Теория прецедентности в определении пословицы и поговорки

На протяжении веков вопрос определения пословицы занимал умы исследователей. Множество попыток было сделано со времен Аристотеля и Платона до наших дней. Для описания всего множества существующих вариантов дефиниции можно было бы применить паремию So many men, so many opinions (Ср. Сколько людей, столько и мнений). Но, как представляется, любая солидная научная концепция должна строиться на четко сформулированных понятиях и определениях. Поэтому в данной части изложим собственные соображения по поводу центральной категории паремиологии.

Ранее мы определяли пословицу как распространенное традиционное суждение, не имеющее известного автора, в грамматическом плане представляющее законченное предложение и наделенное обобщающей семантикой. Под поговоркой[15] мы предложили понимать распространенное традиционное выражение, не имеющее известного автора, часто не являющееся законченным предложением и наделенное конкретизирующей семантикой [40, с. 57]. Дальнейшее исследование когнитивно-дискурсивных функций паремий в различных типах дискурса на английском языке и знакомство с новыми научными подходами в паремиологии показали необходимость модификации выработанных дефиниций. Здесь считаем нужным подробнее остановиться на некоторых теориях и положениях, имеющих значение для нашей собственной концепции.

В своей статье (а также диссертации) «Intertextuality and Innovation in a Definition of the Proverb Genre» С. Д. Уиник полагает, что центральным понятием для определения пословицы должно быть понятие «интертекстуальности» [323, с. 571]. В основе предложенного подхода лежит понимание пословицы как акта коммуникации («an instance of communication»), речевого хода («a rhetorical move»), стратегического действия «a strategic action» (Там же). Ученый поддерживает уже прочно сложившуюся концепцию пословицы как (коммуникативной) стратегии [см. 119, 94, 329]. В данной связи представляется интересным рассмотреть упомянутую теорию.

Влиятельный американский литературный критик, философ К. Бёрк назвал пословицы «стратегиями для разрешения ситуаций» [119, с. 296]. По мнению ученого, людям свойственно отмечать, что некоторые социальные ситуации регулярно повторяются, являются своего рода закономерностью, поэтому они стараются найти для них имя. Другими словами, социальные структуры рождают «типические» ситуации («“type” situations») – едва различимые разновидности общественных отношений конкуренции и сотрудничества. Имена для таких «типических» ситуаций возникают не в результате «праздного любопытства», а в силу того, что эти ситуации имеют значение для благополучия человека, поэтому каждое имя содержит некоторое руководство, указание (чего ожидать, чего остерегаться и т. д.). Так, многие пословицы схематизируют «типические» ситуации: они называют их и предлагают стратегию для их разрешения (Там же, с. 293 – 301]. Поэтому К. Бёрк, анализируя в своей статье под названием «Literature as Equipment for Living» («Литература как экипировка для жизни») содержимое словаря пословиц, отмечает, что пословицы не «литература в чистом виде», а «медицина» (Там же, с. 293).

Действительно, и наши наблюдения показывают, что некоторые пословичные паремии одновременно обозначают определенную «типическую» ситуацию и подсказывают способ (в терминологии К. Бёрка, стратегию) для ее разрешения. Так, в случае, когда, к примеру, сотрудник компании, не имея на то полномочий, пытается заниматься проблемами уровня руководства, будет уместен совет «Cut your coat according to your cloth» (Ср. По одежке протягивай ножки); или в ситуации, когда не удается воплотить в жизнь задуманное c первой попытки, хорошей поддержкой может служить пословица «If at first you don’t succeed, try, try again» (Столкнувшись с неудачей при первой попытке, пытайся снова и снова/ Ср. Первый блин комом).

Другие пословичные паремии не напрямую, а косвенно, указывают схему поведения. Говоря «Every dog has his day» (Ср. Будет и на нашей улице праздник), мы заверяем, что фортуна улыбается каждому хотя бы раз в жизни, и подразумеваем, что необходимо запастись терпением и ждать этого радостного момента. Употребив пословицу «It takes two to tango» (Для танго нужны двое, Танго танцуют двое), мы хотим подчеркнуть, что для удачного завершения какого-либо дела нужен партнер, следовательно, требуется заручиться его поддержкой.

Возвращаясь к концепции интертекстуального определения пословицы С. Уиника, отметим, что, согласно ученому, пословица, прежде всего, относится к речевой деятельности (а не просто является единицей языка). Поэтому использовать пословицу в устной или письменной речи[16] – значит применять определенные стратегии интертекстуальной ссылки для достижения риторической цели. Интертекстуальная ссылка, как пишет С. Уиник, может быть нескольких видов: репликация (повторение текста из ранних контекстов), имитация (построение нового высказывания по модели уже существующего), использование традиционных пословичных маркеров (к примеру, ритм, аллитерация, повторение, метафора, гипербола, ссылка на старшее поколение и пр.)» [323, с. 595]. Следовательно, каждый акт употребления пословицы (будь то старой или современной) имеет интертекстуальную связь с традицией, с существующими паремиями.

Так, С. Уиник пословицами называет «brief (sentence-length) entextualized(выделение наше – А. К.) utterances which derive a sense of wisdom, wit and authority from explicit and intentional intertextual reference to a tradition of previous similar wisdom utterances <…> Finally, proverbs address recurrent social situations in a strategic way» (Там же). Основываясь на проделанном анализе упомянутых концепций, мы предлагаем следующий вариант перевода английской версии определения пословицы С. Уиника: «Пословицы – короткие (длиной с предложение) прецедентныевысказывания, черпающие мудрость, остроумие и авторитетность из эксплицитной и намеренной интертекстуальной ссылки на традицию предыдущих подобных мудрых высказываний. <…> Наконец, пословицы представляют повторяющиеся социальные ситуации как стратегии». Как становится очевидным, термин «entextualized» мы передали как «прецедентный».

Возвращаясь к нашему собственному определению, сформулированному ранее, считаем необходимым подробнее остановиться на используемых в нем понятиях «распространенный» и «традиционный». Так, по нашим соображениям, паремии являются выражениями распространенными, так как широко известны и хорошо знакомы представителям определенного языкового сообщества, часто встречаются в различных сферах жизни. Что же касается традиции, то Толковый словарь русского языка, к примеру, определяет ее, как «то, что переходит или перешло от одного поколения к другому путем предания, устной или литературной передачи» [81, с. 796]. В Большой советской энциклопедии читаем следующее определение: «Традиция – элементы социального и культурного наследия, передающиеся от поколения к поколению и сохраняющиеся в определенных обществах, классах и социальных группах в течение длительного времени; охватывает объекты социального наследия (материальные и духовные ценности); процесс социального наследования; его способы» [22]. В этом смысле паремии как единицы фольклора и элементы культуры, передаваемые из поколения в поколение, по праву могут считаться выражениями традиционными. Однако вполне закономерен будет вопрос о том, стоит ли называть пословицами относительно недавно возникшие единицы, которые просто не успели побывать в лексиконе более чем одного поколения, но уже оказались в массовом употреблении (к примеру, If something sounds too good to be true, it probably is (1997 г.), If life hands you lemons, make lemonade (1996 г.), Choose or lose (1988 г.), A dog is for life, not for Christmas (1978 г.), If it ain’t broke, don’t fix it (1977 г.), Been there, done that (сер. 1970-ых гг.), What you see is what you get (1971 г.) и мн. др.). Мы придерживаемся того мнения, что подобные современные выражения являются полноправными пословицами, так как, во-первых, часто создаются по традиционным паремическим (структурно-семантическим) моделям:

If you can't be good, be careful (французская пословица сер. 11 в., английская – 1303 г.) ► If you can't beat them, join them (1941 г.) ► If you can't take the heat, get out of the kitchen (1952 г.);

If you play with fire, you get burnt (1655 г.) ► If you pay peanuts, you get monkeys (1966 г.);

It is not spring until you can plant your foot upon twelve daisies (1863 г.) ► The opera isn’t (ain’t) over till the fat lady sings (1978 г.)/The fight is not over till the last bell (19??);

What must be, must be (1386 г.) ► What goes around, comes around (1974 г.);

It is better to give than to receive (источник – Библия, 1390 г.) ► It is better to light a candle than curse the darkness (1962 г.).

Во-вторых, для их создания используются традиционные пословичные стилистические маркеры:

Рифма: Your ego is not your amigo, Choose or lose;

Эллипсис: Garbage in, garbage out (1964 г.), Close but no cigar (1950-ые гг.);

Параллелизм: You snooze, you lose, What goes around, comes around (1974 г.);

Метафора: If you can't take the heat, get out of the kitchen (1952 г.), Garbage in, garbage out, If life hands you lemons, make lemonade;

Парадокс: If something sounds too good to be true, it probably is и др.

В-третьих, приведенные и многие другие современные паремии идентифицируются как таковые в силу того, что они выражают суждение обобщающего характера. В научной литературе не раз отмечался тот факт, что в своей семантике пословицы имеют элемент универсальности, «квант всеобщности» [69, с. 6]. Как пишет В. П. Аникин, «в этом жанре преобладает воспроизведение экономно взятой реальности, но выделяются такие стороны, которые, взятые в отвлечении от других, могут стать обобщенной формой передачи мысли. И именно в силу своей экономности» [3, с. 113]. Этот «квант всеобщности» (обобщающая семантика) делает возможным использование пословиц по аналогии. Кроме того, подавляющее большинство пословиц иносказательны. Американские ученые П. Хернанди и Ф. Стин объясняют непреходящую авторитетность пословиц, их беспрепятственное функционирование в умах отдельных людей и повсеместное распространение в обществе такими просодическими, грамматическими и семантическими чертами, способствующими их запоминаемости, как аллитерация и рифма, простые повторяющиеся синтаксические конструкции и, главное, «образное аналогическое мышление» («analogical reasoning») [182, с. 189 – 192, с. 200]. Исследуя когнитивные и социальные структуры, лежащие в основе пословичного дискурса, ученые отмечают, что пословицы взывают к нашим элементарным верованиям, чувствам, желаниям, из которых вырастают более сложные мировоззрения, отношения (социальные установки) и планы, тем самым указывая на связь пословиц с тремя направлениями человеческого познания – когнитивным, эмотивным, волеизъявительным.

Действительно, употребление метафорической пословицы дает нам возможность оперировать аналогиями, т. е. относить обозначаемую пословицей ситуацию к группе сходных жизненных ситуаций. Говоря, к примеру, «Handsome is as handsome does», мы утверждаем, что судить о том, насколько хорош человек, следует не по его внешности, а по его делам; или, используя пословицу «Different strokes for different folks», – что каждый имеет свои интересы и предпочтения, что применимо во многих случаях.

Итак, подводя итог сказанному, подчеркнем, что

1) паремии актуальны для той или иной личности в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане: они схематично представляют различные жизненные ситуации и взывают к эмоциям;

2) имеют сверхличностный характер, т. к. хорошо известны представителям некоторой лингво-культурной группы;

3) обращение к ним постоянно возобновляется в речи (дискурсе) представителей данного языкового сообщества.

Перечисленные свойства являются определяющими для прецедентных текстов. В данной связи интересным представляется рассмотреть современные теоретические воззрения на природу феномена прецедентности. Начало применения термина «прецедентный» по отношению к текстам связано с именем языковеда-русиста Ю. Н. Караулова. В общеупотребительном смысле, прецедент (лат. рraecedens – «предшествующий») – случай (поступок), имевший место ранее и в силу своей значимости служащий образцом или оправданием для новых аналогичных случаев (поступков). Видимо, усмотрев подобные характеристики прецедентов-случаев в некоторых текстах, ученый предложил прецедентными называть тексты: «1) значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношении, 2) имеющие сверхличностный характер, т. е. хорошо известные широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников, и, наконец, такие, 3) обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [37, с. 216]. Понятие было заимствовано и далее разработано в российской лингвистике (Ю. А. Сорокин, В. Г. Костомаров, И. В. Захаренко, Д. Б. Гудков, В. В. Красных и др.), а проблемы, связанные с феноменом прецедентности, активно исследуются участниками научного семинара «Текст и коммуникация»[17] и становятся объектом рассмотрения диссертационных изысканий. В рамках теории прецедентности паремические единицы изучаются как прецедентные феномены, точнее, прецедентные высказывания (далее ПВ) (они являются феноменами лингво-когнитивного плана, т. к. имеют фиксированную языковую форму)[18]. Знание ПВ или некоторое представление о нем, общее для носителей определенного языка, делает обращение к нему прозрачным, коннотативно окрашенным, понятным [43, с. 170]. На основе наличия/отсутствия связи с каким-либо прецедентным текстом Д. Б. Гудков различает ПВ, жестко связанные с прецедентным текстом (к примеру, To be or not to be?), и автономные. К последним, собственно, и относятся паремии [23, с. 206].

Участники упомянутого семинара в рамках своей концепции ввели еще одно понятие, важное для предпринимаемого нами исследования, – «когнитивная база»[19]. В своей работе мы применяем данный термин в широком смысле, относя к когнитивной базе совокупность знаний и представлений, разделяемую членами некоторого лингво-культурного сообщества. Как становится очевидным, мы опускаем «национальную» составляющую, так как считаем общность культуры и языка основополагающими характеристиками когнитивной базы. Поясним данное положение примером пародийной трансформации мотто, ставшего, на наш взгляд, важным слагаемым президентской кампании 2008 г. 44-го президента США Б. Обамы. Фраза «Yes We Can» была задействована в акции протеста в итальянском городе Аквила, в апреле 2009 г. пережившем сильнейшие землетрясения, во время проведения в нем саммита «Большой восьмерки» в июле 2009 г. Организаторы акции, выйдя с плакатами и раздавая листовки с пародией на слоган Б. Обамы (также принимавшего участие в саммите) «Yes, We Camp!», были намерены напомнить итальянскому правительству о невыполненных обещаниях и привлечь внимание мировой политической общественности к тому факту, что спустя три месяца после трагических событий тысячи людей все еще живут в палатках, в то время как сооружения класса «люкс» для проживания высокопоставленных гостей, участников саммита, были возведены в кратчайшие сроки. Так, в описанном коммуникативном акте были задействованы представители как минимум (на самом деле, намного больше) трех наций: а) американец – автор прецедентного текста и объект, к которому взывает пародийная модификация; б) итальянцы – авторы пародии; в) русский – автор диссертационного исследования и интерпретатор пародии. Эффективная кодировка/декодирование информации оказались для нас возможны из-за общности 1) языка; 2) культуры (информации/знания/представления) о а) природном катаклизме в г. Аквиле и его последствиях для тысяч жителей; б) предвыборном агитационном дискурсе Б. Обамы. Помимо этого, представитель любой нации, разделяющий ту же когнитивную базу, мог стать эффективным участником этого коммуникативного акта.

Так, модифицировав наше прежнее определение пословицы[40, с. 57], мы получили следующую трактовку: автономное (не имеющее известного автора/ авторство в массах забыто) прецедентное высказывание (распространенное традиционное суждение, выполняющее функцию схематизации и упрощения знаний), в грамматическом плане представляющее законченное предложение и наделенное обобщающей семантикой. Под поговоркой будем понимать автономное прецедентное высказывание, часто не являющееся законченным предложением и наделенное конкретизирующей семантикой.

1.5. Когнитивно-дискурсивные функции пословиц и поговорок

С нашей точки зрения, существование и создание всего в воспринимаемом нами мире обусловлено, прежде всего, некоторым предназначением, или функциональностью. По крайней мере, как представляется, именно так человек интерпретирует окружающий мир – с позиции использования его элементов в своей жизнедеятельности. Что же касается того, что непосредственно создается людьми, языка в том числе, то эти «творения» наделяются определенными свойствами, которые позволяют людям достигать определенные цели. Так, мы считаем возможным утверждать, что пословицы и поговорки наделены теми (а не иными!) структурными, семантическими, стилистическими свойствами в силу своего предназначения помочь достичь использующему их в дискурсе поставленные цели. Здесь еще раз подчеркнем, насколько важным является рассмотрение функциональной стороны языковых единиц, что в немалой степени позволяет также объяснить их формальные особенности.

Упомянутые ранее понятия когнитивной базы и внутреннего лексикона неразрывно связаны с таким элементом когниции, как память. Человеческая память предназначена не только для хранения информации, но, что представляется принципиально важным, и для интерпретации вновь получаемой информации. Таким образом, она являет собой не только хранилище, но и систему/средство обработки данных. Изучение столь значимого для когнитивной лингвистики соотношения язык-мышление, а, следовательно, речевой деятельности не будет полным без рассмотрения памяти, этого «“сердца” нашего интеллектуального функционирования» [49, с. 357].

Исследования памяти в когнитивной психологии, проводимые еще в 70-ых гг. 20 в., показали, что ментальная обработка синтаксических структур зависит от лежащих в их основе структур семантических [см., к примеру, 203, 204]. Так, был выдвинут тезис о том, что за использование языка отвечает семантическая память[20]. Интерпретация предложений – функция вербального и невербального контекста, в котором они появляются, а структура концептуального знания нашей памяти зависит не столько от интерпретации отдельно взятых предложений, но в большей степени от понимания и обработки («processing») всего дискурса [314, с. 61]. В замечательной статье «Cognitive Psychology and Discourse: Recalling and Summarizing Stories» Т. ван Дейк и Уолтер Кинтш делают обзор важнейших исследований, на многие результаты которых мы будем опираться в нашей работе [314].

Интерес представляют выводы, сделанные британским психологом Ф. Ч. Бартлеттом еще в 1932 г. [102] в его классическом труде «Запоминание» («Remembering»), о том, что память («memory») и припоминание («recall») представляют собой активные, конструктивные процессы инференции и основаны на актуальных знаниях, интересах, эмоциональном отношении субъекта к объекту запоминания и его содержанию. Выдающийся ученый говорил о когниции и культуре как об одном целом. Полученные им экспериментальным путем данные продемонстрировали, что часто манера и содержание вспоминаемого обусловлены преимущественно социальными факторами [102, с. 244]. Согласно теории запоминания Ч. Бартлетта, активную роль в процессе языкового восприятия и понимания играют схемы («schemata»), детерминированные как когнитивно, так и социально. Особое значение для нашей работы имеет его экспериментальное наблюдение о динамическом характере схем восприятия, которые меняются в результате постоянно обретаемого людьми опыта.

Многие ученые продолжили изучение проблем памяти, когниции и дискурса. Изложим далее наиболее значимые, на наш взгляд, положения, полученные в ходе экспериментов по запоминанию прозы. Повторив эксперименты Ч. Бартлетта, И. Ч. Пол пришел к выводу, что дискурс с большей степенью внутренней экспликации лучше вспоминается и, соответственно, запоминается [263]. Научные исследования Ч. Кофера на практике подтвердили известное и интуитивно верное положение о том, что дословное запоминание прозы сложнее, чем логическое запоминание основной идеи отрывка дискурса [130]. Б. Р. Гомулицкий обнаружил зависимость вероятности запоминания некоторого элемента от степени его значимости для понимания отрывка в целом [168]. Естественным образом, удержание в памяти тех или иных элементов во многом обусловливается и их позицией в общей организационной схеме дискурса. Процесс понимания речи сопряжен с выделением наиболее важных моментов, расстановкой акцентов и отказом от видимо незначительных деталей. Эксперименты С. Ньюмана, Э. Зальца, У. Ли показали, что лучше запоминаются элементы дискурса в сильной позиции текста [Приводится по: 314]. Дж. Дулинг и Р. Лахман доказали, что схематичное представление содержания текста (как, к примеру, названия, резюме, ключевые слова) значительно облегчает интерпретацию, организацию в памяти даже допускающих двоякое понимание текстовых отрывков (Там же).

Многие ученые в течение полувека обращались к изысканиям Ч. Бартлетта. К примеру, У. Нейссер, один из основоположников когнитивной психологии, утверждал, что зрительное и слуховое восприятие, как и запоминание, являются актами выстраивания смысла («construction») [257, с. 10].

В упомянутой ранее обзорной статье Т. Ван Дейк и У. Кинтш делают важнейший вывод о том, что «понимание и вспоминание дискурса (и вообще семантической информации) отчасти основаны на вносимых имплицируемых элементах из конкретных или общих схем, репрезентирующих наше знание типа дискурса, обсуждаемой темы и контекста использования (задача, проблема)» [314, с. 65]. Таким образом, устанавливается первостепенная роль когнитивной базы в процессе восприятия и обработки информации. Логично, с нашей точки зрения, также утверждать, что когнитивная база человека во многом детерминирует как построение, так и лингвистическое наполнение дискурса. Актуальное знание, опыт, важный для человека в данный момент, определяет использование той или иной паремии в дискурсе. Так, появление пословиц и поговорок в дискурсе когнитивно обусловлено.

Паремии, в свою очередь, выполняют когнитивные функции в дискурсе (когнитивно-дискурсивные функции): они, с одной стороны, являются его организующими элементами, с другой стороны (в некоторых случаях одновременно с этим), они помогают его интерпретации. Таким образом, под когнитивно-дискурсивной функцией паремий мы будем понимать их роль как единиц дискурса в организации и представлении информации в дискурсивном пространстве. Термин «информация» в своей работе мы трактуем как сообщение и смысл, который может быть из него извлечен. Информация, наполняющая дискурс, по нашим наблюдениям, может быть трех типов:

· интеллективная (нейтральное в плане оценочности сообщение, предназначенное для информирования, к примеру, лекции, новостные сообщения и т. д.);

· эмотивная (в сообщении выражается оценка/отношение говорящего к предмету высказывания);

· социальная (к этому типу мы относим информацию, указывающую на социальную принадлежность/включенность коммуниканта/ов (светская беседа, высказывание «для поддержания беседы» и т. д.).

Таким образом, нами были выделены следующие когнитивно-дискурсивные функции паремий:

1) функция внутренней экспликации дискурса. Для извлечения знаний из текста, интерпретации его содержания требуется применение когнитивных приемов обработки языковых данных, основанных, как было показано выше, на знании языка, окружающего мира, а также конвенциях соотнесения лингвистических знаний с экстралингвистическими. Будучи прецедентными высказываниями, известными большинству представителей лингво-культурной общности, и составляющими когнитивной базы, пословицы и поговорки служат элементами внутренней экспликации дискурса и, тем самым, облегчают его обработку, понимание и запоминание/воспоминание. Эта функция является обязательной для всех паремических единиц в дискурсе. По образному выражению американского государственного деятеля С. Холланда, пословицы являются таким коммуникативным средством, которое «располагает сено там, где коровы могут его съесть» [Цит. по: 266, с. 213]. Другими словами, паремии позволяют препарировать информацию таким образом, чтобы ее передача и восприятие оказались наиболее эффективными. Из этого вытекают более специфические функции. Здесь необходимо сделать важную оговорку. Предлагаемое нами далее распределение функций по группам не стоит считать абсолютным и взаимонепроницаемым. Наш анализ показывает, что зачастую какая-либо из этих функций в дискурсе не реализуется в «чистом виде», в отрыве от других, но, все же, в ходе исследования мы выделяем ту или иную функцию как лидирующую, выходящую в дискурсе на первый план.

2) Функция эмоционального выделения. Любой процесс интерпретации воспринимаемой информации обязательно связан с оценкой, часто психологической, подразумевающей толкование чего-либо в терминах «хорошо – «плохо» и, в таком случае, сопряженной с эмоциями. Как прецедентные высказывания пословицы и поговорки представляют эмоциональную ценность для носителей определенной культуры и языка, они могут являться «выразителями» отношения к некоторому (а, может, и бесконечному) множеству аналогичных ситуаций, тем самым вносят весомый вклад в расстановкуэмоциональных акцентов в дискурсе.

3) Функция резюме. Научные исследования в области понимания повествования («story») выявили, что наиболее активно процесс обработки информации происходит в начале и конце текстового отрезка [Приводится по: 186, с. 118]. Трудности могут возникать в начале повествования в связи с высокой степенью неясности, вызванной недостаточностью информации, так как читателю еще предстоит выстроить связную модель текста. Заключительная часть повествования требует подытоживания и сведения всей информации в единое целое. По свидетельству Р. Хонека, применение паремий в начальной и конечной позиции в тексте может быть эффективно (Там же). Так, паремии (в первую очередь, пословицы) выражают некоторое обобщение, наблюдение, поэтому могут выступать незаменимыми средствами резюмирования, т. е. краткого изложения сути, смысла в дискурсе, подытоживания отдельных частей текста. Как показывает У. Кинтш, резюме («summaries») могут представлять такую же (а иногда и большую) ценность, чем репрезентируемое ими содержание из-за снижения ими информационной нагрузки, выделения наиболее значимых элементов информации и упрощения установления связей между ними, а также обеспечения доступа к данным макроуровня для обнаружения этих связей [Приводится по: 186, с. 119].

4) Функция семантического выделения. Как авторитетные прецедентные высказывания паремии выступают в дискурсе в качестве хорошо запоминающегося сигнала для генерирования информации, тем самым выполняют функцию семантического выделения наиболее важной информации в дискурсе.

5) Функция структурной организации дискурса. Наши наблюдения показали, что положение паремии в дискурсе имеет значение. Паремии выстраивают схемы для организации, запоминания и осмысления информации в дискурсе и, тем самым, выступают элементами его структурной организации, концептуальными связками, структурирующими имеющуюся информацию и интегрирующими новую, поступающую, информацию. Они, таким образом, способны выстраивать «каркас» произведения/текста, представляя развитие его коммуникативной перспективы.

6) Эвфемистическая функция. В установки когнитивно-дискурсивной парадигмы входит изучение роли языковых явлений в когниции и коммуникации (дискурсе), неразрывно связанных со знаниями, мнениями, отношениями, оценками, стереотипами. Поэтому для полного понимания когнитивных и дискурсивных процессов важен учет культурно-социальных и психологических, а, соответственно, и эмоциональных факторов. Так, мы выделяем эвфемистическую функцию паремий. Фигуральность паремий (их семантическая неоднозначность) помогает говорящему избегать в дискурсе нетактичных, обидных, неприличных, оскорбительных, по его мнению, слов или фраз. Употребление эвфемизмов в англо-американской культуре особенно актуально и связано с внедрением принципов «политической корректности» – явления, представляющего огромное значение в современном англоязычном обществе. Стоит, все же, признать, что предлагаемое нами название функции условно в том смысле, что паремии далеко не являются «нейтральным языком», что требуется от языка эвфемистического. Однако мы выбрали этот термин, так как пословично-поговорочные единицы в дискурсе зачастую помогают избегать коммуникативных конфликтов, позволяют завуалировать существо дела или закодировать информацию и сделать ее тем самым понятной для ограниченной аудитории.

7) Функция когнитивной экономии. Изучая триаду язык-мышление-паремии, Р. Хонек назвал паремии «теориями в миниатюре», подчеркнув их способность «экономно кодировать огромное количество внешне сходных событий» [186, с. 103]. Наделенные лаконичной формой, рассматриваемые языковые единицы выступают как экономичные знаки ситуаций, имеющие значительную когнитивную силу и делающие процесс обработки передаваемой информации более эффективным: более быстрым и простым. Тем самым, паремии служат наглядным доказательством действия когнитивного закона наименьших усилий.

8) Фатическая функция.По нашим наблюдениям, паремии могут служить эффективным сигналом ориентации адресанта на адресата, имеющей целью установление или поддержание контакта. Употребление паремических единиц может также сигнализировать об определенной реакции на воспринятую информацию в дискурсе. Одновременно с этим пословицы и поговорки как прецедентные высказывания и символы культуры, элементы когнитивной базы в дискурсе выступают своеобразным маркером общественности («sociality»), социо-культурной принадлежности или включенности использующего их в речи участника коммуникации.

Выводы к Главе 1

1. Масштаб ведущейся сегодня научной работы, количество кандидатских и докторских диссертаций, выполненных в рамках когнитивно-дискурсивного направления, пожалуй, позволяют говорить об этой парадигме лингвистического знания как сложившейся.

2. Анализ паремических единиц с когнитивно-дискурсивной точки зрения предполагает установление их роли в процессе когниции и в процессе коммуникации. Только на фоне дискурса (и текста как его материального выражения) паремии могут получить наиболее полное описание, при этом когнитивно-дискурсивная парадигма является интегральным подходом, учитывающим различные точки зрения на предмет исследования.

3. Пословичная когниция осуществляется рядом когнитивных процессов. В первую очередь, это индукция (обобщение), сопровождаемая процессами ментальной репрезентации, категоризации, инференции, аналогии. Паремии членят действительность, запечатлевая некоторую ситуацию, и служат готовым средством репрезентации сходных с ней ситуаций. В основе схемы паремической категоризации лежит аналогическое мышление.

4. «Народное знание», заключенное в паремиях, довольно условно и, несомненно, подлежит изменениям. Паремические категории подвижны, они постоянно меняются и перестраиваются в результате применения этих языковых единиц в новых контекстах. Полисемантичность и полифункциональность паремий определяют их способность адаптироваться к нуждам коммуникации, что является важнейшим условием их окказионального применения. Языковое творчество имеет относительную свободу. В дискурсе возможно снятие некоторых языковых запретов, что, однако, ограничивается языком как системой, личностью автора и типом дискурса.

5. Дискурс в данном исследовании понимается как комплексное коммуникативное событие, происходящее в определенных прагматических условиях. В анализе дискурса и дискурсивных явлений принципиально важно также учитывать его социальную и когнитивную составляющие. Информация/знание приобретается человеком из опыта. Дискурс, тем самым, является формой представления и организации некоторого опыта/знания в тексте.

6. Основными постмодернистскими концепциями, позволяющими наиболее полно представить природу и процесс функционирования паремий в дискурсе, являются теория интертекстуальности и теория энтекстуализации. Пословицы и поговорки суть своего рода интертекстемы, принадлежащие лингвонациональному (и общечеловеческому) культурному пространству. Явление перехода авторского выражения в разряд паремического рассматривается в настоящей работе как процесс энтекстуализации, сопряженный с процессами деконтекстуализации некоторого выражения из оригинального дискурса и его последующей периодической реконтекстуализацией в новых дискурсах.

7. Паремии способны исполнять роль эталона культуры, функционировать как теории в миниатюре, выступать как символ некоторой ситуации, поэтому современное определение пословицы и поговорки должно содержать толкование этих единиц как прецедентных высказываний, входящих в когнитивную базу, т. е. совокупность знаний и представлений, общих для членов того или иного лингво-культурного общества.

8. Паремические единицы являются контекстуальными сигналами в дискурсе и способны влиять на смысл и восприятие транслируемой информации. Это их предназначение обусловливает выполняемые ими в дискурсе когнитивно-дискурсивные функции. Обязательной и универсальной функцией для всех паремий является функция внутренней экспликации дискурса, подразделяемая на более специфические функции: эмоционального выделения, семантического выделения, структурной организации дискурса, резюме, когнитивной экономии, эфвемистическую и фатическую функции.