ОСВОБОЖДЕНИЕ МАЭДРОСА И ОТКАЗ ОТ ВЛАСТИ

За годы, прошедшие со времени прихода войска Финголфина в Средиземье, Фингон не узнал, что Маэдрос вспомнил о нём при сожжении кораблей [1] и вовсе не участвовал в этом. ‘Но ради старинной дружбы и ради исцеления вражды между нолдор в 5 г. П.Э. Фингон в одиночку пробирается в твердыню Врага и поднимается на склоны Тангородрима. Не найдя, как пробраться внутрь самой крепости, он бросает вызов оркам, заиграв на арфе и запев сложенную в Амане песнь [1]. Голос Фингона громок, ‘эхо может далеко разносить его среди холмов [188] – а, значит, и среди гор. Маэдрос слышит песню и ‘слабым голосом подхватывает её [1]: Врагу не удалось сломить его - не только подчинить себе, но и довести до опустошения, до того, чтобы в его сердце осталось только желание избавиться от мук да ненависть к Морготу. Нет, ‘песня друга, песня, сложенная до начала раздоров, заставляет его забыть о мучении [1], оказывается важнее пережитых страданий и возможности спасения. Маэдрос, услышав голос друга, отвечает не мольбой о помощи, что казалось бы самым естественным, но запевает вместе с ним песню мирных, ничем не неомрачённых лет - в Ангбанде, прикованный за руку. Лишь затем ‘Маэдрос окликает друга. Видя, что Фингон не может забраться на скалу и только оплакивает его судьбу у подножия, Маэдрос молит застрелить его, страдая без надежды [1]. Эльдар, лишённые надежды, в крайнем горе или усталости могут уйти из жизни по собственной воле [11], но Маэдрос не пытается умереть сам. Неужели чары Моргота могли иметь такую власть над феа, чтобы помешать ей уйти? Вероятно, такой уход возможен лишь для эльдар, которые вовсе лишились надежды - а Маэдрос потерял лишь надежду на то, что можно освободиться от мук и плена иным способом, но ‘пламя жизни ярко горит в нём [1].

Ведь и ‘Фингон, взывая к Манве, просит лишь ускорить полёт стрелы, не имея лучшей надежды [1] - иной помощи он не ждёт даже от Короля Арды. Но получает её: ‘слетевший с заоблачных высот Торондор останавливает его руку, уже натянувшую лук, и несёт Фингона к скале. Орлы жили в скалах Севера, принося Манве вести о том, что творилось [1], значит, они давно знали об участи Маэдроса, но помощь он получил лишь по просьбе Фингона. Возможно, Маэдрос не обращался к Манве - то ли из гордости и недоверия к валар, то ли помня о словах Мандоса ‘«даже эхо ваших рыданий не перейдёт гор» [15] и потому считая просьбы бесполезными? Или же он решился просить о помощи - и не получил ответа, так как в первую очередь ‘гнев валар лежал на Доме Феанора [15]?

Даже подлетев к Маэдросу, Фингон не может ни разъять зачарованные оковы, ни разрубить их, ни вырвать из камня, и Маэдрос вновь молит убить его [1]. Не потому ли он в таком отчаянии, что спасение казалось совсем близким - и оказалось невозможным? Оставленный на другом берегу Фингон вопреки всему пришёл не только в Средиземье, но и в Ангбанд, не был схвачен или убит - и не может даже приблизиться! Манве неожиданно ответил на просьбу Фингона, орёл поднимает его к Маэдросу, он уже рядом - и не может освободить друга от оков! Когда свершаются настоящие чудеса - и одно за другим оказываются бесполезными, бессильными - это может повергнуть в ещё большее отчаянье, чем когда ничего не происходит. Но Фингон находит выход, ‘отрубив руку Маэдроса выше кисти [1]. Ничто уже не держит его на скале, и Фингон, видимо, подхватывает друга. ‘Орёл очень велик - размах его крыльев составляет тридцать фатомов [182, 189] (более пятидесяти метров), и измученный Маэдрос может лежать на его спине, не опасаясь упасть.

Торондор несёт их в Митрим [1]. Полёт орла, видимо, отчасти направляет Фингон, знающий об отношении своего отца и брата к сыновьям Феанора. Так что, скорее всего, орёл опускается на южном берегу, ‘где стоит лагерь братьев Маэдроса [1]. Они не могли не радоваться, что он жив и свободен, хотя и измучен, и не изумляться подвигу Фингона, который, казалось, был «на другой стороне». И вряд ли могли не думать, что спасение старшего брата оказалось возможным - и никто из них не пытался сделать это. ‘Все нолдор славят Фингона за его подвиг [1] – значит, и сыновья Феанора тоже. Маглор, тогда или позже, мог и сложить песню в его честь.

Поначалу братьям нужно заботиться о Маэдросе. Хотя ‘его силы, как и у всех, выросших в Амане, велики, и пламя жизни ярко горит в нём, лишь спустя время он исцеляется от последствий пыток, и тело его вновь становится крепким и сильным [1] - не считая руки: ‘эльдар, быстро исцеляясь от ран, не способны восстанавливать утраченные части тела [162]. С тех пор он всегда держит меч в левой руке [20]. Эльдар одинаково владеют обеими руками, например, обычно умеют писать левой [135], так что Маэдросу не пришлось учиться пользоваться левой рукой вместо правой, как это было бы с человеком; скорее, пришлось учиться пользоваться одной рукой вместо обеих. ‘Тень боли остаётся в его душе [1]. Но если позже отважного Гвиндора страдания в плену и увечье (при побеге враги отрубят ему левую руку [190]) лишат былых сил и доблести [190] - Маэдрос, напротив, становится ещё сильней. ‘Дух его с этих пор пылает белым пламенем, и он кажется возрождённым из мёртвых [35], полный энергии и грозный, ужасающий («keen and terrible») [36, 47] для врагов; ‘даже лицо Маэдроса может излучать невыносимый для орков свет [36]. Главная его цель - борьба с Морготом: ‘он жил, чтобы меч в его левой руке стал более гибельным (для врагов), чем раньше в правой («he lived to wield his sword with left hand more deadly than his right had been») [1].

Это, конечно, не значит, что ничто другое более не имеет для него значения. ‘После спасения дружба между Маэдросом и Фингоном возобновляется [20]. Раз все нолдор славят подвиг Фингона [1], то есть знают обо всём, случившемся с Маэдросом, то первое время он привлекает всеобщее внимание. Фингон тогда же должен был узнать о словах Маэдроса в Лосгаре, а Маэдрос - о переходе Хелькараксе и о том, каких жертв стоил этот переход.

Маэдрос - король и Глава Дома - вернулся, и все братья вновь вместе. Не ранее этого времени сыновей Феанора начинают временами называть просто ‘«Семеро» [191]. Такое общее наименование лучше, чем что-либо иное говорит об их особом единстве между собой, явно заметном для других. Благодаря этому единству сыновей Феанора могут и воспринимать и оценивать как одно целое, не разделяя поступки братьев. Так, ‘из-за деяний Келегорма и Куруфина Нарготронд откажет в поддержке Маэдросу [77], который в этих деяниях никоим образом не виновен.

Маэдрос встречается с Финголфином и просит прощения за то, что его и его сторонников бросили в Арамане (буквально «за оставление в Арамане» - «for the desertion in Araman» [1]), то есть за сожжение кораблей в Лосгаре. Просит прощения за то, чего сам не делал и не желал, беря на себя ответственность за поступки отца и братьев. ‘Также Маэдрос отдаёт Финголфину его добро, увезённое на кораблях [175], и, во искупление потерь, часть вывезенных на кораблях коней [1] воинства Феанора (коней воинства Финголфина могли лишь вернуть вместе с его добром, а не отдать во искупление потерь).

Тогда же Маэдрос отказывается от притязаний на королевскую власть над всеми нолдор и признаёт Верховным королём Финголфина [1]. Подлинной власти над всеми нолдор Средиземья у Маэдроса не было - пришедшие с Финголфином не признавали власти Дома Феанора. Но ‘верховная власть отошла от Дома Феанора, от старших, к Дому Финголфина только после отказа Маэдроса [1], то есть до того он оставался Верховным королём нолдор, хотя и не всеми признанным. Желай он власти, он мог бы по-прежнему оставаться независимым правителем тех, кто согласен ему подчиняться, более того, привлечь на свою сторону и других. Ведь отношение к Маэдросу не могло не измениться после того, как узнали о его действиях в Лосгаре и о том, что ему довелось пережить. Иные из тех, кто не соглашался признать власть Феанора, могли иначе смотреть на его старшего сына. Но если бы Маэдрос в самом деле сохранил положение независимого властителя, тем более попытался оспорить власть Финголфина над его народом - между сторонниками двух королей нолдор, не признающих друг друга, неизбежно вновь начались бы соперничество и вражда. Маэдрос не желает этого: с первых шагов по Средиземью (когда он желал перевезти на другой берег оставленных - не одного Фингона [15]) он стремится к объединению, а никак не розни. Ради единства нолдор Маэдрос соглашается подчиниться, подчинить своих братьев и сторонников Финголфину, невзирая на его отношение к Феанору и его сыновьям, и даже лишить свой Дом права на первенство в будущем. В решении Маэдроса могло сыграть свою роль и то, что Финголфин - отец Фингона, но разве признал бы Фингон королём Феанора оттого, что он - отец его лучшего друга?

Маэдрос говорит Финголфину:

«Если бы никакие обиды не лежали между нами, лорд, королевская власть заслуженно перешла бы к тебе, старшему в Доме Финве здесь (т.е., в Средиземье) и не последнему из мудрых» [1].

«Старшему» - не по возрасту: можно вспомнить о том, что ‘Финрода называют младшим среди великих владык нолдор после Финголфина, Фингона и Маэдроса [177]. Не потому, что Фингон мог быть старше Маэдроса по возрасту, а потому, что Финголфин - Верховный король нолдор, а ‘Фингон - первый после него [177] (его наследник). Сейчас же Финголфин мог быть назван старшим потому, что он - сын Финве, а Маэдрос - его внук: при наследовании «по лествице» Финголфину принадлежит старшинство в роду. Однако порядок наследования среди нолдор не мог определиться до гибели Финве и Исхода нолдор - в то время, когда никто не мог помыслить о возможной гибели Короля нолдор. Таким образом, последующее наследование «по лествице», скажем, переход власти от Фингона к Тургону, а не к Гиль-Галаду, определяют именно эти слова Маэдроса и его отказ от власти. При таком порядке, после Финголфина Верховным королём должен был стать сам Маэдрос, но он отказался и от первенства своего Дома: ‘Верховное владычество ушло от Дома Феанора к Дому Финголфина [1], то есть именно Дом Финголфина с этого времени считается старшей ветвью Дома Финве, потому Фингон и будет наследовать отцу.

Из того, что Финрода называют младшим - после Маэдроса [177], также следует, что Маэдрос отказался от первенства Дома Феанора только в пользу Дома Финголфина - но не Финарфина. Еще стоит обратить внимание на слова Маэдроса о том, что власть перешла бы к Финголфину заслуженно, справедливо, по праву («rightly»[1]), то есть Маэдрос утверждает, что у него самого меньше прав на то, чтобы стать Верховным королём, чем у Финголфина. Не каждый способен признать такое - тем более, что как раз Финголфин за первенство боролся - с Феанором.

Род Феанора, по пророчеству Мандоса, отныне называют Обездоленным [1], хотя до того он был величайшим из Домов нолдор (Келегорм и Куруфин попытаются сделать его величайшим снова [20], а величайшим он мог быть только до отказа Маэдроса от власти: затем ‘сыновья Феанора уступают другим Домам и по старшинству, и по площади земель [177]). Отчасти род называют Обездоленным и из-за утраты сильмариллов [1] - но это было известно и до пророчества Мандоса, так что основной причиной для появления такого названия является всё-таки утрата главенства над нолдор. Но ‘вражда между Домами Финголфина и Феанора исцеляется [1] благодаря поступкам Фингона и Маэдроса.

Не все братья в душе соглашаются с Маэдросом [1], значит, кто-то из сыновей Феанора считает, что Маэдрос прав - наверняка Маглор, хотя, возможно, не он один. ‘Позже Келегорм и Куруфин пожелают захватить власть в Нарготронде - из-за того, что они из старшего Дома [4] - и будут стремиться снова сделать свой Дом величайшим Домом нолдор [20]. Наверняка им не по душе решение Маэдроса, сделавшее их род Обездоленным. Но все сыновья Феанора всё же принимают его. И позже братья могли не разделять позицию Маэдроса, но лишь стремились убедить его в своей правоте. Ни разу не случалось, чтобы они игнорировали его решения или открыто выступали против них. Разумеется, после гибели отца он – старший в Доме Феанора; но его братьев трудно заподозрить в почтении к какой-либо формальной власти, решения и действия которой они не одобряют. Здесь стоит говорить о большом авторитете Маэдроса. Конечно, тут сыграло свою роль и то, что он – старший брат, и его возвращение из плена, и то, что всё пережитое сделало его ещё сильней, чем прежде.

Нужно отметить, что просьба Маэдроса о прощении и его отказ от Верховной власти в тексте разделены, и именно с последним согласны не все его братья («For Maedhros begged forgiveness for the desertion in Araman; and he waived his claim to kingship over all the Noldor, saying to Fingolfin: 'If there lay no grievance between us, lord, still the kingship would rightly come to you, the eldest here of the house of Finwe, and not the least wise.' But to this his brothers did not all in their hearts agree» [1]; «But Maidros begged forgiveness for the desertion in Eruman, and gave back the goods of Fingolfin that had been borne away in the ships; and he waived his claim to kingship over all the Gnomes. To this his brethren did not all in their hearts agree» [175]. Из второго фрагмента видно, что разделение здесь - смысловое, а не связано только с длиной фразы, относящейся к отказу от власти). Таким образом, все семеро сыновей Феанора считают правильным просить прощения у Финголфина за сожжение кораблей. Неизвестно, все ли они думали так же до спасения Маэдроса Фингоном - но, во всяком случае, к этому времени братья раскаиваются в этом деянии, и не только в глубине души - они готовы признать себя виновными и просить прощения (ведь Маэдрос, кораблей не сжигавший, очевидно, говорит от имени всех сыновей Феанора).

Можно, например, отметить, что ‘к 316 г. П.Э. Аредель, перешедшая Хелькараксе, будет считать Келегорма и Куруфина своими друзьями [30], как прежде - едва ли это стало бы возможным, если бы Келегорм и Куруфин настаивали на том, что сожжение кораблей было правильным и нисколько не сожалели о нём.

Нолдор узнают о том, что сильмариллы целы, лишь после Дагор Аглареб, от эльдар, бежавших из плена [20], значит, до того они (включая и сыновей Феанора) об их судьбе не знают.

По одной из версий, Маэдрос после спасения передаёт Фингону Зелёный камень Феанора (предположительно Элессар), который отец отдал Маэдросу перед смертью [152].

По «Серым анналам», ненависть между Домами Финголфина и Феанора исцелилась уже после спасения Маэдроса, а не после его отказа от власти, и сам этот отказ выглядит иначе. Финголфина избирают Верховным королём нолдор на совете - уже после того, как Ангрод побывал в Дориате, и причиной такого выбора становится резкий ответ Карантира Ангроду, встревоживший большинство нолдор обоих Домов. Таким образом, в этом варианте Дом Феанора становится Обездоленным из-за вспыльчивости Карантира, а Маэдрос не сам решает отказаться от власти, а лишь охотно соглашается с решением совета. Все его братья принимают этот выбор с большим недовольством, но Маэдрос их сдерживает [20].

НОВАЯ ПОБЕДА

Рознь между нолдор отныне преодолена. Объединившиеся нолдор [1] (т.е., прежде всего Финголфин - с одной стороны, и Маэдрос - с другой) в том же 5 г. П.Э. [20] выходят из Хитлума на бой с силами Ангбанда [175]. Именно в Хитлуме, к которому принадлежит и область вокруг Митрима, все они находятся в то время, когда Маэдрос признаёт Финголфина Верховным королём нолдор. Таким образом, ‘не прошло и года после освобождения Маэдроса [20], как состоялся военный совет и полководцы трёх Домов нолдор, между которыми более нет вражды, согласовали свои действия. Скорее всего, как и ‘позже, в Дагор Аглареб, именно Финголфин и Маэдрос руководят основными силами [1] в последовавшей битве. 'После возвращения нолдор, когда их короли в своей мощи идут на войну, в их войсках используют сигнальные или освещающие путь огни («beacons») [192] - это должно относиться ко времени первой победы объединённых нолдор или же Дагор Аглареб. ‘Нолдор гонят перед собой слуг Моргота [175], загоняя их в Дор-Даэделос. ‘После этого они выставляют стражу на границах Дор-Даэделос, осаждая Ангбанд с запада, юга и востока [1].

Затем нолдор рассылают гонцов, чтобы изучать Белерианд и заключать союзы с его народами [1]. Так сыновья Феанора понемногу узнают весь Белерианд - ‘обширный край буков, дубов, вязов и цветущих лугов [193], и живущие в нём эльфийские народы - синдар и лаиквенди: ‘с гномами нолдор встретятся лишь спустя полтора столетия, люди же придут в Белерианд ещё столетиями позже [20].

Маэдрос размещает свои основные силы на севере (так как там в это время находится бóльшая часть войска нолдор [20]). Судя по всему, его братья также несут стражу или выставляют своих воинов. Учитывая, что ‘сыновья Феанора позже уйдут на восток, и Маэдрос будет считать, что именно на восточные земли придётся самый опасный удар Моргота, который и пожелает вызвать на себя [1] - скорее всего, сыновья Феанора и до того осаждают Ангбанд с востока.

СОВЕТ НОЛДОР

В 5 г. П.Э. [20] Маэдрос и его братья участвуют в совете, который держат властители нолдор [1] (т.е., король Финголфин и принцы нолдор, среди которых поначалу нет Ангрода). ‘На совете они обсуждают своё положение, решают, как завязать дружбу с синдар, как наилучшим образом собрать силы и разместить их для войны с Морготом [20], а также, где лучше селиться нолдор - так как говорится, что ‘многие находили южные земли прекрасней, чем холодные северные, и хотели обрести новый дом вдали от военных лагерей [20].

Завязать дружбу предстояло в основном с дориатрим, до сих пор никак не проявлявшими своё отношение к нолдор – тогда как защищённый Дориат под властью Элу Тингола и майи Мелиан мог бы многим помочь в борьбе с Морготом. С митрим сыновья Феанора, как говорилось выше, уже познакомились и наладили отношения. Фалатрим Кирдана, ‘с гаваней которого Келегорм снял осаду [1], тоже должны быть благодарны сыновьям Феанора и нолдор в целом, и ‘из всех синдар народ Кирдана был самым дружественным к нолдор [179].

На совет, где вопрос отношений с синдар Дориата является одним из важнейших, ‘приходит Ангрод, первым из нолдор пересёкший Завесу Мелиан, и передаёт слова Тингола. Король Дориата дозволяет нолдор селиться только в землях, где синдар немного - в Хитлуме, Дортонионе и к востоку от Дориата, требует от принцев нолдор, чтобы они думали, как держаться на землях Властителя Белерианда, и говорит, что в Дориат пропустит только приглашённых им гостей или тех, кто попросит его в крайней нужде [1]. Ни слова приязни к потомкам Финве, который ‘некогда был близким другом Эльве [65] и народу, что жил рядом с народом Эльве и шёл в Великий Поход вместе с ним, ни слова благодарности за то, что земли Белерианда освобождены от слуг Моргота, и многие синдар, подданные Тингола, спасены, в этом послании не прозвучало.

Маэдрос, услышав эти слова, лишь смеётся:

«Он - король, потому что может удержать своё, иначе его титул - лишь пустой звук. Тингол дарит нам земли, куда его власть не достигает. Только Дориатом он владел бы сейчас, не приди нолдор. Так пусть правит Дориатом и радуется, что его соседи - потомки Финве, а не орки Моргота, которых мы обнаружили. В других местах будет так, как нам покажется лучшим» [1].

Он не думает обвинять Тингола или держать на него обиду, а находит его действия разумными и, в общем, понимает их - вместе с тем замечая, что Тингол вне Дориата не может помешать нолдор жить так, как они захотят. Повиноваться Тинголу как Властителю Белерианда он не собирается.

Однако остальных сыновей Феанора такое приветствие, которое и другие нолдор сочли холодным, приводит в гнев [1] - возможно, потому, что именно ‘Феанор и его сыновья разбили армию, которая должна была завоевать Белерианд [1], и, как справедливо заметил Маэдрос, ‘без нолдор у Тингола остался бы лишь Дориат [1]. Сильнее всех разгневан Карантир, ‘самый опрометчивый и вспыльчивый из братьев [1] – и не только на Тингола, но и на Ангрода, ‘не любя сыновей Финарфина [1]. После слов Маэдроса Карантир громко восклицает:

«Более того! Пусть сыновья Финарфина не бегают со своими баснями туда-сюда к этому Тёмному Эльфу в его пещеры! Кто дал им право говорить с ним от нашего имени? И хотя они уже пришли в Белерианд, пусть не забывают так быстро, что их отец - властитель нолдор, хотя мать и другого рода». [1]

По всей видимости, прежде, чем идти в Дориат, Ангрод ни с кем не советовался, кроме Финрода, ‘посланником которого он явился к Тинголу [1], и этот упрёк Карантира («Кто дал им право говорить с ним от нашего имени?») понятен. Пока король Финголфин и принцы нолдор ‘обсуждают, как им лучше завязать дружбу с синдар [20] Дориата и, видимо, о чём лучше говорить с Тинголом, Ангрод, не дожидаясь их решения, уже беседует с королём Дориата, как считает нужным и о чём считает нужным он сам - или как ему посоветовал Финрод.

Судя по тому, что Карантир называет слова Ангрода «баснями (россказнями, сказками, сплетнями)» - «tales» [1], он, видимо, считает, что холодный ответ Тингола связан с тем, что именно ему рассказал Ангрод: ведь поначалу ‘синдар встречали нолдор горячо и радостно [1]. Представляется несомненным, что Ангрод, придя на совет, лишь передал слова Тингола, а не пересказал всю беседу с ним. Таким образом, Карантир не знает, что ‘Ангрод, считая все вины Феанора и его сыновей прощёнными, в разговоре с Тинголом ни слова не сказал о причине Исхода нолдор, о Братоубийстве в Альквалонде, о Клятве Феанора [1], поведав только о том, как Феанор героически погиб [20]. Разумным было бы расспросить самого Ангрода и о том, что именно было сказано, и о том, что Ангрод думает о Тинголе и причинах его неприязни к нолдор. Карантир вместо этого делает поспешные выводы, слова его резки, несправедливы и даже оскорбительны: он обвиняет сыновей Финарфина - то есть Ангрода и, видимо, Финрода - в неуважении к своему отцу, более того, его упрёки могли восприниматься и как обвинение в доносе и предательстве. Последнее видно из ‘исключённой из «Серых анналов» реплики Галадриэли: «Ибо детей Финрода (Финарфина) уже обвинили в распространении сплетен и предательстве своего рода» [85] (в черновике обвинения Тингола возмущали её, а не Ангрода [85]).

Неудивительно, что ‘Ангрод в гневе покидает совет, а Маэдрос сурово упрекает брата [1] - возможно, именно в этом. ‘Ангрод так оскорблён словами Карантира, что спустя шестьдесят лет (в 67 г. П.Э. [20]) именно из-за воспоминания о них расскажет Тинголу то, что знает о Братоубийстве в Альквалонде, Пророчестве Мандоса и сожжении кораблей. После этого Тингол запретит квенья в своих владениях и скажет, что готов сохранить дружбу лишь с Домами Финарфина и Финголфина [148]. Но нельзя сказать, что слова Карантира послужили тому причиной. Ведь ‘до Тингола к тому времени уже дошли слухи о Братоубийстве, и он обвинил в этом сыновей Финарфина [148]. Если бы Ангрод в ответ на обвинения смолчал, как и Финрод - не было бы особой враждебности Тингола именно к Дому Феанора, но, скорее всего, король Дориата обвинил бы в Братоубийстве всех нолдор и не пожелал бы принимать у себя даже сыновей Финарфина.

Из слов Карантира также видно, что он смотрит на Тингола свысока и с неприязнью, называя его ‘Тёмным Эльфом, живущим в пещерах [1] - то есть гордится тем, что сам он, в отличие от Тингола, жил в светлом Амане. При этом Карантир едва ли не знает - скорее забывает в запальчивости - что ‘Тингол и свет Древ видел, и с валар беседовал [67], не говоря о том, что он женат на майе Мелиан [178]. Правда, само послание Тингола можно назвать высокомерным по отношению к нолдор, и слова Карантира могут быть только реакцией на это высокомерие.

Напротив, Келегорм - хотя он, как и его братья, разгневан тоном и содержанием послания - видимо, относится к королю Дориата иначе. ‘Позже, когда он будет держать речь в Нарготронде, он назовёт Тингола великим – вместе с ним признавая его власть лишь над Дориатом [116].

Маэдрос смиряет братьев и вместе с ними оставляет совет [1]. Они же, по-видимому, не пытаются спорить с Маэдросом – в том числе и Карантир. Либо он и сам после упрёка Маэдроса понимает, что говорил не подумав, либо просто принимает его решение.