ЧЕЛОВЕК ЖИВЕТ ЖИЗНЬЮ ДУХА ВО ПЛОТИ

Общее изложение главы девятой.

Если человек живет для плоти, то он погибает, как всякая плоть. Если он

живет духом, то приобретает жизнь истинную:

(стр.222)

всякий человек знает жизнь истинную, но плоть соблазняет его.

Берегитесь соблазна. Потому что лучше тебе, чтобы погиб один сустав

твой, чем все тело. Лучше лишиться минутной радости, чем истинной жизни.

Жизнь истинная дана нам, и все мы знаем ее, но обман плоти путает нас.

Привели раз к Иисусу детей, чтобы они побыли с ним. Но ученики стали

отгонять детей, говоря: что нашему учителю делать с глупыми ребятишками?

Иисус увидал, что они ни во что считают ребят и отгоняют их, огорчился

на учеников и говорит: напрасно вы так детей гоняете; они самые лучшие люди,

потому что дети все живут по воле Божией. Они-то уже наверно в царстве

Божием. Вам не гонять их надо, а учиться у них, потому что для того, чтобы

жить в воле Божией, надо жить так, как живут дети. Дети всегда исполняют

пять правил, которые я дал вам: дети не ругаются, не держат зла на людей,

дети не блудят, дети не клянутся ни в чем, дети не противятся злу, ни с кем

не судятся, дети не знают различия между своим и народом чужим и не воюют.

Дети исполняют пять правил, и потому они лучше больших, и они в царстве

Божием.

Если не бросите всех обманов плоти и не сделаетесь такими же, как дети,

не будете в царстве Божием.

Только тот, кто понимает, что дети лучше нас, потому что не нарушают

закона Бога, только тот понимает мое учение, только тот понимает Бога.

Нам нельзя презирать детей, потому что они лучше нас и души их чисты

перед Богом и всегда с Богом. Они все хороши и добры. И ни один ребенок не

погибает по воле Бога; все погибают только от людей, потому что люди

отманивают их от добра.

И потому надо беречь их и не отманивать их от их Отца и от жизни

истинной. И дурно делает тот человек, который отманивает их от чистоты.

Отманить ребенка от добра, соблазнить его гневом, блудом, клятвой, судом,

войной так же дурно, как навесить такому ребенку жернов на шею и бросить в

воду; трудно, чтобы выплыл, а скорее потонет. Так же трудно ребенку

выбраться из соблазна, в который введет его взрослый.

Мир людей несчастен только от соблазнов.

Соблазны везде в мире, всегда были и будут, и человек погибает от

соблазнов.

И потому все отдай, всем пожертвуй, только бы не попасть в соблазн.

Лисица попадет в капкан, отвертит лапу и уйдет; и лапа заживет, и она

остается жива. Так и ты делай; все отдай, только бы не завязнуть в соблазне.

Соблазны расставлены против всех пяти правил и против всех их надо беречься.

Берегитесь же; вот соблазн против первого правила: не сердиться.

Не спрашивай, сколько раз прощать брату; не думай, что семь раз можно

простить, а потом уж надо мстить. Не семь раз только прощай, а семьдесят раз

семь прощай и опять прощай.

Потому что царство Бога можно вот к чему применить. Стал царь считаться

со своими оброчниками. И привели ему оброчника такого, что должен был

миллион рублей. И нечем было ему отдать. И надо бы царю за это продать все

его имение, жену, детей и его самого. Но стад оброчник просить милости у

царя. И царь помиловал его и простил весь долг. И вот этот-то оброчник пошел

домой и увидал мужика; должен ему был этот мужик 50 копеек. Схватил его

царский оброчник, стад душить и говорить: давай, что ты мне должен. И пал

мужик ему в ноги и говорит: потерпи на мне, все отдам тебе. Но оброчник не

помиловал, а посадил мужика в замок, чтобы сидел, пока не отдаст всего. И

увидали это мужики и пошли к царю и сказали, что сделал оброчник. Тогда

призвал царь оброчника и говорит ему: я тебе, злая собака, весь оброк

простил, потому что ты умолил меня. И тебе надо было миловать должника

своего за то, что я тебя помиловал. И прогневался царь и отдал оброчника на

пытку, пока не отдаст всего своего оброка.

Так-то и Отец Бог сделает с вами, если не простите от всего сердца всем

тем, кто виноват перед вами.

Если тебя обидит человек, то помни, что он сын одного Отца -- Бога и

брат тебе. Если он обидел тебя, поди усовести его с глазу на глаз. Если

послушает тебя, то ты в барышах, у тебя новый брат будет. Если не послушает,

то усовести и позови с собой двух или трех, чтобы они уговорили его. Если же

не послушает, то скажи сходке, если сходки не послушает, то он будет тебе

как чужой: тогда прости его и не имей с ним дела.

Ведь ты знаешь, что если затеется ссора с человеком, так лучше с ним

помириться,

(стр.223)

не доходя до суда. Ты знаешь это и делаешь так, потому что знаешь, --

дойдешь до суда, то больше потеряешь. Ну, то же самое и со всякой ссорой:

если ты знаешь, что это худо и доведет тебя до того, что тебя удалит от

Бога, то поскорее развязывайся со злом и мирись, пока еще не ушел тот, с кем

завязалась злоба.

Ведь сами знаете, что как завяжетесь на земле, так и будет пред Богом;

а коли развяжетесь на земле, будете развязаны перед Богом.

Опять же вы сами поймите, что если двое или трое сошлись на земле во

всех делах, то чего они ни попросят, все и получат от Отца своего. Потому

что где двое или трое соединены моим учением, они исполняют мое учение.

Берегитесь, вот соблазн против

2-го правила: не блудите.

Подошли раз к Иисусу самозванные пастыри и, выпытывая его, сказали:

можно ли человеку оставлять свою жену? Он же сказал: с самого начала человек

сотворен самцом и самкой, это естественный закон. И оттого человек оставляет

отца и мать и прилепляется к жене, и сливается муж и жена в одно. Поэтому

человек не должен нарушать естественный, Божий закон и разделять то, что

соединено. А если по вашему, Моисееву закону выходит, что можно бросить

жену, то это неправда; по естественному закону это не так.

И я говорю вам, что кто бросает жену, тот вгоняет в распутство и ее и

того, кто с ней свяжется.

И сказали Иисусу ученики: если уж так надо держаться той жены, какую

раз взял, и никогда не оставлять ее, то это так трудно, что лучше уж вовсе

не жениться.

Он сказал им: можно и не жениться, но только надо понимать, что это

значит. Если кто хочет жить без жены, тот будь уж совсем чистый и не касайся

женщин. Бывают и такие люди, что совсем не любят женщин; а кто любит женщин,

тот сойдись с одной женой, не бросай ее и на других не приглядывайся.

Берегитесь же, вот соблазн против 3-го правила: не обещайся ничем

никому.

Самозванные пастыри ваши повсюду разъезжают и приводят народ к присяге

в том, что люди будут верны закону и начальству. Но они этим только

совращают народ. Нельзя обещаться телом за свою душу. В душе вашей -- Бог, и

потому

обещаться за Бога не могут люди перед людьми.

И подошли раз сборщики податей к Петру и спросили его: что ж учитель

ваш, -- или не платит подати?

Петр сказал: нет, не платит. И пошел рассказал Иисусу, что его

остановили и сказали ему, что все обязаны платить подати. Тогда Иисус сказал

ему: царь ведь не берет с своих сыновей подати, и, кроме царя, они никому не

обязаны платить. Так? Так вот также и мы. Если мы сыновья Бога, то мы

никому, кроме Бога, ничем не обязаны, перед всеми свободны. Мы ни- | чем не

связаны; но если требуют с тебя " подати, то отдай, но не потому, что ты

обязан, но потому, что нельзя противиться злу. И если с тебя тянут кафтан,

отдай и рубаху.

В другой раз пастыри сошлись с царскими чиновниками и пошли к Иисусу

уловить его в словах. Они сказали ему: ты вот учишь всему по правде; скажи

же нам, что обязаны мы платить подати кесарю или нет?

Иисус понял, что они хотят осудить его в противлении присяге кесарю. Он

сказал им: покажите то, чем платите подать кесарю.

Они подали ему монету. Он посмотрел на монету и говорит: это что же

тут, чье обличив и чья подпись? Они говорят: кесаревы. Он и говорит: так вот

и отдавайте кесарю то, что кесарево, а то, что Божие, душу свою никому не

отдавайте, кроме как Богу. Деньги, имущество, труд свой, все отдавайте тому,

кто будет просить их у вас, но душу свою никому не отдавайте, кроме Бога. И

не обещайтесь никому, потому что вы все во власти Бога, и душу свою

отдавайте одному Богу.

Берегитесь же. Вот соблазн против 4-го правила: не судите и не

судитесь.

Зашли раз ученики Иисусовы в деревню и просились переночевать. Их не

пустили. Тогда ученики пришли к Иисусу жаловаться на это и говорят: чтобы

громом убило их за это!

Иисус говорит: все вы не понимаете, какого вы духа! Я учу не тому, как

губить, а тому как спасать.

Привели раз к Иисусу женщину и говорят: вот эта женщина поймана в

блуде. А по закону ее следует побить камнями. Ты что скажешь?

Иисус ничего не отвечал и ждал, что они одумаются. Но они пристали к

нему и

(стр.224)

спрашивали, что он присудит этой женщине. Тогда он сказал: кто из вас

без ошибки, тот пусть первый швырнет в нее камнем, и более ничего не сказал.

Тогда фарисеи оглянулись на себя, и совесть укорила их; и стали передние

прятаться за задних, и все отошли прочь.

И остался Иисус один с женщиной. Он оглянулся и видит -- никого нет.

Что же, говорит, или никто тебя не обвинил? Она говорит: никто. Он и

говорит: и я не могу тебя обвинить; поди, да не ошибайся.

Как ни явно, как ни дурно дело, некому обвинять за него. Обвинять мог

бы только тот, в ком нет ошибки, а обвинять уже ошибка.

Раз к Иисусу пришел человек и говорит: вели брату моему отдать мне

наследство.

Иисус сказал ему: меня никто не ставил судьей над вами, и я никого не

сужу. И вы никого судить не можете.

Берегитесь же, вот соблазн против 5-го правила: нет разных народов. Все

люди братья, сыны одного Отца Бога.

Один законник хотел соблазнить Иисуса и сказал: что мне делать, чтобы

получить жизнь истинную?

Иисус сказал: ты знаешь -- любить своего Отца Бога и брата своего по

Отцу -- Богу, чей бы он земляк ни был.

И законник сказал: это хорошо бы было, если бы не было разных народов,

а то как же мне любить врагов моего народа?

И Иисус сказал: был один иудей. Он попал в беду: его избили, ограбили и

бросили на дороге. Проходил иудей священник, посмотрел на избитого и прошел

мимо. Проходил иудей левит, посмотрел на избитого и прошел мимо. Прошел

человек из чужого вражеского народа, самарянин. Этот самарянин увидел иудея

и не подумал о том, что иудеи ни во что считают самарян, и пожалел избитого

иудея, обмыл, перевязал его раны, свез на своем осле в гостиницу, заплатил

за него деньги гостинику и обещал еще заехать заплатить за него.

Так вот, так поступайте с чужими народами, с теми, что ни во что не

считают и разоряют вас, и тогда получите жизнь истинную.

Иисус сказал: мир соблазнов любит своих, а Божьих ненавидит, и потому

люди мира -- священники, начетчики, начальники будут мучить тех, которые

будут исполнять закон Бога. И я вот иду в Иерусалим, и меня будут мучить и

убьют, но дух мой не может быть убит; он будет жив.

Услыхав про то, что Иисус будет замучен и убит в Иерусалиме, Петр

огорчился, взял за руку Иисуса и сказал ему: если так, то не ходи лучше в

Иерусалим. Тогда Иисус сказал Петру: не говори этого. То, что ты говоришь,

это -- соблазн. Если ты боишься за меня мучений и смерти, то это значит, что

ты не думаешь о божеском, о духе, а думаешь о человеческом.

Тот, кто живет светом разумения, с тем ничего не может случиться

дурного, потому что он всегда в свете; только с тем может случиться дурное,

кто выйдет из света истины во тьму соблазна плоти.

И, подозвав народ с учениками, Иисус сказал: тот, кто хочет жить по

моему учению, тот пусть откажется от своей плотской жизни, тот пусть будет

готов на все плотские страдания, потому что кто боится за свою плотскую

жизнь, тот погубит истинную жизнь; а кто пренебрегает плотскою жизнью, тот

спасет истинную.

И еще он сказал им, что если и убьют человека, живущего разумением, то

разумение не умрет, а будет жить.

И они не понимали этого. И вот подошли саддукеи, и он объяснил всем,

что значит истинная жизнь в Боге и восстание из мертвых. Саддукеи говорили,

что после смерти плотской уже нет никакой жизни. Они сказали: как же могут

все воскреснуть из мертвых? Если бы все воскресли, то этим воскресшим никак

нельзя бы было жить вместе. Вот было у нас семь братьев. Первый женился и

умер. Жена вышла за второго брата, и тот помер; она вышла за третьего, и тот

умер; и так до седьмого. Ну, как же эти семь братьев будут жить с одной

женой, если все воскреснут?

Иисус сказал им: вы или нарочно путаете, или не понимаете, в чем Бог и

в чем жизнь после смерти. Люди в этой жизни женятся и выходят замуж. Те же,

которые заслужат жизнь после плотской смерти, не женятся и не выходят замуж,

потому что им незачем продолжать жизнь в других; они сами никогда не

умирают, потому что они соединяются с Богом, сделавшись сынами его. В

писании вашем сказано, что Бог сказал: Я Бог Авраама и Иакова. И это Бог

сказал тогда, когда Авраам и Иаков уже умерли для людей. Стало быть, те, кто

умерли для людей, живы для Бога. Если есть Бог и Бог не умирает, то те, кто

с

(стр.225)

Богом, те всегда живы. Восстановление от смерти есть жизнь в Боге.

Жизнь в Боге есть исполнение воли Бога в плотской жизни. Кто исполняет волю

Бога, тот соединяется с Богом. Для Бога нет времени, и потому, соединяясь с

Богом человек уходит от времени, следовательно от смерти.

Услыхав это, пастыри уже не знали, что придумать, чтобы заставить его

замолчать, и соединились с мирскими, и вместе стали выпытывать Иисуса.

И один из них, пастырь, сказал: Учитель! Какая же, по-твоему, главная

заповедь во всем законе? Пастыри думали, что Иисус запутается в ответе по

закону. Но Иисус сказал: главная -- та, чтобы любить господа, того Бога, во

власти которого мы находимся, всей нашей душой; и другая выходит из нее:

любить ближнего своего, так как в нем тот же господь. В этих двух заповедях

все, что написано во всех ваших книгах.

И Иисус сказал еще: по-вашему, что такое Христос? Что он, сын

чей-нибудь? Они сказали, что по-ихнему Христос -- сын Давидов. Тогда он

сказал им: как же Давид называет Христа своим господином? Христос не сын

Давида и ничей сын, а Христос это тот же самый господь, владыка наш,

которого мы знаем в себе, как жизнь нашу. Христос -- это то разумение,

которое есть в нас. И после этого уже не спрашивали его.

И Иисус сказал: смотрите, берегитесь закваски самозванных пастырей.

Берегитесь и закваски мирской и закваски царской. Но больше всего берегитесь

закваски самозванных пастырей, потому что это обман.

И когда понял народ, про что он говорил, он сказал: пуще всего

берегитесь учения ученых самозванных пастырей. Берегитесь их потому что они

заняли место пророка, объявлявшего народу волю Бога. Они самовольно взяли на

себя власть проповедовать народу волю Бога. Они проповедуют слова, а ничего

не делают. И вышло то, что они только говорят: делайте то-то и то-то, а

делать нечего, потому что они ничего доброго не делают, а только говорят. И

говорят-то они то, чего нельзя делать, и сами ничего не делают. А только

стараются удержать за собою право учительства, и для этого стараются

выказываться: наряжаться, величаться. И потому знайте, что никто не должен

называться учителем, пастырем. Учитель, пастырь, один владыка ваш. А пастыри

называются учителями и этим самым мешают вам войти в царство Бога и сами не

входят.

Эти пастыри думают, что можно привести к Богу внешними обрядами,

клятвами, и, как слепые, не видят, что внешнее ничего не значит, что все в

душе человека. Они самое легкое, наружное делают, а что нужно и трудно:

любовь, милость, правду, оставляют. Им бы только наружно быть в законе и

других наружно привести к закону. И от этого они, как гробы крашеные,

снаружи чисто кажется, а внутри мерзость. Они наружно и святых мучеников

чтут, а по самому делу они -- те самые, которые мучают и убивают святых.

Они и прежде и теперь враги всего доброго. От них все зло в мире,

потому что они скрывают добро и вместо добра выставляют зло. И надо больше

всего бояться самозванных пастырей. Потому что вы сами знаете, что всякую

ошибку можно поправить, но если люди ошибаются в том, что есть добро, то уж

этой ошибки нельзя поправить. А это-то и делают самозванные пастыри.

И Иисус сказал: я хотел здесь в Иерусалиме соединить всех людей в одно

разумение истинного блага, но здешние люди только умеют казнить учителей

добра. И потому они останутся такими же безбожниками, какими были, и не

узнают Бога, пока не примут, любя, разумение Бога.

И Иисус пошел прочь от храма.

Тогда ученики его сказали ему: ну, а как же этот храм Божий со всеми

украшениями, которые люди для Бога приносили в него?

И Иисус сказал: верно говорю вам, что весь этот храм со всеми

украшениями его разрушится и ничего от него не останется.

Есть один храм Божий, это -- сердце людей, когда они любят друг друга.

И спросили они у него, когда будет такой храм. И Иисус сказал им: это

будет не скоро. Долго еще людей будут обманывать моим учением и будут за это

войны и возмущения. И будет большое беззаконие, и будет мало любви. Но когда

истинное учение распространится во всех людях, тогда будет конец зла и

соблазнов.

(стр.226)

Глава десятая

БОРЬБА С СОБЛАЗНАМИ

СОВЕТ КАИАФЫ

(Лк. XI, 53, 54; Ин. Х1,47, 48)

Когда он сказал это, начали ученые пастыри жестоко налегать на Иисуса и

допрашивать его о многом.

Они ухитрялись, как бы им уличить его его же словами, чтобы обвинить

его.

И вот архиереи, пастыри собрались в совет и сказали: что будем делать?

человек дает такие доказательства своей истины.

Так если оставим его, то все поверят в него. И придут римляне и заберут

наш город и наш народ.

Если оставим его, все поверят, а все поверят, то римляне заберут нас.

Стих этот замечателен потому, что он ясно определяет то значение учения

Христа, которое понимали иудеи и их пастыри, и которого умышленно хотят не

понимать наши пастыри.

Иисус учит тому, что Бог -- дух, что служить ему надо духом и на деле,

что противиться злу нельзя, что надо покоряться ему, что разных царств и

народностей нет, потому что вместо прежних царств земных проповедуется

царство Божие, где каждый свободен и зависит только от Бога. И понятно, что

если поверят этому, то придут римляне и совсем заберут нас. Римляне теперь

все-таки чувствуют, что они имеют дело с народом, а тогда заберут, как стадо

баранов. И это -- то самое учение, которому все начинают верить. Понятно,

почему, если все поверят, то римляне заберут нас, и почему надо прекратить

эти фантазии.

Вот что говорит церковь (Толк. Ев.):

И придут римляне и пр.: с их точки зрения и в этом была правда, и страх

перед римлянами был не неоснователен; восстание народное было бы для римлян

предлогом уничтожить и ту тень самостоятельности, которая еще осталась у

иудеев как нации. В случае сильного восстания народного римляне,

действительно, овладели бы и местом сим, т.е. Иерусалимом, как столицею

нации и средоточием всей жизни народа -- религиозной и политической, с его

храмом, богослужением и пр., овладели бы и самим народом, т.е. уничтожили бы

самое политическое бытие его как нации -- отдельной политической единицы.

Не понимая учения, как оно есть, выходит путаница, и нужно

искусственное объяснение, что будто бы восстанет народ и римляне вынуждены

будут подавить восстание. Все одинаково говорят это, но все они одинаково,

очевидно, говорят вздор, потому что не от чего быть восстанию. Если все

поверят, то все будут подставлять левую после правой, все будут отдавать

кафтан и рубаху. Отчего же восстание? Не восстание, а то, что если все

поверят, государства иудейского

(стр.227)

не будет, войск не будет, судов не будет, богатств, податей не будет --

это понятно.

(Лк. XIX, 48, 47; Ин. XI, 49-52)

И не могли придумать, что сделать, потому что народ привязался к нему и

слушал его.

И архиереи и ученые искали, как бы погубить его.

Один из них, Каиафа, он был архиереем в этот год, сказал им: вы ничего

не понимаете.

Вы не рассуждаете, что нужно, чтобы один человек умер для народа, и

это он сказал не за себя, но так как он был архиереем в этот год, то он

пророчествовал, что нужно Иисусу умереть для народа.

И не только для народа, но для того, чтобы дети Божий были соединены

воедино.

Стих 50 гл. XI Ин. почему-то во всех переводах переведен неправильно.

Ни по чему не выходит, чтобы сказано было, что "лучше умереть одному

человеку за людей (искупление), нежели...", а сказано просто, что лучше

погибнуть одному человеку, чем всему народу. Это опять один из примеров

небрежности отношения к слову Евангелия. Один перевел неправильно, и все,

как бараны, повторяют ту же ошибку.

Слова в стихе 52 очевидно прибавлены для того, чтобы слова Каиафы,

прямо относящиеся к иудеям, отнести к будущей церкви. Каиафа говорит просто,

что ему надо умереть и для блага народа и для единства веры, то же самое,

что всегда говорили гонители еретиков. Кажется, совершенно ясно. В Евангелии

по случаю казни Христа, после обличения пастырей и указаний на то, что вся

кровь невинная от Авеля до наших дней на них, указывается, как именно они

проливают эту кровь во имя каких-то рассуждений. И церковь так привыкла

безнаказано лгать, что она наивно выставляет преступность рассуждений

Каиафы, забывая, что она точно так же рассуждала 1800 лет и теперь

рассуждает перед казнями. Но церковь забыла то, что она сама себя уличает,

потому что для нее весь центр тяжести этих трех стихов заключается в том,

что, по ее понятиям, тут высший каламбур и Каиафа нечаянно стал пророком.

Вот что она говорит (Толк.Ев.):

Из лукавого сердца произошли слова, заключающие чудесное пророчество...

Он (Каиафа) сказал это с злобным помыслом, но благодать духа уста его

употребила для предсказания о будущем.

Но каламбура не могло быть для автора, потому что он и понятия не имеет

о догмате искупления; он просто говорит, что Каиафа, человек, сам от себя не

мог сказать, что надо Иисуса убить, но он сказал это потому, что, будучи

первосвященником, считал себя в праве изрекать пророчества о том, в чем

будет благо народа. Другого ничего не сказано, и мы никакого права не имеем

приписывать этим словам другого значения, тем более, что при том значении,

которое дает этим словам церковь, получается только ни к чему ненужный

каламбур, а при настоящем значении получается глубокий смысл, связанный со

словами о том, что вся кровь падает на пастырей, и поучение о том, как дурно

и безумно во имя пророчества о благе народа убивать людей. Следующий стих

показывает опять, что это не вставочное предложение, а разъяснение мысли,

вследствие которой иудеи окончательно решили, что надо его убить.

(Ин. XI, 53-57; Ин. XII, 1; Ин. XI, 8-10)

С этого дня они решили, что убьют его.

Но Иисус не показывался иудеям, но ушел ближе к пустыне, в город

Ефраим, и там проживал с учениками своими.

Дело было близко к пас-

(стр.228)

хе иудейской. И много народа пришло в Иерусалим из деревень на пасху,

чтобы приготовиться к празднику.

И искали Иисуса и говорили между собой в храме: что думаете, ведь не

придет он на праздник?

И дали пастыри архиереи приказ, что если кто узнает, где он, чтобы

открыли, чтобы им силом взять его.

За шесть дней до пасхи пришел Иисус в Вифанию.

И сказали ему ученики: учитель, теперь архиереи хотят камнями побить

тебя, и опять идешь туда.

И отвечал им Иисус: в сутках двенадцать часов света. Если кто ходит при

свете, то не спотыкается, потому что видит свет мира.

Только кто ночью ходит, тот спотыкается, потому что в том нет света.

В это место я вставляю 8,9,10 стихи XI главы Ин. как более уместные

здесь.

(Ин. XII, 2-8; Ин. XII, 12-14)

И в Вифании сделали ему ужин. И Марфа служила.

А Мария, сестра ее, взяла фунт масла душистого, чистого, дорогого и

помазала ноги Иисусу и волосами своими вытирала их. И горница наполнилась

духом от масла.

И сказал Иуда Искариотский, одни из учеников его, тот, который выдаст

его;

масло это продать бы за 300 денег да раздать нищим!

Он сказал это не потому, что он заботился о нищих, а потому, что был

вор и носил ящик.

И сказал Иисус: пускай, она это сделала на день погребения моего.

Нищие всегда у нас будут, а я не всегда.

На ране весь народ, который шел на праздник, услышал, что Иисус идет в

Иерусалим.

И взяли они ветви и вышли ему навстречу и закричали: благословен идущий

во имя Бога, царь Израиля.

А Иисус нашел осленка и сел на него.

Стихи с 14 по 18 говорят о значении того, что Иисус сидел на осле.

Стихи эти ничего не показывают и ничего не изменяют, и потому они не нужны.

(Мр. XI, И; Мф. XXI, 10-12; Ин.ХИ,19, Mp.XI, 18; Ин. XII, 20-26)

И въехал Иисус в Иерусалим.

И когда он въехал, поднялся весь город и спрашивал: кто это?

Народ говорит: это Иисус, пророк из Назарета Галилейского.

И вошел Иисус в храм и, войдя в храм, выгнал всех тех, что продавали и

покупали.

Пастыри же говорили друг другу: смотрите, чего же еще? весь мир за ним

пошел.

И придумывали, как бы погубить его, потому что боялись его тем, что

народ восхищался его учением.

Были же некоторые греки из тех, которые пришли на праздник.

Вот эти-то подошли к Филиппу и сказали ему: господин, мы хотим Иисуса

видеть,

(стр.229)

Филипп пошел и сказал Андрею. А Андрей и Филипп сказали Иисусу.

И Иисус на ответ сказал им: пришел час, когда признается сын

человеческий.

Вы сами знаете, что если зерно пшеничное, упав на землю, не умрет, так

и останется одно. А умрет, то принесет много плода.

Тот, кто боится за свою жизнь, тот погубит ее. А кто не бережет своей

жизни в этом мире, сохранит ее в жизнь истинную.

Если мне кто служит, тот пусть и следует за мной. Где я, там и мой

слуга. Тот, кто мне служит, того почтит мой Отец.

Вся речь Иисуса, после того как он узнал, что греки или вообще язычники

хотят быть его учениками, вызвана сознанием того, что наступила решительная

минута. Но для объяснения не нужно допускать никаких пророческих мыслей в

Иисусе. Самое положение и без того ясно. По всему учению своему Иисус, без

всякого сравнения, ближе к язычникам, чем к иудеям. Говоря с иудеями, он

говорил еще словами их писания, обходил их святыни, но вот являются

язычники, желающие быть его учениками.

Язычники, по понятиям иудеев, -- это отверженцы, безбожники, подлежащие

избиению, и вдруг он оказывается заодно с язычниками. То он как будто

исправлял закон иудейский, был пророком иудейским, и вдруг, одним сближением

с язычниками, оказывается явно, что он, по понятием иудеев, -- язычник. А

если он язычник, то он должен погибнуть, и уже нет ему спасения.

И вот это-то сближение с язычниками вызывает в нем решительные слова,

выражающие непреклонность его убеждения. Язычник -- ну язычник, говорит он

себе. Я то, что я есмь. И вы, как хотите, понимайте меня. Я погибну, но

зерно должно погибнуть, чтобы дать плод.

(Ин. XII, 27, 28, 31)

Теперь жизнь моя решается и что же скажу? Отец, спаси меня от часа

этого! Но ведь я для этого и шел к этому часу.

Отец, прояви себя!

Теперь приговор миру, теперь тот, кто владеет миром, будет выкинут вон.

Стихи 29, 30 пропускаются как непонятные и ненужные. До сих пор Иисус

говорил с учениками, теперь же он обращается ко всему народу и к грекам.

(Ин. XII, 32)

И если вознесусь над землею, то всех привлеку к себе.

33 стих совершенно излишен, в особенности потому, что вопрос иудеев

(ст. 34) уже вовсе не относится к крестной смерти Иисуса Христа, а только к

возвеличению сына человеческого.

(Ин. XII, 34)

И сказал ему народ: мы знаем из закона, что владыка не изменяется

вовек, как же ты говоришь, что нужно быть возвеличену сыну человеческому?

какой такой сын человеческий?

Здесь подразумевается, какой сын человеческий должен быть вознесен:

который не изменяется, как вечное начало.

Иисус и евреи понимают, о чем говорят они. Иисус говорит о том, что он

привлечет всех к себе, что когда он возвысится над землей, то и будет то,

что соединит всех, т.е. владыка жизни, Христос. Евреи очень ясно понимают

его слова и говорят: но как же сказано, что Христос всегда неизменен, а ты

говоришь, что Христос этот, владыка, есть не что иное как человек, который

вознесется над землею? Что же такое этот вознесенный

(стр.230)

над землею человек? И Иисус прямо отвечает на их вопрос, что этот

вознесенный над землею человек есть свет разумения.

(Ин. XII, 35)

И сказал им Иисус: еще не долго свет в вас есть. И ходите, пока есть

свет, чтобы не захватила вас темнота. Кто ходит в темноте, тот не знает,

куда идет.

Переводы большей частью передают меж вами, тогда как ясно сказано, что

он в людях, в самих людях этот свет.

(Ин. XII, 36, 44-50; Ин. ХИ,36)

Пока есть в вас свет, верьте в свет, чтобы быть сынами света.

Иисус заговорил громким голосом: тот, кто верит в мое учение, верит не

мне, но тому, кто послал меня.

И тот, кто понимает меня, понимает того, кто послал меня.

Учение мое есть свет, тот, который пришел в мир, чтобы всякий верующий

в него не оставался в темноте.

И если кто слышит мои слова и не держит, я не приговариваю его, потому

что я призван не приговаривать людей, но спасать людей.

Тот, кто не соединяется со мной и не принимает моих слов, и в том есть

тот, кто приговарит его. Разумение, которое я высказал, оно-то приговаривает

его до последнего дня.

Потому что не я от себя говорил, но пославший меня Отец мой, он-то дал

мне заповедь, что сказывать и говорить.

И знаю, что заповедь эта -- жизнь вечная. То, что я говорю, я говорю,

как сказал мне Отец. То и говорю.

Так сказал Иисус и отошел и скрылся от них.

Так вот что сказал Иисус про язычников, когда его вызвали на то, чтобы

он ясно сказал, что такое их Христос и его сын человеческий. Он просто и

ясно сказал: сын человеческий владыка жизни, основа его учения -- есть свет.

В каждом из вас есть этот свет, и живите этим светом, и будете сынами света.

И больше ничего.

Вслед за этими стихами следуют ненужные рассуждения о согласии этого

места с пророчеством и затем рассказ о том, как подействовали эти слова на

народ. После этого рассказа продолжается речь Иисуса, хотя и не объяснено,

по какому случаю и когда она сказана. Речь эта есть продолжение

предшествующей и потому должна быть соединена с ней; стихи же о том, как

подействовала она на народ, должны быть перенесены после речи.

(Ин. XII, 42, 43)

Но, однако, вместе с начальниками многие поверили в его учение, но от

пастырей не признавались, чтобы их не отлучили от церкви.

Потому что они дорожили суждением людским более, чем Божьим.

ОБЩЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ

Несколько раз уже пастыри Моисеевой церкви хотели как-нибудь прекратить

ту проповедь, которая разрушала все их учение и обличала их ложь. Они

пытались доказать ему несправедливость его учения, но всякий раз их доводы

только утверждали его, и они чувствовали свое бессилие; но для них признать

или не признать его учение имело другое значение, чем для простых людей.

Простой человек,

(стр.231)

познав истину, отвергал заблуждения и радовался. Пастырь же, учитель,

признав истину, должен признать то, что он был обманщик. Этого-то и не

хотели и не могли признать пастыри. Они жили благом не истинным, и потому

истинное благо было ненавистно им. После обличения пастырей ученики видели,

что ему не сдобровать, если он пойдет в Иерусалим, и уговаривали его не

ходить и боялись. Они боялись, чтобы с ним не случилось чего дурного. Но он

сказал им: разве может случиться что-нибудь дурное с тем, кто знает, что

делает? Как не спотыкается тот, кто ходит днем, так и не может быть дурного

с тем, кто живет при свете и светом истины. Я ношу в себе свет истины, и

пока во мне свет, не может быть дурного. Ну что же, если и будут оплевывать

и сечь, и бить, и убьют даже сына человеческого, они убьют тело, а сын

человеческий восстанет. Но ученики не понимали этого. Они пришли в Вифанию,

близ Иерусалима, и архиереи и фарисеи узнали, что он идет и народ все больше

и больше пристает к нему. Что нам делать, думали фарисеи, все верят ему,

верят, что власть не нужна, что богатства не нужны, что народность не нужна.

Если все поверят, другие народы заберут нас и отберут от нас все то, что для

нас так кажется важно.

На совещании Каиафа говорит: разумеется, погибнет народность наша и вся

наша гражданская жизнь, если мы допустим этого человека продолжать свою

проповедь. Надо скорее убить его. Лучше один человек погибнет, чем

народность, государство, и решили убить его. И решился убить его не Каиафа

-- человек, но Каиафа первосвященник. Он, во имя своего пророчества о том,

что будет хуже для народа, отступил от закона не убей. Необычайна слепота

людей, утверждавших себя христианами. Все зло, совершаемое ими, предвидено в

Евангелии и прямо указано на него. Государственные соображения становятся

вразрез с учением Бога, и следование государственным соображениям приводит к

убийству Иисуса-бога, по учению церквей. Можно ли сильнее и очевиднее

показать зло, вытекающее из государственных соображений, и можно ли сильнее

запретить его? И вот 1800 лет христиане казнят во имя государственных

соображений.

И вот в Иерусалиме к Иисусу приходят язычники и хотят быть его

учениками. Он смущается на мгновение, когда ему приходится вполне и явно

отречься от иудейства и признать то, что он ближе к язычникам, чем к иудеям,

но это смущение продолжается недолго. Он говорит себе: чего же я боюсь; я

ведь этого только желал и теперь желаю, чтобы проявилась воля Бога. И он

говорит прямо, что Христос, которого они ждут, не что иное как то, что есть

в человеке свет разумения, что надо жить светом этого разумения, чтобы иметь

жизнь истинную, и что это не он выдумал, а это воля Бога -- начала всего.

Кто верит мне, тот верит тому, кто послал меня. Если кто не верит, то в нем

есть тот, кто судит его. Разумение судит его. Свет этот есть в вас, и вы

живете этим светом, он есть жизнь, и будете сынами света.

У него спрашивают: кто сын человеческий? Как ему яснее сказать?

сказать: это я, они бы имели право понять ложно; сказать: это вы -- то же

самое. Он сказал то, что составляло его учение сына человеческого, -- что он

есть свет, посланный в мир, он же есть жизнь и им одним надо жить.