Статус прагматических компонентов

В структуре словозначения

Одним из критериальных вопросов прагматики слова является вопрос о статусе прагматических компонентов в семантической структуре слова. Вопрос этот будет рассмотрен на уровне отдельного словозначения, т. е. ЛСВ. На уровне всей лексемы ее прагматический спектр складывается из прагматических микроспектров отдельных ЛСВ. При этом в одной и той же лексеме могут присутствовать как прагматически нейтральные ЛСВ, так и прагматически отмеченные.

В данном разделе мы попытаемся ответить на следующие вопросы: 1. Является ли прагматическая часть значения самостоятельным (еще одним) аспектом словозначения или она соотносится с уже известными аспектами – денотативным и коннотативным? Если верно последнее, то с какими из этих аспектов соотносится прагматическая информация в слове?

Вопрос о семантическом статусе прагматических компонентов не решается в специальной литературе однозначно. Это связано с различными трактовками понятия лексического значения и его структуры. Мы не ставим своей целью дать обзор всех существующих точек зрения на природу и строение лексического значения, поскольку данному вопросу посвящена обширная литература и в отечественной, и в зарубежной лингвистике (см.: Гинзбург, 1952, 1957, 1978; Виноградов, 1953; Будагов, 1974; Смирницкий, 1954, 1956, 1957; Эвегинцев, 1957; Левковская, 1962; Кацнельсон, 1965; Арнольд, 1966; Пелевина, 1969; Нарский, 1969; Гак, 1972; Шмелев, 1973; Медникова, 1970, 1974, 1978, 1984; Апресян, 1974; Никитин, 1974, 1983, 1988; Уфимцева, 1962, 1968, 1974, 1986; Колшанский, 1975, 1976; Stern, 1931; Ogden, 1923; Carnap, 1959; Frege, 1952; Weinreich, 1966; Fillmore, 1969, 1971; Bierwisch, 1983; Coseriu, 1970; Katz, 1963, 1972; Leech, 1980, 1981; Palmer, 1976; Kempson, 1975, 1977; Ullmann, 1962; Chafe, 1975; Lyons, 1977).

Большинство ученых не выделяют прагматическое значение в качестве отдельного аспекта словозначения, а соотносят его с уже выделенными, а именно с коннотативным аспектом (ср.: Киселева, 1978; Шиппан, 1980; Ольшанский, Скиба, 1987; Телия, 1986). Это направление имеет свою традицию, так как в лингвистике с конца XIX в. все эмотивно окрашенные элементы содержания выражений, соотносимые с прагматическим аспектом речи, стали обозначаться термином «коннотация» (Л. Блумфильд, ср.: Телия, 1990, 236).

Другие, например Ю.Д. Апресян, считают, что только одна часть прагматического значения, которая отражает связанные со словом культурные представления и традиции, господствующую практику использования вещи и многие прочие внеязыковые факторы, относится к коннотациям и не входит в собственно лексическое значение слова (речь идет о таких ассоциациях, как упрямство или глупость, связанные с полом, тяжелая работа – с ишаком и т. д.). Остальная же часть прагматического значения, в которой отражена оценка ситуации общения, должна быть включена в ту часть значения, которую А.Вежбицка описывала как модальную рамку, а Ч. Филлмор – как пресуппозиции (см.: Апресян, 1974, 67–68).

Сложность вопроса усугубляется неопределенностью семантического статуса коннотаций. Так, В.Н. Телия в отличие от Ю.Д. Апресяна (Апресян, 1974), И.А. Мельчука и Л.Н. Иорданской (1980) рассматривает коннотацию как часть значения, а не как ассоциативный комплекс, находящийся за его пределами.

Третья группа лингвистов выделяет прагматическое значение в качестве еще одного самостоятельного аспекта словозначения (Никитин, 1988; Плотников, 1984; Гак, 1990).

Однако при этом они понимают под прагматическим аспектом значения разные вещи. Так, М.В. Никитин, как указывалось выше, относит к прагматическому значению эмоционально-оценочные компоненты значения слова, В.Г. Гак к эмоционально-оценочным добавляет разнообразные коннотации ассоциаций (Гак, 1990, 261). Б.А. Плотников понимает под прагматическим значением то содержание языковых единиц, которое вкладывает в свою речь каждый конкретный носитель языка (Плотников, 1984а, 49).

Наконец, четвертая группа лингвистов не употребляет термин «прагматическое значение», однако выделяет аспекты значения, которые по своей природе являются прагматическими, т. е. ориентированными на отношение между знаком и говорящим в соответствии с параметрами ситуации общения. Так, Дж. Лайонз выделяет три типа значения: 1) дескриптивное, 2) социальное, 3) экспрессивное. Эти типы значений соотносятся с дескриптивной, социальной и экспрессивной функциями языка (Lyons, 1977, 247). Социальное и экспрессивное значения могут быть объединены под заголовком «межличностные». Именно данному типу значения и соответствуют прагматические компоненты слова.

Дж. Лич, который рассматривает значение с точки зрения его коммуникативной ценности, выделяет семь типов значений, центральное из которых – смысл (концептуальное или когнитивное значение). Кроме того, он выделяет коннотативное значение (внелингвистические ассоциации, связанные с денотатом), социальное значение, отражающее социальные условия, параметры условий общения (такие как социальные статусы коммуникантов и т. д.); аффективное значение, передающее чувства и отношение говорящего; отраженное значение, передающее новые значения одной и той же лингвистической формы; коллокационное значение, ответственное за сочетаемость с другими словами. Перечисленные пять значений объединены одним термином – «ассоциативное значение» в силу их периферийного статуса, что отличает их от центрального – концептуального значения. Кроме того, Дж. Лич выделяет тематическое значение, ответственное за организацию высказывания (порядок слов и т. д.) (Leech, 1981, 9).

Как нетрудно заключить из вышеизложенного, коннотативное, социальное, аффективное значения являются по своей природе прагматическими. Эти значения полностью покрывают весь спектр прагматической информации за исключением таких дейктических компонентов биофизиологического характера, как возраст и пол. Однако Дж. Лич упоминает о возможном введении этих параметров в систему значений. Таким образом, в системе Лича прагматические компоненты могут быть соотнесены с периферийными аспектами значения.

Каждая из перечисленных точек зрения имеет право в той или иной степени быть учтенной при определении статуса прагматических компонентов в семантической структуре слова. Однако нам более близка точка зрения Ю.Д. Апресяна. Мы считаем, что прагматические компоненты не следует рассматривать как еще один аспект внутри структуры словозначения. Данный тип компонентов соотносится с уже существующими аспектами.

Этот постулат напрямую связан с нашим определением прагматических компонентов как элементов прагматики, инкорпорированных в совокупную семантику. Иными словами, мы постулируем положение о том, что прагматические компоненты «вращиваются» в уже выделенные в лингвистике аспекты структуры словозначения.

В нашем исследовании мы используем схему лексического значения, предложенную М.В. Никитиным (Никитин, 1974, 1979, 1988).

Согласно М.В. Никитину в содержании словозначения выделяются: 1) интенсионал (ядро значения)22, 2) импликационал (периферия семантических признаков, окружающих ядро, все стереотипные ассоциации, традиционно связываемые с денотатом), 3) эмоционально-оценочные элементы значения (Никитин, 1988).

Данная структура словозначения основывается на традиционной концепции значения (Балли, 1961; Огден, Ричардс, 1927; Фирт, 1935; Вандриес, 1937; а также Ульман, 1962; Звегинцев, 1954), которая исходит из многослойности содержательной стороны языковых единиц. Помимо значения в собственном смысле слова (1), в нее включаются побочные значения или оттенок значения (2), а также эмоционально-оценочные и стилистические элементы значения (3). То, что М.В. Никитин, воспользовавшись термином Р. Карнапа, называет интенсионалом, традиционно называлось sens intellectuelle, Begriffsinhalt. Это значение в собственном смысле слова.

Интенсионал – это то же, что содержание понятия о классе в логике. Именно интенсионалы лежат в основе мыслительных и речевых операций по классификации и именованию денотатов (Никитин, 1988, 61). Иными словами, интенсионал соотносится с сигнификатом.

Признаки интенсионала могут с необходимостью или вероятностью предполагать (имплицировать) наличие или отсутствие других признаков у денотатов данного класса.

Совокупность таких имплицируемых признаков и образует импликационал значения. Импликация признаков, как отмечает М.В. Никитин, может быть сильной или слабой. В первом случае речь идет о сильном импликационале, во втором – о слабом. (Признаки сильного импликационала близки к интенсиональному ядру, составляя почти непременную часть лексического значения, поэтому они часто попадают в словарные статьи.)

Так, в популярном примере M.В. Никитина «зима» интенсионалом является «время года с декабря по февраль» (в Северном полушарии). В сильный импликационал входят такие признаки, как «самое холодное время года, выпадает снег, воды скованы льдом», «солнце стоит низко над горизонтом», «люди носят теплую одежду» и т. д.

В интенсионале четко определяются лишь родовые признаки, в то время как видовые признаки нельзя установить с определенностью, и на этом участке интенсионал незаметно переходит в сильный импликационал. Однако признаки импликационала все же остаются за чертой интенсионала по той причине, что теоретически возможное отсутствие такого признака в денотате еще не исключает денотат из того класса, к которому он отнесен данным именем (Никитин, 1988, 62–64). Таким образом, между интенсионалом и импликационалом существует тонкая диалектическая связь.

К импликационалу подключены ассоциативные признаки, которые окружают ядро значения подобно силовому полю, составляя часть информации, связывающейся со словом. Иными словами, помимо логических и четких связей, в которые вступает слово, в системе языка существует ряд ассоциаций, окружающих слово как бы «ореолом» (выражение Л.В. Щербы (Щерба, 1957, 42)). Эти ассоциации могут быть более или менее субъективны (индивидуальны, по выражению А.А. Леонтьева (Леонтьев, 1965, 185)). Однако система индивидуальных ассоциаций в голове каждого человека складывается и изменяется под постоянным контролем общественного познания (там же).

В лингвистике отсутствует единый термин для определения данных компонентов значения. В классических работах по значению данные компоненты называются nuances, Nebensin, contextual meaning (в смысле Дж. Ферта).

Н.Д. Арутюнова (Арутюнова, 1978, 334 и сл.) определяет эти компоненты как коннотативные. Такого рода коннотации Н.Д. Арутюнова не считает принадлежностью языковой семантики, т. е. они базируются на ходячих представлениях о классе реалий (the system of associated common places and current platitudes), по Блэку, подробно обосновавшему эту мысль (Black, 1962). Для Ю.Д. Апресяна данные компоненты, как указывалось выше, являются частью прагматического значения.

Д.Н. Шмелев считал, что данные признаки не являются ни дифференциальными семантическими признаками, «ни вообще конструктивными элементами значения»; «в известном смысле это не элементы собственно значения слова, а устойчивые ассоциации, связанные с представлением о явлении, которое обозначает слово. Но вместе с тем это и не полностью внеязыковые ассоциации» (Шмелев, 1973, 120). Импликационалу принадлежит особая роль в процессе изменения значения, ибо, чтобы осмыслить слово в переносном значении, требуется знание первичных прямых значений слов, и сверх того – описываемого участка мира, его связей и закономерностей ассоциирования концептов и т. д.

Интенсионал и импликационал значения составляют когнитивный (интеллектуальный, концептуальный) компонент содержания. На него дополнительно наслаивается субъективно-оценочный компонент, который разными лингвистами в разные времена назывался valeur emotive, Gefühlswert, feeling, tone23. M.В. Никитин называет эту часть значения прагматической. Мы не можем принять данный термин в связи с тем, что наше понимание прагматической доли значения, как уже указывалось выше, шире эмоционально-оценочных компонентов. Иными словами, прагматическая часть значения, по Никитину, и прагматическая часть значения в нашем понимании находятся в гипо-гиперонимических отношениях.

Мы предлагаем назвать эмоционально-оценочную часть значения в духе раннего М.B. Никитина эмоционалом (Никитин, 1974).

В связи с этим возникает вопрос о том, есть ли необходимость вводить новые экзотические термины для обозначения того, что уже имеет в лингвистике название, т. е. коннотативный аспект значения.

Мы считаем, такая необходимость есть. Это связано прежде всего с нечеткостью понятия «коннотация». Как указывалось выше, к коннотациям относят два вида явлений: 1) внелингвистические ассоциации, связанные с денотатом; 2) чисто лингвистические эмоционально-оценочные компоненты, входящие в систему языка.

Хотя дифференциация на импликационал и эмоционал усложняет структуру словозначения, утрата простоты в данном случае отражает реальную сложность, неоднородность явления.

Здесь может возникнуть вопрос о том, насколько принципиальна разница между двумя указанными видами коннотаций, насколько она глубока, чтобы вводить два термина. Различие между ними заключается в том, что импликационал связан с денотатом, эмоционал же фиксирует эмоции и оценки, связанные со словом и закрепленные в нем. Как справедливо отмечает Ю.Д. Апресян, слова кашка, маслице, солнышко и прочие с эмоционально-оценочными суффиксами (в данном случае с уменьшительно-ласкательными) отражают скорее отношение не к денотату, а к адресату. Иначе говоря, данные лексические единицы приобретают постоянную эмоционально-оценочную составляющую, и говорящий использует данные слова для выражения своего положительного отношения к адресату. Не случайно такие слова особенно уместны при обращении к ребенку, которому мы оказываем покровительство, к которому относимся с любовью и нежностью, т. е. ласково (Апресян, 1988, 24).

Импликационные связи, как отмечает М.В. Никитин, – это когнитивный (мыслительный) аналог реальных связей, сущностей объективного мира. Наиболее явным примером импликационных связей являются причинно-следственные, но к ним же относятся связи пространственные, временные и др. Импликация в широком понимании является одним из двух (наряду с классификацией) универсальных способов организации сознания в концептуальные структуры (Никитин, 1988, 68). Это означает, что импликационал имеет дело с концептуальной картиной мира. Эмоционал же имеет дело с ценностной картиной мира.

Как справедливо отмечает Ф. Данеш (Danes, 1987, 279), когниция универсальна, эмоции же зависят от социокультурных факторов. В разных обществах существуют различные нормы манифестации эмоций. В то же время между эмоцией и когницией нет непроходимой грани. «Когниция эмоциогенна, она прегнантна эмоцией» (Там же. С. 280). Это определяет отсутствие резкой грани между импликационалом и эмоционалом. Связь между ними лежит по линии ассоциативно-образных элементов импликационала, которые подключаются к причинно-следственным и прочим чисто логическим его связям. Данные элементы связаны с образными гештальтами24 как элементами ассоциативно-образной картины мира. Именно система данных гештальтов и является тем мостиком, который связывает импликационал с эмоционалом, так как эмоционально-оценочные компоненты возникают при эмоционально-оценочной интерпретации объективной реальности; данная интерпретация основывается на системе ассоциативно-образных гештальтов. Иначе говоря, жесткий импликационал, приближенный к интенсионалу, соотносится с концептуальной картиной мира; ассоциативный импликационал соотносится с ассоциативно-образной картиной мира и, так же как эмоционал, соотносящийся с ценностной картиной мира, формируется на основе ассоциативно-образной картины мира.

Итак, вслед за М.В. Никитиным в структуре значения слова мы выделяем три составные части: 1) интенсионал, 2) импликационал, 3) эмоционал.

Данную схему можно сопоставить также со схемой, предложенной немецким лингвистом А. Буркхардтом, который выделяет в лексическом значении денотативный аспект (интенсионал), коннотативный (оценивающий) аспект и пресуппозиционный аспект (Burkhardt, 1983, 898).

Правда, в схеме Буркхардта лексическое значение, состоящее из упомянутых трех аспектов, входит в качестве составной части в грамматическое значение. Вторая часть грамматического значения, по Буркхардту, состоит из правил употребления, которые, в свою очередь, подразделяются на глубинную грамматику и поверхностную грамматику. Заимствовав эти два термина из концепции грамматики слова Витгенштейна (Wittgenstein, 1953), Буркхардт понимает под поверхностной грамматикой правила употребления в тексте (т. е. на уровне синтаксиса), а под глубинной грамматикой – правила употребления в контексте (на уровне ситуации общения). Иначе говоря, под глубинной грамматикой понимаются прагматические правила. Мы считаем, что правило не может быть частью значения. Значение может лишь кодировать определенные правила. Однако несомненно ценной представляется идея Буркхардта о связи трех аспектов лексического значения с правилами употребления. Все три аспекта значения часто предопределяют правила употребления лексической единицы (Burkhardt, 1983, 898).

Данная трехчастная схема словозначения может быть соотнесена со схемой, которую часто использует в своих работах Ю.Д. Апресян. Он выделяет ассертивную часть, пресуппозиционную часть и модальную рамку, по Филлмору (Fillmore, 1969) и Вержбицкой (Wierzbicka, 1975). Правда, для Филлмора это не дополнительные ассоциативные признаки, наслаивающиеся на собственно ядро значения, а часть собственно значения (ср.: Апресян, 1974, 12). Так, употребление глагола chase (преследовать), как объясняет Филлмор, предполагает, что жертва преследования передвигается с большой скоростью, а употребление глагола escape – что в какое-то время, предшествующее побегу, его субъект был насильно задерживаем в каком-то месте. Таким образом, пресуппозиции, по Филлмору, соотносятся с сильным (жестким) импликационалом, по Никитину. Оценка, которую Филлмор включает в пресуппозиции, естественно, соотносится с модальной рамкой. Эмоционал в принятой нами схеме является частью модальной рамки.

Мы предпочли терминологию М.В. Никитина в силу ее лаконичности, а следовательно, большего удобства в процессе анализа.

Подводя итоги сказанному, можно отметить, что прагматические компоненты могут соотноситься с любым из трех перечисленных аспектов словозначения и что наш вывод несколько расходится с мнением Э.С. Азнауровой, которая соотносит прагматическое значение исключительно с импликационалом значения (Азнаурова, 1988, 56).

Как ни парадоксально, мы утверждаем, что прагматические компоненты могут соотноситься и с интенсионалом значения. В этом случае сама денотативная предопределенность слова предписывает сферы его адекватного употребления, очерчивает круг возможных ситуаций общения. Так, денотативная специфика слов типа bio-computer (компьютер шестого поколения), multy-user (о компьютере, способном обслуживать одновременно несколько пользователей) ограничивает их употребление рамками ситуаций, связанных с использованием компьютеров.

Кроме того, интенсионалы слов, в которых оценка составляет ядро значения (например, в словах типа fool, idiot, lanton, dump cp. со значением слова pig (оскорбительный эпитет по отношению к полицейскому)), ограничивают их употребление рамками ситуаций бранного характера, когда говорящий преследует цель оскорбить адресата. Главное в этих словах – не обозначение оценки, а отражение коммуникативной интенции адресанта. В словах подобного типа, по выражению М.В. Никитина, интеллектуальный компонент беден и функционально (прагматически. – В. З.) угнетен.

Прагматические компоненты могут локализоваться в импликационале значения. Так, для правильного, удовлетворительного употребления слов-синонимов woofing, signifying, dozen25 (обмен оскорблениями в адрес родственников, особенно матери) необходимо знать, что в импликационале этих слов закодировано предписание, ограничивающее их употребление младшим поколением афроамериканского населения. Иными словами, речь идет о присутствии в значениях этих слов прагматических компонентов возраста и этнической принадлежности. Наконец, прагматические компоненты могут входить в эмоционал. Прагматические компоненты эмоционала могут быть эксплицитно выражены в оценочных суффиксах, через осознаваемую внутреннюю форму, экспрессивно окрашенными словами, звукоподражанием. Например, в слове daddy (в качестве обращения ребенка к отцу) уменьшительно-ласкательный суффикс кодирует намерение говорящего (в данном случае ребенка) проявить любовь и ласку. Здесь же можно привести в качестве примера упомянутые выше doggy (собачка) и bunny (кролик). При этом, как указывалось выше, прагматические компоненты могут совмещаться в одном словозначении. Так, в приведенных выше примерах, помимо эмоциональных прагматических компонентов, кодируется и такой эксплицитно невыраженный компонент импликационала, как возраст.

Слова doggy и bunny помимо информации об адресанте содержат информацию о потенциальном адресате – ребенке, ибо они могут быть употреблены не только в речи ребенка, но и по отношению к ребенку со стороны взрослого.

Для сравнения приведем пример из словаря новых слов Барнхарта (BDNE II)²⁶. В слове preppie (ученик частной привилегированной школы) суффикс y/ie, развивший в последнее время отрицательное значение, кодирует прагматическую информацию об ироничном отношении к ученикам (выпускникам) элитарных школ (слово часто употребляется для отрицательной характеристики политических деятелей, в частности их мягкотелости).

Ниже мы подробно остановимся на вопросах, связанных с типами прагматических компонентов в новых словах английского языка.

Здесь же мы лишь выдвигаем гипотезу о том, что существует определенная зависимость между типом прагматических компонентов, кодирующих черты контекстов употребления слова, и их статусом в структуре словозначения.

Верификации этой гипотезы посвящен следующий подраздел.

Дифференциация лексики по типу