздоровался, кому-то бросил на ходу какую-то фразу. Кому-то улыбнулся и, наконец, уселся на стул. Кисти его свободных рук покойно улеглись у него на коленях. Глаза его устремились на оратора, он начал внимательно слушать. Во всем его существе — полная свобода и непринужденность. Но вот оратор закончил свою речь и сошел с трибуны. «Слово предоставляется товарищу...»— и председатель назвал фамилию опоздавшего человека. Посмотрите, что с ним сделалось! Вот он встал и идет по проходу к трибуне. Почему его движения вдруг стали такими неловкими? Зачем он все время одергивает свой пиджак? Почему он так неестественно улыбается? Вот он добрался до трибуны. Посмотрите на его руки, которыми он без всякой надобности ожесточенно теребит полы своего пиджака. Откуда в них столько напряжения? Зачем он поправил свой галстук? Почему у него вдруг запершило в горле и ему понадобилось откашляться? Разве он простужен? Вовсе нет! Ведь он незадолго до этого целый час спорил по какому-то вопросу со своим приятелем и ни разу не кашлянул. «Товарищи!» — воскликнул он наконец, хотя и очень громко, но каким-то сдавленным, неестественным, совсем несвойственным ему голосом, и, посмотрите, какие крупные капли пота вдруг выступили у него на лбу! Если бы этому человеку удалось сосредоточить свое внимание на тех мыслях, которые он хочет высказать, он снова почувствовал бы себя непринужденно, но легко сказать: сосредоточить внимание. А если человек не может этого сделать? Мы знаем, что, для того чтобы научиться управлять своим произвольным вниманием на глазах зрителя, актеру приходится тренировать эту способность в течение длительного времени. Но тут возникает вопрос: почему же иной оратор, даже не подозревающий о существовании специальных упражнений на внимание, выходит на трибуну и чувствует себя как рыба в воде: просто и свободно излагает свои мысли, непринужденно и естественно жестикулирует, в паузах своей речи покойно собирается с мыслями, нисколько не смущаясь тем, что публике приходится дожидаться, пока он все свои доводы не приведет в нужный порядок? Вы скажете: это опытный оратор, у него выработалась привычка к публичным выступлениям. Но почему же один, без конца выступая на всевозможных собраниях, никак не может добиться от себя свободного поведения на трибуне, а другой после двух-трех выступлений «привыкает» и чувствует себя легко и свободно? Не в том ли здесь дело, что один, выходя на трибуну, не очень хорошо знает, что он хочет и должен сказать, а другой, наоборот, все продумал, проверил, отдает себе полный и ясный отчет в своих собственных мыслях и поэтому исполнен уверенности в своей правоте? Один, находясь на трибуне, живет совсем не по существу того, что он должен сказать, — думает: что о нем скажут, как он выглядит, какое впечатление производит он на своих слушателей. У второго же одна-единственная задача, одна-единственная цель: убедить аудиторию в своей правоте. А так как он уверен в непреодолимой силе тех доводов, которые живут в его голове, он совершенно спокоен. И если волнуется, то волнуется по существу своих мыслей: он негодует на своих противников, приходит в ярость против врагов и испытывает восторг перед лицом тех истин, которые он пришел утвердить. Он совсем не думает о себе, он беспокоится лишь о том деле, ради которого он вышел на трибуну. Он не красуется и не кокетничает. Он до конца серьезен, он делает важное и нужное дело. И, несмотря на то, что он мало искушен в ораторском искусстве, тело его совершенно свободно, ибо оно всегда бывает свободно у каждого человека, когда он делает дело, которое очень хорошо знает и в необходимости которого до конца убежден. В этом случае его внешняя (физическая) свобода является следствием его внутренней свободы. А внутренняя свобода — это уверенность, это отсутствие колебаний, это полная убежденность в необходимости поступить именно так, а не иначе. Итак, знание дает уверенность, уверенность порождает внутреннюю свободу, а внутренняя свобода находит свое выражение в физическом поведении человека, в пластике его тела. Театральным педагогам нередко приходится сталкиваться с такого рода явлением. Приходит какой-нибудь молодой человек держать вступительный экзамен в театральную школу и очень бойко, очень уверенно читает стихотворение, басню или разыгрывает какую-нибудь сценку. Все это он делает очень плохо, со множеством самых примитивных, самых безвкусных театральных штампов, но физически ведет он себя довольно свободно: мышцы его не напряжены, движения пластичны. Его принимают в школу. Проходит месяц-другой, и человека нельзя узнать. Где его прежняя смелость, где его свобода? Перед нами на сцене — робкий, застенчивый, физически зажатый, напряженный, неловкий молодой человек. Что же с ним сделалось? Ничего особенного. Он только понял, что все, что он делал на сцене до поступления в школу, было очень плохо. А делать хорошо он еще не научился. Он знает теперь, как не нужно делать, а как нужно — не знает. Отсюда потеря уверенности в себе, внутренний и внешний зажим. Профаны в таких случаях иногда возмущаются: — Что они сделали с парнем? Что это у вас за метод такой — лишать человека смелости? Разве смелость — не положительное качество для актера? Был парень как парень, а теперь это какая-то деревянная кукла! — Успокойтесь, товарищи! Ничего страшного не произошло. Все идет, как надо. Вы восхищались смелостью дилетанта, — придите года через два — и вы будете восхищаться свободой и смелостью настоящего мастера. Как в жизни, так и на сцене, внешняя свобода — результат свободы внутренней. Актер до конца свободен только тогда, когда он хорошо знает все, что касается его роли, когда он до конца убежден в необходимости этих слов, этих поступков, этих объектов внимания. У него и тени сомнения не должно быть, что он ведет себя на сцене не так, как нужно. Абсолютная внутренняя убежденность — вот истинный источник внутренней, а следовательно, и внешней свободы актера. Нет этой убежденности — ненужными становятся и все объекты внимания. И как бы актер ни старался за внешней развязностью скрыть свою внутреннюю беспомощность, ни один мало-мальски требовательный зритель не согласится принять эту развязность за настоящую сценическую свободу. Мускульное напряжение и грубый нажим — неразлучные спутники актерской развязности. Они-то и выдают актера, когда он хочет обмануть зрителя и притворяется, что он будто бы чувствует себя на сцене так же легко и свободно, как у себя дома. Большею частью утрата физической свободы выражается у актера в перегрузке мускульной энергии, то есть в мышечном перенапряжении. Представим себе актера, находящегося на сцене, который по ходу своей роли должен совершенно спокойно сидеть в кресле. Для того чтобы поддерживать тело в указанном положении, совершенно не требуется, чтобы, например, мышцы рук или ног находились в деятельном состоянии. Если они будут находиться в состоянии полного покоя, положение тела от этого нисколько не изменится. Между тем мы часто можем наблюдать, как у актера, неподвижно сидящего в кресле, без всякой надобности напрягаются руки и ноги. В результате поза, в которой он сидит, кажется нам неестественной и мертвой. Иногда у актера напрягается даже лицо, и тогда сколько-нибудь живая и выразительная мимика становится совершенно невозможной. Однако для того чтобы поддерживать тело в определенном положении, всегда бывает необходимо известное напряжение в определенных мышцах (например, в данном случае, то есть когда человек сидит в кресле, необходимо участие мускулатуры шеи и корпуса). Но и тут мы нередко наблюдаем нарушение внутреннего закона пластики. Оно выражается в том, что эти мышцы напрягаются гораздо сильнее, чем нужно. Но вот перед актером возникает необходимость сделать какое-нибудь движение — что же мы видим? Он на это движение расходует такое количество энергии, которого не только достаточно, чтобы передвинуть стул, но могло бы хватить на целый комод. Итак, отсутствие мускульной свободы у актера может выражаться, во-первых, в наличии напряжения там, где его совершенно не должно быть, и, во-вторых, в чрезмерном напряжении (в перенапряжении) тех мышц, участие которых необходимо. Нередко случается, что у актера некоторые мышцы, таким образом, пребывают в бесцельно напряженном состоянии с момента его выхода на сцену и вплоть до ухода с нее. Вот почему у некоторых актеров игра на сцене сопровождается таким сильным физическим утомлением. Известно, что даже во время самой тяжелой физической работы ни одна мышца у человека не пребывает в состоянии непрерывной деятельности: моменты напряжения всегда чередуются с моментами покоя, причем если данная работа является привычной для человека, то это чередование протекает ритмически закономерно. Вот почему во всякой физической работе такое значение имеет ритм. Так, например, если человек колет дрова, то каждый удар топора по полену завершается секундой полного мускульного освобождения. Таким образом, деятельность каждой мышцы во время физической работы протекает следующим образом: напряжение — освобождение, напряжение — освобождение и т.д. В момент напряжения происходит усиленное сгорание вещества, в момент покоя — его частичное восстановление (при помощи материала, который поставляет кровь, всегда обильно притекающая к работающей мышце). Правильное, ритмически закономерное чередование моментов напряжения и освобождения нарушается лишь в тех случаях, когда работа у человека не ладится, когда он не овладел еще данным видом работы. Каждый по себе знает, что работа начинает спориться только тогда, когда человек попадает наконец в тот ритм, который присущ данному виду работы. Когда это достигнуто, физические силы человека начинают расходоваться наиболее экономно, и работа становится максимально продуктивной. Теперь понятно, почему наиболее утомительными для человека являются длительные мышечные напряжения без всякой работы, то есть такие периоды, когда мышцы напрягаются, а данная часть тела остается неподвижной. При таких напряжениях в мышце происходит усиленное сгорание вещества без возможности его восстановления. Неудивительно что актеры нередко уходят со сцены мокрыми от пота, с ощущением необычайной физической усталости, точно они не на сцене играли, а таскали на себе кирпичи. Мы сказали, что большей частью актерская несвобода выражается в перегрузке мускульной энергии. Но иногда она выражается также и в недогрузке. Если перегрузка мускульной энергии влечет за собой скованность, зажатость всего тела и каждого движения, то недогрузка, наоборот, ведет к их расхлябанности, вялости, развинченности. Этот второй вид сценической несвободы можно наблюдать у актеров, воспитанных на основе ложно понятой системы К.С. Станиславского. Некоторые преподаватели поняли тезис К.С. Станиславского о мускульной свободе совершенно неправильно: они решили, что К.С. Станиславский будто бы требует, чтобы мышцы актера всегда находились в состоянии минимального напряжения. Вместо того чтобы бороться с излишним мускульным напряжением, они объявили войну вообще всякому напряжению и стали, таким образом, воспитывать в своих учениках мускульную вялость. В результате их ученики потеряли всякую способность к сильным жестам, к четкому, энергичному, законченному сценическому движению. Впрочем, этот второй вид сценической несвободы в чистом виде встречается сравнительно редко. Но зато мы очень часто можем наблюдать, как оба вида превосходно уживаются в актере одновременно. Принцип компенсации Бывает, что в одних частях тела происходит перегрузка мускульной энергии, а в других, наоборот, ее недогрузка. Сильное напряжение в одной группе мышц компенсируется ослаблением деятельности какой-нибудь другой. Это вполне естественно. Каждый может проверить это на самом себе. Попробуйте сильно сжимать руками какой-нибудь предмет, устранив напряжение во всем теле. Потом введите в действие мускулатуру ног. Вы увидите, что напряжение в ваших руках тотчас же значительно уменьшится. Мне пришлось столкнуться с этим явлением на одной из репетиций. Я очень долго добивался от актера, чтобы он в определенном месте своей роли сделал энергичный жест правой рукой. Но все мои усилия оставались тщетными. Актер добросовестно старался выполнить задание, но жест получался вялый и неубедительный. Так продолжалось до тех пор, пока я не понял, что актеру мешает чрезмерное мускульное напряжение в других частях тела. Когда это напряжение удалось устранить, жест, которого мы так долго и тщетно добивались, получился очень легко и быстро. Таким образом, наличие чрезмерного напряжения в какой- нибудь одной части тела может парализовать и те органы, в которых этого излишнего напряжения нет. В этом случае одни части тела оказываются мертвыми из-за перенапряжения, а другие, наоборот, от недостатка энергии. В описанном явлении закон компенсации проявляет себя в пределах одного вида энергии: недогрузка мускульной энергии в одних мышцах компенсируется перегрузкой той же энергии в других. Но этот же закон проявляет себя и в более широком масштабе: согласно принципу компенсации, определенное количество энергии того или иного вида может быть замещено эквивалентным количеством мускульной энергии, и наоборот. Поэтому деятельность, вызывающая усиленное расходование мускульной энергии, влечет за собой ослабление деятельности, требующей большого расходования нервной энергии. Вот почему тяжелая физическая работа несовместима с усиленной деятельностью интеллекта. Усиленная интеллектуальная работа требует максимального физического покоя и обычно бывает связана с расслаблением мускулатуры тела. Чтобы убедиться в сказанном, попробуйте сильно напрячь мышцы своего тела и, сохраняя это напряжение, прочитать по книге несколько страниц или решить какую- нибудь математическую задачу. Вы увидите, что ваша умственная работа в этих условиях окажется весьма непродуктивной: вы просто-напросто не сможете как следует сосредоточить свое внимание на заданном объекте. Причина этого будет заключаться в том, что большая часть энергии вашего организма будет поглощена деятельностью ваших мышц и на обслуживание интеллектуального процесса энергии останется очень мало. Вот почему мы вправе утверждать, что, если актер в процессе игры расходует большое количество физической энергии, это значит, что его психические способности (его мысли и чувства) участвуют в творческом процессе в ничтожной степени. «Раз актер потеет на сцене, долой со сцены!» — любил повторять К.С. Станиславский. Эту истину каждому актеру следовало бы запомнить раз и навсегда. Актер должен знать, что его труд, когда он действительно является творческим, сопряжен с очень незначительным расходованием физической (мускульной) энергии; он требует от актера затраты не столько его телесных сил, сколько душевной и интеллектуальной энергии; он требует огромного внутреннего напряжения при большой физической свободе. Билет Вопрос 1. Два вида сценических отношений
Методически нам кажется полезным различать два вида сценических отношений: 1) отношения, сложившиеся в процессе жизни образа до начала-пьесы, и 2) отношения, возникающие в процессе сценической жизни образа (оценка фактов). Ведь сознание человека, его психика хранят в себе следы огромного количества всякого рода воздействий окружающей среды, полученных на протяжении прожитой им жизни. Эти следы живут в сознании человека в форме определившихся, отстоявшихся, ставших привычными отношений человека ко всему, что его окружает. Вот почему мы всегда можем заранее предвидеть, как будет реагировать на тот или иной факт близкий нам человек, то есть такой человек, которого мы очень хорошо знаем. Поэтому, работая над ролью, актер прежде всего должен определить, понять и сделать своими отношения первой группы, то есть такие, которые сложились в результате жизни, прожитой данным персонажем до начала сценического действия. Тогда сами собой в процессе действования будут рождаться отношения второй группы. Иначе говоря, предварительная заготовка отношений первой группы является необходимым условием естественного, живого, органичного и непроизвольного возникновения отношений второй группы. Это по Б. Е. Захава
Билет - Часть 1. Оценка факта. Зарождение сценического действия Оценка факта
Отношения группы, то есть такие, которые возникают в процессе действования, называют также оценкой фактов. Всякий возникающий на сцене новый факт требует со стороны актера-образа определенной оценки. Иногда эта оценка носит сознательный, в той или иной степени рациональный характер, иногда же она возникает в форме чисто эмоциональной и выражается в импульсивном, непроизвольно возникающем действии. Отсюда требование: актер должен уметь правдиво и органично оценивать возникающие на сцене факты. Иногда это требование выражают так: актер должен уметь принять неожиданность. Ведь всякий возникающий на сцене факт — будет ли это не имеющая существенного значения реплика партнера или же, наоборот, какое-нибудь очень важное для данного персонажа событие — всегда в той или иной степени является неожиданностью для действующего лица. Следовательно, такой же неожиданностью каждый факт сценической жизни должен быть и для самого актера. Заранее известное воспринять как неожиданное — в этом главная трудность актерского искусства, но именно в этом, прежде всего, и проявляется талант актера. Как известно, научить таланту нельзя, но научить создавать максимально благоприятные условия для органического возникновения этой живой, естественной, непроизвольной эмоциональной оценки каждого события на сцене — не только можно, но и должно. Из числа этих условий одним из важнейших является предварительная заготовка устойчивых и прочных отношений, накопленных данным действующим лицом на протяжении всей его жизни. Без такой заготовки невозможны эти мощные взрывы сценической веры актера, необходимые для органической эмоциональной оценки сценических неожиданностей. Рассмотрим в виде примера один из самых острых моментов роли городничего из гоголевского «Ревизора». Городничий в первом акте обсуждает с чиновниками возможный приезд ревизора. Вдруг со словами: «Чрезвычайное происшествие! Неожиданное известие!» — вбегают Бобчинский и ДобчинскиЙ. Далее следует пространный рассказ Бобчинского о приехавшем в гостиницу молодом человеке. Рассказ этот завершается словами: «А вот он-то и есть этот чиновник». «Кто, какой чиновник?» — спрашивает городничий, боясь признаться самому себе, что он отлично понял Бобчинского. «Чиновник-то, о котором изволили получить нотицию, ревизор»,— поясняет Бобчинский. Не ясно ли, что эти слова должны прозвучать для городничего, как удар грома? «Что вы, господь с вами! Это не он»,— в страхе (как указывается в авторской ремарке) произносит городничий. Спрашивается: сможет ли актер верно произнести эти слова, если он всем своим существом не оценит того страшного содержания, которое заключено для него в полученном сообщении и в самом слове «ревизор»? Но сможет ли он это сделать, если он предварительно не накопил тех отношений, которые составляют внутреннее содержание личности городничего, — если он не привык относиться, например, к своей служебной должности как к источнику личного своего благополучия; к сослуживцам как союзникам или как к врагам в борьбе за это благополучие; к городу как к своей собственной вотчине, где он может распоряжаться как неограниченный владыка; к гражданам этого города как к просителям, с которых при случае можно содрать взятку; к казенным деньгам как к своим собственным; к самой жизни как к источнику самых грубых чувственных наслаждений и т.д. и т.п.? Только превратив все эти отношения в свои собственные, сделав их для себя привычными, подкрепив их при помощи своей фантазии множеством живых конкретных фактов биографии городничего, пережив эти факты в своем творческом воображении, сможет актер верно и органично принять известие, принесенное Бобчинским, а затем начать соответствующим образом действовать. Итак, сосредоточенное внимание актера и его вера в правду вымысла рождают в актере нужные отношения, а эти отношения служат той почвой, на которой зарождаются действия. ЭЛЕМЕНТ АКТЁРСКОЙ ПСИХОТЕХНИКИ СЦЕНИЧЕСКОЕ ДЕЙСТВИЕ
Действие – это единство мысли, чувства и целого комплекса целесообразных физических движений, когда человек целесообразно действует, у физического рождается психическое, а у психического – физическое, ибо во всяком физическом есть психическое и наоборот.
ВИДЫ СЦЕНИЧЕСКОГО ДЕЙСТВИЯ Физическим действием называется такое действие, которое имеет целью внести то или иное умение в окружающую человека среду, в тот или иной предмет и для осуществления которых требуется затрата физической энергии. Например: физическая работа, спорт, бытовые действия, действия. Совершающиеся по одиночке к другому человеку (ударить, поднять).
Психическим действиеммы называем такие действия, которые имеют целью воздействовать на психику человека, чувства, сознание, волю. Например: обдумывать, просить, утешать, требовать и т.д.
Физические действия могут служить для «приспособления» для психического действия, например: чтобы утешить человека, надо проделать ряд физических действий.
Словесное действие– это «заражение» партнёра образным видением.
Билет №6. 1 вопрос: Действие – основа сценического существования. Виды действия. Действие – основа сценического искусства. Сценическое действие. Движение есть перемещение в пространстве. Действие - это деятельность, направленная к определенной цели. Внутреннее и внешнее действие. Взаимосвязь физического и психологического действия. Составные части действия, оценка, пристройка, выбор приспособлений, воздействие. Действие и противодействие..Сценическая задача - ряд действий образа, направленных к одной определенной цели. Три элемента сценической задачи: действие ("что я делаю?"), хотение ("для чего я это делаю?") и приспособление ("как я делаю?"). “Каждое физическое действие должно быть активным действием, ведущим к достижению какой-либо цели, точно так же, как и каждая фраза, произнесенная на сцене. Станиславский часто приводил мудрое изречение: “Да не будет слово твое пусто и молчание твое бессловесно”. “Действия и задачи” (пример из репетиционной практики). Линия физических действий – способ фиксации переживаний. |
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-06-09 lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда... |