Категории: ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Событие двадцатое. «Спящая красавица»
Мы с Костей сделали еще один прощальный разворот над чердаком и уже хотели лететь за нектаром, как вдруг Костя Малинин заметил на стене дома маленькую желтенькую бабочку. Она сидела под железным желобом, вцепившись лапками в кирпичную стенку, сложив крылья, как прочитанную книгу. – Настоящая! – сказал Костя Малинин. – Не то что мы с тобой! Привет, бабочка! – крикнул он, помахав в воздухе лапкой. – Это крушинница. – Ну и пусть! – сказал я. – Давай скорее – летим за нектаром! – Подожди! Надо с ней познакомиться! – Вот не было печали! Эх ты, девчатник! – Здравствуйте, бабочка! – сказал Костя Малинин, цепляясь за стенку рядом с крушинницей. – Костя‑махаон – девчатник! Костя‑махаон – девчатник! – стал дразнить я Малинина, летая над самой его головой. – Привет крушинницам! – сказал Костя, поднимая в знак приветствия вверх обе лапки. – Позор девчатникам! – сказал я. Костя еще раз поздоровался с бабочкой, но она продолжала сидеть молча и неподвижно, не обращая на Малинина никакого внимания. – Ух и воображает из себя! – сказал я. – Так тебе и надо. – Да нет, она не воображает, – сказал Костя, внимательно разглядывая крушинницу. – Она спит! Конечно, спит! – Спящая красавица! Понятно. Проснись, спящая красавица! С вами хочет познакомиться сам Костя‑махаон из семейства парусников! Я сел рядом с бабочкой и потормошил ее лапкой. – Бесполезно! – сказал Костя. – Теперь ее из пушки не разбудишь. Она ведь на всю зиму уснула. – Почему это – на всю зиму? – Потому что у них, у бабочек, такой закон природы! – Чего ты врешь, Малинин, какой еще закон природы? – Да честное слово! Все бабочки осенью умирают или засыпают до самой весны. У них даже расписание есть, когда кому засыпать. – Подожди, а как же мы с тобой? – встревожился я. – Что – мы? – Мы с тобой тоже бабочки, значит, мы тоже заснем по расписанию? – Вообще‑то раз мы бабочки, значит, тоже, наверное, должны уснуть… когда‑нибудь. Меня это «открытие» просто ошеломило. – Так зачем же мы тогда с тобой превращались в бабочек? Если мы каждую минуту можем заснуть, да еще на всю зиму! Мы же на один день только превратились, а уснем вдруг – и каникулы зимние проспим. Эх, Малинин, Малинин! – Чего ты орешь? – сказал Костя. – Тебе же пока спать не хочется? – Нет еще. – Ну и летим за нектаром, а там будет видно. – Что значит «там будет видно»? А если я усну на лету и проснусь только весной, превращусь в человека, а на экзаменах что буду делать? По всем предметам двоек нахватаю из‑за тебя. – Подумаешь, – сказал Костя, – дома его спать не уложишь, а здесь он, видите ли, боится на лету уснуть. Не бойся, не уснешь. Я отвечаю! – Не усну? – Конечно, не уснешь. Осенью засыпают какие бабочки? Обыкновенные. А мы с тобой бабочки необыкновенные. – А какие же мы? – Мы с тобой человекообразные бабочки, вот какие! – заорал на меня Малинин. – Ну и что? – заорал я на Костю. – А то, что на человекообразных бабочек этот закон природы, может быть, не распространяется! – Может быть, не распространяется, а может быть, и распространяется! Я хотел еще немного поругать Костю Малинина за его легкомыслие и особенно за то, что он имел коллекцию бабочек, а скрыл от меня такой ужасный закон природы, но в это время над нами, шумя крыльями, пролетел воробей и тут же вернулся обратно. При виде воробья Малинин почему‑то сразу перестал на меня орать, съежился и полез прятаться под крышу.
Воробей прицепился к стенке недалеко от меня и нацелился на меня одним глазом. Лицо воробья показалось мне почему‑то очень знакомым. Когда он повернулся ко мне боком, я увидел, что у воробья нет хвоста. Теперь я его узнал сразу: это был тот самый куцый воробей, с которым я подрался на дворе из‑за овса. – Здорово, чепчик! – крикнул я своему старому знакомому. – Ты на меня не сердишься? – Баранкин, прячься сейчас же! – услышал я за спиной Костин голос. – Он тебя склюет! – Кто это меня склюет? Баранкин перед воробьями никогда… – Не успел я окончить фразу, как выскочивший из‑под крыши Малинин схватил меня за лапу и утащил под железный желоб. В эту же секунду бесхвостый воробей оказался на моем месте. Обнаружив мое исчезновение, он повертел во все стороны головой, подобрался к спящей крушиннице, внимательно ее осмотрел, клюнул, моментально проглотил и полетел как ни в чем не бывало дальше. Я посмотрел из‑под крыши вслед улетавшему воробью, потом уставился на Малинина. – Я тебя забыл предупредить, Баранкин, – сказал Костя виноватым голосом, – что настоящие воробьи очень любят есть бабочек, так что ты не очень‑то старайся попадаться им на глаза… Мне, конечно, очень хотелось высказать Косте все, что я думал в эту минуту и о нем, и о жизни бабочек, но я молча сложил лапы на груди и сдержался. В конце концов, я не Малинин, это он расхныкался, когда устал быть воробьем. А я Баранкин! Уж если я превратился в бабочку, то я все трудности и всякие нечеловеческие мучения буду переживать молча, как настоящий мужчина. Тем более, что у меня и сил‑то не было ругаться с Малининым, так мне хотелось есть в эту минуту.
Событие двадцать первое. Кепка‑зенитка
Подождав, пока воробей улетит подальше, мы с Костей осторожно вылетели из‑под крыши и направились за нектаром к видневшейся внизу клумбе с цветами. Я, конечно, по‑прежнему проваливался на лету в воздушные ямы, но уже того ощущения, что я умираю от радости, у меня почему‑то не было. И «ухать» мне что‑то вдруг расхотелось. – Птицы только вверху опасны, – сказал Малинин, – а к земле чем ближе, тем безопаснее. В крайнем случае, увидишь воробья – маскируйся. «Маскируйся»! А если, пока я буду есть нектар, меня самого съедят, тогда что?.. Меня так и подмывало задать этот вопрос Малинину, но я снова сдержался и промолчал. Цветов на клумбе было очень много – и красных, и белых, и синих, – и от всех шел такой чудесный нектарный запах, как от маминого печенья на кухне. У меня от одного запаха нектара слюнки потекли и даже голова закружилась. Я уже не слушал, что говорит мне Костя. Я самостоятельно выбрал самый большой цветок и закружился над ним, выбирая место для посадки. – Дави его! – раздался внезапно за моей спиной чей‑то пронзительный голос. Я перевернулся в воздухе и увидел невдалеке двух мальчишек с лопатами; они размахивали кепками и бежали по направлению ко мне, громко топая ногами. – Это непарный шелкопряд! Дави! Я его знаю! – крикнул один из них и, заложив пальцы в рот, оглушительно свистнул. Так как я, по словам Кости, был капустник и к непарному шелкопряду не имел никакого отношения, то я не обратил на крики ребят никакого внимания. Я опять спокойно перевернулся в воздухе и снова закружился над тем самым большим цветком, от которого так вкусно пахло нектаром. В это время сзади меня накрыла огромная тень, что‑то свистнуло возле крыла и сильным толчком воздуха бросило на землю. – Ур‑ра! Сбили! – закричал один из мальчишек, закружив кепку над головой. Голос этого мальчишки мне показался подозрительно знакомым. – Нет, не сбили! – сказал другой мальчишка. – Он спрятался среди цветов! Ищи!.. И второго мальчишки голос мне тоже показался знакомым. Я присмотрелся получше к истребителям непарных шелкопрядов и узнал в них своих одноклассников – Веньку Смирнова, того самого Веньку, что стрелял в нас с Костей из рогатки, когда мы были еще воробьями, и Генку Коромыслова, Венькиного прихлебателя.
«Ладно, Венька! – подумал я про себя. – Твое счастье, что я сейчас бабочка, а то бы я рассчитался с тобой за все!» Тем временем Венька и Генка стали рыскать по траве и искать меня среди цветов. Но я не растерялся. Я, как только упал на землю, сразу же сложил крылья вместе и сделал вид, что я не бабочка, а сухой березовый листик. Ребята топтались рядом со мной, один из них даже отшвырнул меня носком ботинка. Подождав, когда они повернутся ко мне спиной, я подпрыгнул на крыльях и взлетел. – Вот он! – заорали истребители непарных шелкопрядов, но было уже поздно. Я уже взмыл высоко в воздух и совершенно неожиданно оказался рядом с Малининым. – Я тебе кричу: «Улетай!» – завопил на меня перепуганный Костя, – а ты в цветок лезешь! – Так ведь они кричали: «Дави шелкопряда»! – а ты сказал, что я капустник! – Больно эти оболтусы в бабочках разбираются! – сказал Костя, опускаясь на электрические часы, висевшие на столбе над клумбой. Я посмотрел, который час, и почесал лапкой затылок. На часах было уже ровно двенадцать, а наша жизнь опять шла совсем не так, как ее расписывал Костя Малинин. Есть хотелось все больше и больше, а Венька с Генкой так и не отходили от клумбы. Они подмигивали мне, махали руками, кивали головой и терпеливо ждали, когда к снова спущусь на клумбу. Как же, нашли дурака! Я думал, что им все‑таки надоест ждать и они уйдут, и тогда уж мы с Костей наедимся нектара, но эти лоботрясы стали опять свистеть, размахивать кепками и называть меня всякими обидными именами и прозвищами. – От вредителей слышу! – крикнул я, разозлившись. – Зинка Фокина вас в саду на воскресник ждет, а вы здесь с бабочками прохлаждаетесь! После этого Генка запустил в нас кепкой, а Венька полез на столб и сорвался. – Здесь не позавтракаешь! – сказал Костя так, словно он знал, о чем я в эту минуту думаю.
Событие двадцать второе. Прощайте, ребята! Может, больше не увидимся…
– Знаешь что, – сказал я Косте, – давай лучше слетаем на какой‑нибудь огород. Там сейчас хорошо, все поспело: и репа, и морковь, и капуста! И цветы там есть. И народу не так много. – Эх ты, капустник ты несчастный, – сказал Костя. – Да с тобой сейчас нельзя лететь ни на какой огород. – Это почему это? – Потому что сейчас на всех огородах таких вредителей, как ты, травят. – Чем травят? – Чем? Разными химическими ядами… После таких слов у меня просто крылья опустились и перед глазами поплыли какие‑то разноцветные круги. – Что же это получается? – возмутился я. – На улице, того и гляди, крылья оборвут, в огороде травят, в небе воробьи клюют… Для чего же мы превращались в бабочек? Чтобы с голоду подохнуть? – Ладно, Баранкин, – сказал Костя, – не расстраивайся. Угощу я тебя нектаром! Полетели! – Куда полетели? – В школьный сад! – Там же ребята деревья сажают! – Вот и хорошо! Мы там и нектара в цветнике наедимся, и заодно с нашими ребятами увидимся… Костя Малинин сказал это так, словно он очень соскучился по нашему классу. – В школу, так в школу! – сказал я. – И ребята знакомые! Может, не тронут… Мне, правда, и самому тоже почему‑то захотелось увидеться с ребятами. Я даже не знаю почему. И, хотя в эту минуту мне вообще‑то больше всего на свете хотелось есть, мне вдруг гораздо больше захотелось просто пролететь мимо нашей школы, мимо родного класса, с которым у меня было связано столько замечательных воспоминаний!.. Кто сказал «замечательных»? Кто сказал «мимо родного класса»? Неужели это сказал я, Баранкин? Что это со мной происходит? Я, кажется, начинаю уже сходить с ума от этого голода. Чтобы прийти в себя, я взял и встряхнулся, как собака после купания. И правильно сделал, потому что после встряхивания мои жалобные мысли, как брызги, разлетелись в разные стороны и мне сразу же стало легче. И теперь я мог думать о встрече мужественно, без всяких переживаний, не то что Костя Малинин. У него, как только он заговорил о ребятах, глаза сделались какие‑то большие‑пребольшие и, по‑моему, даже мокрые‑премокрые. – Там и позавтракаем, – сказал грустно Костя Малинин. – И пообедаем, и поужинаем, – сказал я бодрым голосом, чувствуя, что одного завтрака мне будет маловато. Спорхнув с часов, мы наперегонки полетели к школьному саду. Первый раз в жизни мы мчались в школу с Костей Малининым с такой скоростью, с какой обычно спешили из школы домой. Я, конечно, был уверен, что прилечу в сад первым. Каково же было мое удивление, когда я сразу же отстал от Малинина на три дома. Я сначала даже не поверил своим глазам. У нас в классе Костя считался самым слабосильным парнем, а со мной на уроках физкультуры даже никто не пытался тягаться. Уж по физкультуре у меня в дневнике всегда была пятерка. Только моя мать почему‑то никогда не считала эту пятерку настоящей. Я решил поднажать и замахал своими желтыми треугольниками как сумасшедший, но и это не помогло ни капельки. На своих расфуфыренных крыльях Костя‑махаон на этот раз летел, как по линейке, рассекая крыльями воздух и поднимая вокруг себя какой‑то художественный свист, а я все время, как и раньше, проваливался в те же воздушные ямы, шатался из стороны в сторону, кувыркался и беззвучно падал то на одно крыло, то на другое. Заметив, что я отстал. Костя Малинин, к моему стыду, вернулся обратно и сказал мне, Баранкину, первому силачу в классе, слова, которые я не забуду никогда в жизни: «Эй ты, капустник! Ты не можешь лететь побыстрее? Что ты все время отстаешь?» Сказав это, он назло мне опять легко обогнал меня, потом опять вернулся, опять обогнал, крикнул: «Баранкин! Ты что летишь, как пирог с капустой? Жми на все педали! Нектар близко!» Этих слов я Малинину тоже никогда не забуду. Когда он, загребая своими крыльями, как веслами, еще раз пролетел, торжествуя, надо мной, я взял и схватил его за задние лапы и таким образом прицепился к Малинину на буксир. Убедившись, что я больше от него не отстаю, Костя перестал осыпать меня всякими ядовитыми словечками, и, как ни пробовал от меня оторваться, теперь у него из этого ничего не получалось. – Что‑то тяжело лететь стало! – сказал Костя. – Выдох – вдох‑ох‑ох‑ох! – А по‑моему, лететь стало гораздо легче! – сказал я и подумал про себя: «Пусть Костя поработает за двоих, раз у него такие крылья. Я же таскал его на своем хвосте, когда был воробьем, теперь могу и отдохнуть немного». Сложив крылья, я скользил по воздуху вслед за Малининым, наслаждаясь художественным свистом Костиных крыльев и для вида изредка помахивая своими равнобедренными треугольниками. Так, на буксире, Костя доставил меня до самой школы, до того места, где в саду наш класс сажал деревья. – Тормози! – крикнул я Косте, когда он, пыхтя, перетянул меня через верхушку дерева и потащил мимо ограды к кирпичному зданию нашей школы. Опустившись на один из подоконников на высоте третьего этажа, мы подползли к самому краю и посмотрели вниз. В саду кипела работа. Одни ребята, весело переговариваясь, копали ямки, другие бережно опускали в землю саженцы и поливали их из леек водой. Костя Сергеев нарочно перемазался весь землей и строил всякие рожи. И все смеялись. Все были довольны! И всем было хорошо! – Ну и пусть работают! – сказал Костя. – Они работают, а мы будем есть нектар. Если бы они узнали, что мы сейчас будем есть настоящий нектар, они бы нам наверняка позавидовали… – Кому это – нам? – спросил я. – Нам, бабочкам… – сказал Костя Малинин неуверенным голосом. Я вспомнил «спящую красавицу», которую склевал бесхвостый воробей, прислушался к урчанию в своем голодном желудке, посмотрел с ненавистью на воробьев, шныряющих в школьном саду, и сказал: – Да уж, конечно. Они бы нам позавидовали… – Я сказал это без всякого энтузиазма, отвернулся от ребят и увидел, как в школьные ворота влетели на велосипеде Мишка Яковлев и Алик Новиков (он сидел на багажнике). Что‑то громко крича, они подкатили прямо к Зинке Фокиной и, соскочив на землю, стали о чем‑то рассказывать ей и окружившим ее ребятам. В саду наступила тишина. Никто внизу больше не смеялся, не шутил, а Костя Сергеев даже вытер платком с лица землю и перестал кривляться. – Что‑нибудь случилось, – сказал Костя. Я помрачнел. Мишка и Алик, поговорив со старостой нашего класса, снова сели на велосипед и укатили. Зинка Фокина посмотрела из‑под руки им вслед, затем подозвала к себе еще троих наших ребят, отобрала у них лопаты и дала какое‑то задание. Ребята выбежали на улицу и разошлись в разные стороны. – Ищут кого‑то… – сказал Малинин. – Не кого‑то, а нас с тобой! – сказал я Косте. – Ну и пусть! – сказал Костя. – Они будут искать, а мы будем есть нектар. Полетели! Я промолчал. Есть, конечно, хотелось все сильней и сильней, и нектар был близок… Но воробьи тоже были совсем рядом, и их чириканье совершенно отбивало у меня всякий аппетит. «Как бы они нас все‑таки не склевали с Костей…» – подумал я, глядя на воробьев, шныряющих среди клумб с цветами. Подумал я об одном, а сказал, конечно, совсем другое. – Летим! – сказал я громко и решительно и добавил тихо про себя: «Прощайте, ребята! Если нас с Костей склюют воробьи, то мы, наверное, больше никогда не увидимся!..» Нацелившись на клумбу с цветами, я распустил крылья и прыгнул ласточкой с подоконника вниз, словно с купальной вышки в холодную воду…
|
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-06-10 lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда... |