Категории: ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника |
S. Через два часа по столовой ложке.
Когда поставщик двора его величества услышал, что сам министр торговли ждет его в кабинете, он от радости стал потирать руки:
— Опять Матиушу что-то пришло в голову.
Заказ был ему тем более нужен, что с момента начала войны почти все отцы и дяди уехали на фронт и было не до кукол.
— Господин фабрикант, срочный заказ. Кукла должна быть готова завтра.
— Это будет трудно. Почти все мои рабочие ушли на войну, остались только работницы и больные. К тому же я завален работой, — ведь почти каждый отец, уходя на войну, покупает детям куклы, чтобы они не плакали, не грустили и слушались старших.
Фабрикант врал. Никто из его рабочих не пошел на войну, так как он платил им так мало, что все они от голода были больны и непригодны к военной службе; Никаких заказов у него не было. А сказал он так потому, что хотел содрать, за куклу подороже.
У него даже глаза засмеялись, когда он узнал, что эта кукла должна изображать Матиуша.
— Видите ли, король должен часто показываться. Ему придется ездить в коляске по городу, чтобы не думали, что он боится войны и прячется. А для чего ребенка все время возить по городу? Может пойти дождь, он может простудиться. А вы понимаете, что именно теперь надо заботиться о здоровье короля.
Фабрикант был неглуп, он догадался, что ему только так говорят, что тут кроется какая-то тайна…
— Значит непременно завтра?
— Завтра, в девять утра.
Фабрикант взял перо, будто бы что-то подсчитывал — Матиуша ведь надо сделать из самого лучшего фарфора, — он не знает, хватит ли его у него. Да, это должно стоить очень дорого. И рабочим надо заплатить за секретность. А тут еще машина испортилась. Сколько может стоить починка? Ну — и эти заказы надо будет отложить. Считал — долго считал.
— Господин министр торговли, если бы не война, — я ведь понимаю, что сейчас большие расходы на армию и пушки, — если бы не война, вы заплатили бы в два раза больше. Итак, пусть будет, но уж это крайняя цена…
И он назвал такую сумму, что министр даже застонал.
— Но это же грабеж!
— Господин министр, вы оскорбляете национальную промышленность.
Министр позвонил по телефону старшему министру, так как сам не решался заплатить такие деньги. Но, боясь, чтобы кто-нибудь не подслушал их разговор, вместо «кукла» сказал «пушка».
— Господин старший министр, очень дорого хотят за эту пушку.
Старший министр догадался, о чем идет речь, и сказал:
— Не торгуйтесь, только скажите, чтобы она, когда дернешь за шнурок, отдавала честь.
Телефонистка очень удивилась, что это за новые пушки, которые должны отдавать честь.
Фабрикант заволновался.
Ему придется еще добавить своих денег. Это не его дело. Пусть обратятся к королевскому механику или к часовому мастеру. Он солидный промышленник, а не фокусник. Матиуш будет закрывать глаза, но отдавать честь не будет — и баста. В конце концов он согласился.
Вспотевший и голодный возвращался министр торговли домой.
Вспотевший и голодный вернулся префект полиции во дворец.
— Я уже знаю, как украли Матиуша. Я все обстоятельно осмотрел.
Было так: когда Матиуш спал, ему набросили на голову мешок и унесли в королевский сад, туда, где растет малина. В малиннике есть протоптанное место. Там Матиуш упал в обморок. Чтобы он пришел в себя, ему дали малины и вишен. Там обнаружено шесть вишневых косточек. Когда Матиуша переносили через ограду, он должен был защищаться, потому что на коре дерева имеются следы голубой крови. Чтобы запутать погоню, его посадили на корову. Префект сам видел следы коровьих ног. Потом дорога ведет в лес, где нашли мешок. А потом, вероятно, где-нибудь спрятали живого Матиуша, а где, префект не знает, потому что у него было мало времени и он не мог никого спросить, чтобы не выдать тайны. Надлежит следить за иностранным воспитателем, он очень подозрителен. Спрашивал, может ли он проведать Матиуша.
— А вот косточки от вишен и мешок.
Старший министр положил мешок и косточки в ящик, запер его на ключ и опечатал красным сургучом, а сверху написал по-латыни: corpus delicti, — это значит «вещественные доказательства».
Потому что так уж принято, что, если кто-нибудь чего-нибудь не знает и не хочет, чтобы знали другие, он пишет по-латыни.
На следующий день военный министр отдавал последний рапорт, а кукла-Матиуш ничего не говорила и только отдавала честь.
На всех углах улиц вывесили объявления, что жители столицы могут спокойно работать, ибо король Матиуш ежедневно в открытой машине будет выезжать на прогулку.
План военного министра удалец прекрасно, Три врага думали, что войска Матиуша пойдут сразу на всех. А тем временем он собрал солдат в одно место, со всей силой ударил на одного и разбил его. Взял большие трофеи и раздал ружья, сапоги и солдатские мешки всем, кому их не хватало.
Матиуш прибыл на фронт как раз тогда, когда шел дележ военной добычи:
— А это что за вояки? — удивился главный интендант войска, то есть тот, кто выдает одежду и еду.
. — Мы такие же вояки, как и все, — сказал Фелек, — только немного поменьше.
Каждый выбрал себе пару сапог, револьвер, ружье и мешок. Теперь Фелек жалел, что взял у отца пояс и складной нож и совершенно зря получил по затылку. Но кто может предвидеть, какие неожиданности принесет война.
Недаром говорили, что главнокомандующий поступил не слишком умно. Вместо того, чтобы взять трофеи, отойти и окопаться, он пошел вперед. Забрал каких-то пять или шесть городов, совершенно ему не нужных, и только тогда приказал рыть окопы. Но было уже слишком поздно, так как на помощь неприятелю шли два других.
Так говорили потом, но отряд Матиуша ничего не знал, потому что на войне все держится в секрете. Пришел приказ идти туда-то и туда-то, пришел приказ делать то-то и то-то. Иди и делай, ни о чем не спрашивай и не болтай.
Когда они вошли в побежденный чужеземный город, Матиушу все очень понравилось. Спали в больших удобных комнатах, правда, на полу, но это все же лучше, чем тесная хата или поле.
С нетерпением ждал Матиуш первого сражения, потому что за это время видел и слышал много интересных вещей, а настоящей войны не видел. Какая обида, что он опоздал!
В городе стояли только одну ночь, на другой день двинулись дальше.
— Остановиться и рыть.
Матиуш совершенно не знал современной войны. Он думал, что армия только дерется, отнимает лошадей и идет все дальше и дальше, топча врага. Но что солдаты роют рвы, вбивают перед этими рвами колья с колючей проволокой и сидят в этих рвах целыми неделями, Матиушу даже и не снилось. Не очень-то охотно принялся он за работу.
Он был усталый и слабый, все кости у него болели; драться — это королевское дело, но рыть землю — это любой сделает лучше него.
А тут приходит приказ за приказом, чтобы торопиться, потому что неприятель приближается. Уже были слышны издалека пушечные выстрелы.
Как-то раз примчался на машине полковник саперов, кричал, сжимал кулаки, грозил, что расстреляет тех, кто плохо роет.
— Завтра будет сражение, а они ничего не сделали!
— А эти двое здесь зачем? — крикнул он со злостью. — Что это за Валигора и Вырвидуб?
И весь гнев полковника мог бы обрушиться на двух добровольцев, но по счастью над головами послышалось жужжание самолета.
Полковник посмотрел в бинокль на небо, быстро повернулся, сел в машину и поспешно уехал. А тут бух-бух-бух, одна за другой упали три бомбы. Правда, никого не ранило, но все попрятались в окопы, так как там было безопаснее.
Бомбы и орудийные снаряды так устроены, что в них есть много пуль и кусочков железа. И как только снаряд разорвется, все это разлетается в разные стороны, ранит и убивает. А кто сидит внизу, в окопах, у того все это пролетает над головой. Разве уж только снаряд угодит в самый окоп. Но это случается редко, потому что орудия стреляют на расстоянии нескольких километров и трудно попасть с такого расстояния именно в этот окоп.
Эти три бомбы многому научили Матиуша. Он уже не дулся и не бунтовал; молча взял лопату и работал до тех пор, пока его усталые руки сами не опустились, и он, как колода, свалился, подкошенный тяжелым сном, на самое дно окопа. Солдаты не будили его, но сами работали всю ночь при свете ракет. А с рассветом обрушилась на них первая атака врага…
Показались четыре неприятельских всадника. Это были вражеские разведчики. По всадникам начали стрелять, один упал с лошади, должно быть, убитый, а трое ускакали.
— Сейчас будет сражение! — кричал поручик.
— Лежать в окопах, только ружья выставить и ждать! — прозвучал приказ.
Действительно, вскоре показался неприятель. Начали стрелять с обеих сторон. Но отряд Матиуша был укрыт в окопах, а те шли через открытое поле. Неприятельские пули пролетали над головами сидящих в окопах солдат, и слышно было только их свист и жужжание, тогда как вражеские солдаты то и дело падали, сраженные пулями. Теперь Матиуш понял, что справедливо сердился вчера полковник саперов, и еще понял, что на войне каждый приказ должен быть выполнен быстро и без лишней болтовни.
Да, штатские могут слушаться или не слушаться, мешкать и рассуждать, но военный знает только одно: приказ должен быть выполнен без промедления, каждое поручение — точно. Вперед — так вперед, в тыл — так в тыл, рыть — так рыть.
Сражение продолжалось весь день. Наконец, неприятель понял, что ничего не достигнет, потому что только теряет людей, а подойти не может, так как мешают проволочные заграждения, и отошел решил окопаться. Но одно дело рыть спокойно, когда никто не мешает, а другое — рыть под огнем, когда отовсюду падают пули.
Ночью ежеминутно пускали ракеты, так что все было видно, и хотя стреляли меньше, так как измученные солдаты по очереди спали, бой продолжался.
— Мы не отступили, — говорили довольные солдаты.
— Мы не отступили, — сообщал поручик по телефону в штаб. Так как к ним уже успели протянуть телефон.
Каковы же были их удивление и гнев, когда назавтра был получен приказ отступать.
— Почему? Мы вырыли окопы, задержали врага, можем обороняться.
Если бы Матиуш был поручиком, он наверно не послушался бы приказа. Это, должно быть, какая-то ошибка. Пусть полковник придет сюда, пусть посмотрит, как хорошо они сражаются. У тех много убитых, а у них только один раненый в руку, потому что, когда он стрелял из окопа, он слишком высоко поднял руку и ее оцарапала вражеская пуля. Каким образом полковник издалека может знать, что тут происходит?
Была минута, когда Матиуш готов был крикнуть:
«Я король Матиуш! Пусть полковник приказывает, что хочет, а я не позволяю отступать! Король главнее полковника».
Если он не сделал этого, то только потому, что не был уверен, что ему поверят и не поднимут на смех.
И еще раз убедился Матиуш, что в армии рассуждать нельзя, а нужно немедленно выполнять приказы.
Неприятно было бросать с таким трудом вырытые окопы, оставлять даже часть запасов хлеба, сахара и солонины. Неприятно было возвращаться через деревню, где удивленные жители спрашивали:
— Почему удираете?
Уже в дороге догнал их конный вестовой с письмом, чтобы шли быстро, без отдыха.
Легко сказать — без отдыха, но после двух бессонных ночей, когда одну ночь рыли, а другую сражались, идти без отдыха нельзя. При этом было мало провизии, а вдобавок все были злы и опечалены. Идти вперед — хочется, последние силы напрягаешь и мчишься, но возвращаться, да еще неохотно, — тут силы иссякают быстро.
Идут — идут — идут — идут, — а тут вдруг с двух сторон — выстрелы, справа и слева.
— Понимаю! — крикнул поручик. — Мы ушли слишком далеко вперед, а неприятель зашел с тыла. Полковник был прав, когда приказал быстро отступать. Нас бы взяли в плен.
— Хорошенькая история, теперь мы должны прорываться, — со злостью сказал один солдат.
Ох, как было тяжело! Теперь неприятель сидел в окопах и стрелял с двух сторон, а они должны были удирать.
Теперь Матиуш понял, почему на заседании совета министров говорили о сапогах, овсе для лошадей и сухарях. Если бы у них не было в мешках сухарей, они умерли бы с голоду, потому что три дня они ели одни сухари. Спали по очереди, только по несколько часов. А ноги у них были такие израненные, что кровь булькала в сапогах.
Тихо, как тени, пробирались они лесами, а поручик все смотрел на карту — нет ли поблизости оврага или зарослей, чтобы спрятаться.
То и дело появлялись вражеские разведчики: посмотреть, в какую сторону они удирают, и дать знать своим, чтобы те продолжали их преследовать.
Если бы вы видели Матиуша! Он высох за эти дни, как щепка, сгорбился и стал еще меньше. Многие солдаты побросали ружья, но Матиуш упорно держал свое ружье в одеревеневших пальцах.
Как можно за несколько дней столько пережить!
«Папочка, папочка, — думал Матиуш, — о, как трудно быть королем, который ведет войну. Легко было сказать: „А мы не боимся, я одержу над вами победу, как мой великий прадед“. Легко говорить, но трудно делать. Ох, каким я был тогда легкомысленным ребенком! Я думал только о том, как буду на белом коне покидать столицу, а народ будет бросать цветы под копыта моего коня. Я не думал о том, сколько людей убьют».
А люди падали от пуль, и, может быть, Матиуш только потому остался в живых, что был маленький.
Как же обрадовались они, когда, наконец, встретили свои войска. И не только войска, но уже готовые, вырытые окопы.
«А теперь будут над нами смеяться», — подумал Матиуш.
Но вскоре убедился, что даже на войне существует справедливость.
Когда, уже в окопах, они выспались и поели, им приказали отойти в резерв. Новые солдаты заняли окопы и начали стрелять, а они прошли еще пять миль в тыл — и там их задержали в небольшом городке.
Здесь на площади встретил их полковник саперов, но теперь он вовсе не был сердит, только сказал:
— Ну, что, молодцы, поняли теперь, для чего нужны окопы?
О, и как еще поняли!
Потом отделили тех солдат, которые бросили свои ружья, от тех, которые вернулись с ружьями. И к этим последним генерал обратился с такой речью:
— Честь вам и хвала за то, что сохранили оружие. Настоящие герои узнаются не в успехе, а в поражении.
— Смотрите, эти два малыша здесь! — воскликнул полковник. — Да здравствуют храбрые братья Валигора и Вырвидуб!
С той поры Фелек стал Валигорой, а Матиуш — Вырвидубом. И уже иначе их не называли:
— Эй, Валигора, принеси-ка воды!
— Ты, Вырвидуб, подбрось дровишек в огонь!
И отряд полюбил своих малышей.
Тут, на отдыхе, они узнали, что военный министр поругался с главнокомандующим, и только король Матиуш их помирил. Матиуш ничего не знал о кукле, которая заменила его в столице, и очень удивлялся, что о нем говорили так, как будто он был дома. Матиуш был еще очень молодой король и не знал, что такое дипломатия.
Ну, отдохнули, подкормились и засели в окопах. И началась так называемая позиционная война. Это значит, что и они, и враждебная сторона стреляли друг в друга, но пули перелетали над головами, потому что солдаты сидели под землей.
По временам, когда становилось уж очень скучно, шли в атаку — то те, то эти, — и тогда или одни, или другие подвигались на несколько миль либо вперед, либо в тыл.
Солдаты ходили из окопа в окоп, играли, пели, дулись в карты, а Матиуш усердно учился.
Учил Матиуша поручик, которому тоже было скучно. Поставит утром часовых, чтобы следили, не идет ли неприятель в атаку, позвонит в штаб, что все в порядке, и целый день ему нечего делать.
Итак, он охотно согласился учить маленького Вырвидуба. Это были чудесные уроки. Сидит Матиуш в окопе и учит географию, поют жаворонки, — иногда только раздастся выстрел. Тихо и приятно.
И вдруг — точно собаки завыли!
Начинается!
Это маленькие полевые орудия.
А тут: бух-бух — как залает большая пушка.
И начнется! Ружья квакают как лягушки — тут свистит, там шипит, там гудит, и раз за разом: бац-бац, бух-бух!
Так продолжается полчаса-час. Иногда снаряд попадет в окоп и там взорвется — уложит несколько человек, нескольких покалечит. Но товарищи, уже привыкшие к этому, посмотрят и только скажут:
— Жаль, хороший был парень.
— Царство ему небесное, — перекрестится кто-нибудь.
Доктор перевяжет раненых и ночью отошлет в полевой госпиталь. Ну что ж — война.
Не избежал раны и Матиуш. Ему было очень неприятно идти в госпиталь. Такая маленькая рана, даже кость не задета. Но доктор уперся и отослал.
Лежит Матиуш на кровати — первый раз за четыре месяца. Ах, какое блаженство! Матрац, подушка, одеяло, белоснежная простыня, полотняное полотенце, белый столик возле кровати, кружка, тарелка, ложка, немножко похожая на те, которыми он ел в королевском дворце.
Рана заживала быстро, сестры и врач были очень добрые, и Матиуш чувствовал бы себя прекрасно, если бы не одна страшная опасность.
— Смотрите, как он похож на короля Матиуша, — сказала однажды жена полковника.
— Правда! И мне показалось лицо его знакомым, только не мог вспомнить.
И решили его сфотографировать для газеты.
— Ни за что на свете!
Напрасно ему объясняли, что, может быть, король Матиуш пришлет ему медаль, когда, просматривая картинки, увидит такого маленького солдата.
— Глупенький, пошлешь отцу свою фотографию, вот он обрадуется!
— Нет и нет!
Достаточно было у Матиуша этих фотографий. В общем, он перепугался не на шутку. А вдруг узнают, догадаются.
— Оставьте его в покое, он не хочет. А может быть, он прав. Еще король Матиуш обидится, ему будет неприятно, что в то время, когда он разъезжает по столице в автомобиле, его ровесники получают раны.
«Что это, к дьяволу, за Матиуш, о котором все говорят?» — Матиуш подумал «к дьяволу», так как давно уже забыл этикет и научился солдатским выражениям.
«Как хорошо, что я удрал на фронт», — подумал король Матиуш.
Матиуша не хотели выписывать из госпиталя, очень просили, чтобы он остался, говорили, что пригодится: будет подавать раненым чай, помогать на кухне.
Матиуш возмутился.
Нет, ни за какие сокровища! Пусть тот расфуфыренный Матиуш в столице раздает подарки в госпиталях и ходит на похороны офицеров, он — настоящий король — снова пойдет в окопы. И вернулся.
Где Фелек? — Нет Фелека. Фелеку надоела служба в окопах. Живой был мальчик, ни минуты не мог усидеть на месте. А тут сиди в окопе по целым неделям и головы не высунь, а то сейчас же начнут стрелять, и поручик ругается.
— Нагнешь ты свою глупую голову или нет? — кричит поручик. — Подстрелят дуралея, а потом вози его по госпиталям, делай перевязки. И без тебя хватает хлопот.
Два раза покричал, а на третий посадил его в карцер на три дня на хлеб и на воду. А было это так.
В неприятельских окопах сменился отряд. Старый отряд пошел на отдых, а новый ночью занял его место. Окопы их были теперь так близко друг от друга, что одним было слышно, что кричат другие. И начали они оскорблять друг друга.
— Ваш король сопляк! — кричат из неприятельского окопа.
— А ваш — старый сморчок!
— Сами вы сморчки. Сапоги у вас дырявые!
— А вы — голодные глотки, бурду пьете вместо кофе.
— А ты приди, попробуй!
— Как возьмем вашего в плен, так зубами застучит, как волк!
— А вы голодранцы!
— А вы славно от нас удирали!
— А мы вам напоследок всыпали!
— Стрелять не умеете. Вам только ворон бить!
— А вы умеете?
— Конечно, умеем.
Рассердился Фелек, выскочил из окопа, повернулся спиной к ним, нагнулся, подобрал шинель и крикнул:
— А ну, стреляйте!
Грянуло четыре выстрела, но пули пролетели мимо.
— Эх, вы, стрелки!
Солдаты смеялись, но поручик очень рассердился и посадил Фелека в карцер.
Это была глубокая яма, обложенная досками.
Нужно вам сказать, что солдаты натащили из разбитых хат досок и сделали себе в окопах стены, пол и даже навесы, чтобы их не мочил дождь и не было грязи.
Только два дня просидел Фелек в деревянной клетке под землей, поручик простил его. Но и этого было слишком много.
— Не хочу служить в пехоте.
— А куда пойдешь?
— В авиацию.
Как раз в государстве Матиуша не хватало бензина. А без бензина трудно самолетом возить большие тяжести. Так что пришел приказ брать на самолеты только легких солдат.
— Иди ты, сарделька, — смеялись солдаты над одним толстяком.
Посоветовались, решили — пойдет Фелек. Кто же может быть легче, чем двенадцатилетний мальчик? Пилот будет управлять самолетом, а Фелек будет сбрасывать бомбы.
Матиуш огорчился, что Фелека нет, но отчасти был рад этому.
Фелек один знал, что Томек — король. Правда, Матиуш сам просил, чтобы он называл его Томском. Но, как-никак, было не совсем хорошо, что Фелек считал его ровней. И если бы еще ровней, так нет! Матиуш был младше, и Фелек относился к нему покровительственно. Фелек пил водку и курил, а когда кто-нибудь хотел угостить Матиуша, сейчас же говорил:
— Ему не давайте, он маленький.
Матиуш не любил ни пить, ни курить, но он сам хотел отказаться и поблагодарить и не хотел, чтобы Фелек отвечал за него.
Когда по ночам солдаты уходили в разведку, Фелек всегда устраивал так, что брали его.
— Не берите Томека, — какой вам от него толк? Разведка была опасна и трудна. Надо было тихо ползти на животе до проволочных заграждений неприятеля, перерезать их ножницами или искать укрытых вражеских часовых. Иногда нужно было лежать тихо целый час, потому что, как только в неприятельском лагере слышали шорох, сейчас же пускали ракеты и стреляли в смельчаков. Солдаты жалели Матиуша, он был моложе и нежнее, и чаще брали Фелека. А Матиушу было это неприятно.
Теперь он остался один и оказывал отряду большие услуги: носил часовым патроны, пролезал под проволокой в неприятельские окопы, а дважды даже пробрался, переодетый, на их сторону.
Переоделся Матиуш пастушком, пробрался через проволоку, ушел мили за две, сел перед разбитой хижиной и притворился, что плачет.
— Чего плачешь? — заметил его какой-то солдат.
— Как же мне не плакать, хату нашу спалили, мамка куда-то ушла, а куда — не знаю.
Привели Матиуша в штаб, напоили кофе. Неловко было Матиушу.
Вот добрые люди, накормили, да еще какой-то старый кафтан дали, так как, переодетый в лохмотья, он дрожал от холода. Вот добрые люди, а он, Матиуш, их обманывает — пришел шпионить.
И Матиуш решил про себя, что, раз уж так, он ничего не расскажет. Пусть говорят, что он глупый, что ничего не знает, и пусть его больше не посылают. Не хочет он быть шпионом. Но тут позвали его к штабному офицеру.
— Как тебя зовут, малыш?
— Меня зовут Томек.
— Так вот, слушай, Томек. Можешь остаться с нами, если хочешь, пока твоя мама не вернется. Получишь одежду, солдатский котелок, суп и деньги. Но ты должен прокрасться к ним и разузнать, где у них арсенал.
— Что такое арсенал? — притворился. Матиуш. И тут его повели и показали, где находятся пушечные снаряды, где бомбы и гранаты, где порох и патроны.
— Теперь знаешь?
— Знаю.
— Ну, так пойдешь, посмотришь, где все это у них спрятано, а потом вернешься и расскажешь.
— Хорошо, — согласился Матиуш. Офицер был доволен, что ему все так легко удалось. Он даже дал Матиушу целую плитку шоколада.
«Значит, так, — подумал с облегчением Матиуш. — Уж если я должен быть разведчиком, то предпочитаю делать это для своих».
Его проводили к окопам и отпустили. А чтобы не было слышно шагов, для маскировки постреляли в воздух.
Возвращался Матиуш довольный, грыз шоколад, то крался на четвереньках, то полз на животе.
Вдруг — бах-бах — в него стреляли свои. Они могли его убить, потому что заметили, что кто-то подкрадывается, а кто — не знали.
— Дать три ракеты! — крикнул поручик. А сам взял бинокль, взглянул и вдруг даже затрясся от страха.
— Не стрелять! Кажется, Вырвидуб возвращается.
И Матиуш беспрепятственно вернулся к своим и рассказал все, что видел. Поручик тут же позвонил в штаб артиллерии. Сейчас же начали стрелять в пороховые склады неприятеля. Двенадцать снарядов не попали, но тринадцатый, по-видимому, угодил прямо в пороховой склад, потому что грохнуло так, что даже небо стало красным, и такой дым пошел, что можно было задохнуться.
В неприятельских окопах началась паника. Поручик поднял Матиуша на руки и три раза сказал:
— Ай да молодец, ай да молодец, ай да молодец!
Солдаты еще больше полюбили Матиуша. Потому что в награду им дали бочонок водки, а так как у неприятеля не было теперь пороха, то они целых три дня могли спать спокойно. И поручик даже позволил выходить ненадолго из окопов, распрямить спину. А те сидят и злятся, что ничего не могут сделать.
И снова все пошло по-старому. Днем Матиуш учится у поручика, иногда подчищает окопы, потому что земля от дождя все время оползает, — то постоит на карауле, то немного постреляет. И много раз думал Матиуш: «Удивительное дело! Я хотел изобрести такое увеличительное стекло, чтобы взорвать неприятельский пороховой склад. И хоть не совсем, но отчасти мое желание исполнилось».
Так окончилась осень и наступила зима.
Выпал снег. Прислали теплую одежду. Было бело и тихо.
Опять Матиуш узнал важную вещь. Ведь не могли же войска сидеть только в окопах. Что бы тогда было? Как бы кончилась война? Тихо было на фронте, зато огромная работа шла в столице. Нужно было приготовить все, чтобы, собрав войска в один кулак, всей силой ударить по неприятелю и прорвать фронт. Потому что, если хоть в одном месте прорвать линию обороны, неприятель должен удирать всюду, так как через этот прорыв входят войска и начинают стрелять с тыла.
К концу зимы поручик стал уже капитаном, а Матиуш получил медаль. Как он радовался! Отряд их дважды был отмечен за отличную службу.
Сам генерал приехал к ним в окопы и читал приказ:
Именем короля Матиуша благодарю отряд за взрыв пороховых складов и за отличную службу на пользу отечеству и родному народу. Даю вам секретное поручение — прорвать линию фронта, как только станет тепло.
Это была большая честь.
Начались секретные приготовления. Привезли много пушек и снарядов. А в тылу собралась конница и ждала.
Каждый день смотрели солдаты на солнце — когда же, наконец, станет тепло. Потому что им было уж очень скучно.
Так, бедные, ждали, так готовились. И не знали, сколько им придется вытерпеть. Капитан придумал такой хитрый маневр: не бросать в бой сразу всех, а в первый день послать в атаку только часть солдат, чтобы шли только для виду и сейчас же возвратились. Тогда неприятель подумает, что они слабые. И только на другой день бросить все силы и прорвать линию окопов.
Так он и сделал.
Послал часть войск в атаку. Перед атакой приказал артиллерии долго стрелять по проволочным заграждениям, чтобы их прорвать и открыть дорогу для пехоты.
— Вперед!
Ох, как приятно было выбежать из этих несносных окопов, мокрых рвов, бежать что есть силы и кричать: «Ура — вперед!» Испугался неприятель, когда увидел, что они кинулись на него, выставив штыки, даже стрелял мало и невпопад. Уже дошли до заграждений, которые были разбросаны. И тут капитан дал сигнал к отступлению. Но Матиуш и еще несколько солдат или не слыхали приказа, или пошли немного дальше и, окруженные вражеским караулом, попали в плен.
— Ага, испугались, — издевались солдаты. — Летели, летели, шуму наделали, а как до нас добежали, — сразу удирать. И не так уж вас много.
Так говорили неприятельские солдаты, — им было стыдно, что они струсили и со страху даже не стреляли.
Во второй раз шел Матиуш в штаб. Только тогда, в первый раз, он был переодет и шел как военный разведчик, а сейчас был в солдатской шинели и шел как пленный.
— А, мы, кажется, знакомы, птенчик! — крикнул со злобой неприятельский офицер. — Это ты был у нас зимой, это из-за тебя были взорваны наши пороховые склады. Хо-хо! Уж теперь-то ты от нас не уйдешь. Возьмите солдат в лагерь военнопленных, а мальчишка за шпионаж будет повешен.
— Я солдат! — крикнул Матиуш. — Вы можете меня расстрелять, но не вешать.
— Какой ты умный! — крикнул офицер. — Смотрите, чего ему захотелось! Теперь, может, ты и солдат, но тогда был Томеком и предал нас. И мы тебя повесим.
— Не имеете права, — настаивал Матиуш. — Я тогда тоже был солдатом, а пришел сюда переодетым и нарочно сел перед сожженной хатой.
— Ну, довольно болтать. Отвести его под усиленной охраной в тюрьму. Завтра полевой суд рассмотрит это дело. Если, действительно, ты был тогда солдатом, то, может быть, выйдет по-твоему, хотя я предпочел бы для тебя веревку, а не пулю.
На другой день состоялся полевой суд.
— Обвиняю этого мальчика в шпионаже, — говорит офицер на суде, — зимой он здесь околачивался, высматривал, где находятся наши пороховые склады, и донес неприятельской артиллерии. Двенадцать раз они стреляли и не попали, а на тринадцатый раз попали и взорвали пороховые склады.
— Так это было, признаешь себя виновным? — спросил седой судья-генерал.
— Нет, это было иначе. Не я высматривал, где ваши пороховые склады, а этот офицер сам повел меня, показал мне все и приказал идти посмотреть, где у нас пороховые склады и донести ему. И за это дал мне шоколад. Разве не так?
Офицер густо покраснел, потому что он нарушил устав — он никому не имел права говорить, где находятся склады боеприпасов.
— Я был солдатом, и меня послали в разведку, а ваш офицер хотел сделать из меня шпиона, — смело продолжал Матиуш.
— А откуда я мог знать? — начал оправдываться офицер.
Но генерал не дал ему договорить.
— Стыдно, господин офицер, что такой малыш вас надул. Плохо вы поступили и за это будете наказаны. Но и этого парня простить нельзя. Что вы скажете, господин адвокат?
Адвокат начал защищать Матиуша:
— Господа судьи, обвиняемый, который выдает себя то за Вырвидуба, то за Томека Палюха, — невиновен. Он был солдатом и должен был повиноваться. Он пошел в разведку, потому что его послали. Считаю, что он, как и другие, должен быть послан в лагерь военнопленных.
Генерал заметно обрадовался, ему было жаль мальчика. Но он ничего не сказал: военный не должен показывать, что ему жаль кого-то, а тем более — неприятельского солдата.
Он только склонился над книгой, где были написаны все военные законы, и искал, что там написано о военных шпионах.
— Вот, есть, — сказал он наконец. — Шпионов гражданских, которые изменяют за деньги, следует сразу вешать, шпионов военных можно немедленно расстреливать или, если адвокат не согласен, следует отсылать все бумаги в верховный суд и с расстрелом подождать.
— Тогда я требую, — сказал адвокат, ~~ чтобы дело было послано в верховный суд.
— Хорошо, — согласился генерал и все судьи. И Матиуша снова отвели в тюрьму. Тюрьма Матиуша была обыкновенной деревенской избой, — ведь в поле, на фронте, нет больших каменных домов с решетками на окнах. Такие «удобства» имеются только в городах. Матиуша отвели в эту избу, где под окнами и перед дверями стояло по два солдата с заряженными револьверами и ружьями. Сидит Матиуш и думает о своей судьбе. Но все-таки не теряет надежды.
«Меня должны были повесить и не повесили. Может быть, и от пули увернусь. Уж столько пуль возле меня пролетело».
С аппетитом съел он ужин, довольно вкусный, потому что приговоренных к смерти кормят хорошо: таков уж закон. А Матиуш считался осужденным на смерть.
Сел Матиуш у окна и стал смотреть на летающие в небе самолеты: «Наши это или неприятельские?» — подумал он.
И вдруг как ухнут сразу три бомбы, и все недалеко от тюрьмы Матиуша.
Что было потом, Матиуш не помнит, потому что снова посыпался град бомб. Одна ударила в избу — раздался треск, послышались крики и стоны. Кто-то взял Матиуша на руки, но голова его поникла. Потом что-то ужасно захохотало, а когда, наконец, он пришел в себя, он увидел, что лежит на широкой кровати в какой-то красиво обставленной комнате.
— Как вы себя чувствуете, ваше королевское величество? — спросил его, отдавая честь, тот самый старый генерал, который зимой приколол ему медаль за взрыв пороховых складов.
— Я Томек Палюх, Вырвидуб, простой солдат, господин генерал, — крикнул Матиуш, вскочив с кровати.
— Уж будто! — рассмеялся генерал. — Сейчас проверим. Эй, позвать сюда Фелека. Вошел Фелек в мундире летчика.
— Скажи, Фелек, кто это?
— Это его королевское величество, король Матиуш Первый.
Матиуш не мог больше запираться. Да теперь это было и не нужно. Наоборот, военная обстановка требовала, чтобы громко, на всю армию, на всю страну, крикнуть, что король Матиуш жив и находится на фронте.
— Ваше королевское величество, вы можете уже принять участие в совещании?
— Могу, — ответил Матиуш.
И генерал рассказал, как вместо Матиуша сделали куклу, как эту куклу каждый день возили в машине по столице, как старший министр во время аудиенции даже сажал ее на трон, а кукла, если дернуть ее за шнурок, кивала головой и отдавала честь.
В машину куклу вносили на руках, потому что король Матиуш — как писали в газетах — дал слово, что нога его до тех пор не ступит на землю, пока эта земля не будет освобождена от последнего вражеского солдата.
И долго этот фокус удавался, и люди верили, хоть странно им было, что король Матиуш всегда одинаково сидит на троне и в карете, никогда не улыбается и ничего не говорит, только иногда кивает головой и отдает честь. Некоторые подозревали, а многие достоверно знали об исчезновении короля Матиуша.
В штабе неприятеля тоже начали кое о чем догадываться, предупрежденные своими шпионами, но не показывали вида. Была зима, а зимой солдаты мало воюют, большей частью сидят в окопах.
Только когда враги узнали, что войска Матиуша хотят прорвать фронт, они начали всерьез вести разведку и раскрыли тайну.
И вот, накануне наступления, они подкупили какого-то бродягу, который со всей силы бросил камень в куклу-Матиуша.
Матиуш разбился. Фарфоровая голова рассыпалась, и только рука куклы продолжала отдавать в воздухе честь. И тут одни пришли в отчаяние, другие начали сердиться, что их надувают, и грозить революцией, а третьи только смеялись.
Когда назавтра, после пробной атаки, в которой король Матиуш попал в плен, должно было начаться г |
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-08-11 lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда... |