Соперничество демократических и тоталитарных тенденций

Пере­строить политическую вселенную на собственных принципах, повлиять на умонастроения людей хотят все доктрины, строящие свои требования на основании и религиозных, и политических постулатов и цен­ностей. Исключением не являются:

· увязывающие собственную картину мира с демократическими идеалами — как, например, христиан­ско-демократическая идеология;

· исповедующие фундаменталистские воззрения: ортодоксальный иудаизм, сикхизм, исламский фундаментализм и др.;

· различные лево- и праворадикальные идеологии (например, неотроц­кизм и «новые правые»).

Причем, если в социально стабильных странах влияние полити­ческих идеологий на общественное сознание по преимуществу снижается, то в государствах, переживающих процесс модерни­зации, выбора путей дальнейшего развития, эти орудия духовной мобилизации играют все возрастающую роль в борьбе за захват и использование власти.

Современная картина идейно-политической мысли очень моза­ична. Выбор людьми идеологии определяется их социальной принад­лежностью, мировоззренческими ориентациями, ценностными установками. В западной литературе к наиболее распространенной типоло­гии относится пятизвенная модель: левые — либералы — центр — консерваторы — правые.

Деление на правых, левых и центр сложилось во времена Фран­цузской революции (1789-1794), когда левые выступали за ради­кальные перемены, центр — за умеренную политику, правые — за сохранение существующего порядка. Традиционно основными кри­териями деления субъектов политики на правых и левых было отно­шение к равенству, общественным изменениям, методам политиче­ских действий. Считалось, что:

· левые — сторонники социального равенства, радикальных общественных изменений, преимуществен­но насильственных методов политической борьбы, защитники са­мых обездоленных слоев общества;

· правые — соответственно, про­тивники равенства, резких общественных перемен, защитники привилегированных групп и иерархической организации общества.

Реальные характеристики левых и правых существенно менялись в ходе истории и в зависимости от типа общества [33, с.175].

Реалии XX в. существенно повлияли на характер идеологи­ческого взаимодействия как в мире в целом, так и в отдельных странах. Если вторая половина XIX в., проходившая под знаком интенсивного формирования и развития индустриально­го общества, несла на себе явный отпечаток идейной конкурен­ции социалистической и либеральной идеологий, то ХХ столетие, знаменующее борьбу традиционных и модернизирую­щихся государств, поменяло и укрупнило акценты идейной дискуссии. Наряду с поощрением самых разнообразных идеологий ХХ в. провел водороздел между идейными течениями, защищающими идеалы гуманизма, человечности, демократии, и доктринами, оправдывающими насилие, физическое при­нуждение и террор как основополагающие методы реализации своих целей.

Такое положение предопределило и соответствующую эволю­цию идеологических систем:

· с одной стороны, сближение и даже синтез определенных положений политических доктрин и фило­софий либерализма, консерватизма, социал-демократии, христи­анско-демократической идеологии и ряда других учений;

· про­тивостояние им фашистских, экстремистских, шовинистических, расистских и иных аналогичных течений — с другой.

Результа­том внутреннего сближения идеологических систем гуманис­тического направления, в частности, на Западе, стало возникно­вение ряда новых авторитетных идейных течений (неоконсерва­тизм) или, к примеру, существенное изменение соотношения между традиционно понимаемыми левыми и правыми полити­ческими течениями. Эти ранее разведенные по оконечностям политического спектра позиции и ориентации в настоящее время все болеесближаются и объединяются по вопросам демократии, признания прав человека в качестве главного критерия полити­ки, защиты моральных и семейных ценностей, утверждения со­циальной открытости обществ и т.д.

Их различия касаются, по сути, частных вопросов текущей политики и выра­жаются скорее в разнице предвыборных обещаний, нежели в сфере принципиальных политических вопросов. Такая ситуация одно­значно ведет к снижению остроты идеологического противобор­ства и утрате людьми партийно-идеологической идентичности. Например, многие из тех, кто голосует на Западе за те или иные партии, зачастую не считают себя сторонниками провозглашае­мых и поддерживаемых ими идеологий [199].

В целом для устойчивых, стабильных государств демократи­ческой ориентации сегодня в основном характерна приглушен­ность идеологических споров. Там же, где борьба за выбор на­правления социально-политического развития продолжается, где различные группы ведут интенсивный диалог за приоритеты на­циональной политики, там идейное противоборство между идео­логиями только обостряется, а внутренняя напряженность такого спора мешает их сближению и внутреннему синтезу.

Сейчас, в начале XXI столетия, весьма трудно провести сколько-нибудь четко очерченные различия между социал-демократическими партиями и партиями дру­гих идейно-политических демократических ориентаций. Дело в том, что многие принципы, уста­новки, ценности, нормы политической демократии, которые раньше были полем ожесточенной борьбы между ними, стали общим достояни­ем. Дискуссионным, спорным остается вопрос о пределах демократии. Консерваторы и либералы склонны настаивать на том, что демократия представ­ляет собой сугубо политический феномен и поэтому не должна распространяться на другие, в частности экономическую, сферы. Социал-демократы, наоборот, придерживаются позиции, что демократия, свобода, равенство — величины субстан­циональные и поэтому не должны быть ограничены политической сферой. Речь, таким образом, в обоих случаях идет не о самой демократии, а о сферах и пределах ее распространения [106, с.328].

Сближение и объединение реакционных идеологий способст­вует поляризации общества и нарастанию политической напря­женности и в тех странах, где они пользуются соответствующим влиянием, и на международной арене в целом. Особенно ярко это проявляется в фактах политического терроризма.

Экстремистские идеологии провозглашают целью коренное преобразование об­щества и даже мира насильственными средствами. Политический экстремизм — это приверженность крайним методам, позициям, решениям, взглядам. К экстремист­ским направлениям в политике относятся, например, фашизм и большевизм. В первом случае речь идет об ультраправом экстремизме, во втором — об ультралевом.

В обществе носителями экстремистских настроений, порождающих соответствующие политические идеи, могут быть:

· социальные силы, которым «нечего терять»: реакционная правящая группа, утрачивающая власть и не останавливающаяся поэтому перед крайними мето­дами; деклассированные слои населения, которым близок и понятен лозунг «грабь награбленное», а также маргиналы. Marginality (лат.) означает «пограничность». Речь идет о таких слоях общества, представители которых в резуль­тате неблагоприятных исторических условий утратили привычное им ста­бильное место в социальной структуре. Это люди, «выбитые» из своей «ячей­ки» в обществе и не нашедшие другой;

· социальные группы, еще не осознавшие своих подлинных социальных интересов («класс в себе»). Можно вспомнить, какие социальные силы и почему под­держали в свое время политических экстремистов в России (1917), Китае (1949), Кампучии (1975), на Кубе (1958-1959) и т. д.

В современном мире экстремистские идеологии продолжают существовать и, более того, играют значительную роль в жизни миллионов людей. Например, большую угрозу человечеству представляют исламские фанатики-фундаменталисты, в том числе «братья-мусульмане» на Ближнем Востоке, движение «Талибан» в Афганистане. Речь идет о неблагополучных регионах мира, где сохраняются массовая бедность и социальная нестабильность. Противостояние политическому экстремизму — одна из серьезных проблем глобального масштаба [106, с.331].

19.3.1.2. Характеристика современного идеологического дискурса

Важным феноменом поли­тической культуры Западного мира является уживаемость и высокий уровень согласия по основным политическим и экономическим проблемам, позволяющий создавать коалиционные правительства. Этот важнейший признак политической системы демократического типа именуется плюрализмом. В сфере идеологии он проявляется в существовании идейно-политических течений, призванных обосновать позиции конкурирующих и противоборствующих социально-политических сил.

Таких течений множество. Среди них господствующее место занимают либерализм, консерватизм, социал-демократизм, различные формы тоталитаризма и авторитаризма. Это сложные и многоплановые явления, различные вариации которых отличаются друг от друга как внутри отдельных стран, так и, особенно, на международном уровне. Каждое из них представляет комплекс идей, принципов и установок, которые могут лежать в основе программ политических партий и политической стратегии тех или иных социально-политических сил, того или иного правительства либо правительственной коалиции. Вместе с тем они представляют собой нечто большее, а именно типы и формы освоения и понимания социально-политического мира, системы воззрений, установок, ориентации, теорий, доктрин.

В ХХ в. широкое распространение в идейно-теоретической и политической жизни получил цент­ризм. Он представляет собой систему «умеренных» взглядов и действий и в этом плане занимает проме­жуточное положение между правым и левым направ­лениями в политике. Как идейно-политическое тече­ние центризм возник в начале XX в. Сегодня цен­тристские партии существуют во многих странах мира. В современной России центризм стал даже модным образом мыслей и политических действий, особенно в ходе предвыборных кампаний. Роль центра, удерживающего равновесие, играют консервативные и либеральные партии, поэтому в таких условиях даже правые пар­тии и организации националистического, профашистского, религи­озно-фундаменталистского толка имеют представительство в парла­менте. Лидеры и участники центристских избирательных блоков стремятся при­влечь к себе внимание людей своей критикой как пра­вых, так и левых группировок и объединений, пропа­гандой центристской идеологии как якобы истинно народной. Как правило, центризм чутко реагирует на изменения в потребностях общества и способен быст­ро смещаться вправо и влево, не упуская из виду свои интересы.

Популизм(от лат. populus— народ). Возникнове­ние и развитие этого течения можно условно разде­лить как бы на два исторических этапа. В конце XIX — начале XX в. оно означало «хождение» в народ, разъяс­нение широким массам своих идей, направленных на свержение существующей власти и построение ново­го общества. Примером такого течения является народ­ничество в России в последней трети XIX в. В современных условиях главным содержанием популизма является демагогическая аппеляция отдель­ных политических лидеров к народу для достижения личных целей, удовлетворения собственных политичес­ких амбиций. Этот прием особенно широко применя­ется в ходе избирательных кампаний кандидатами в парламентарии, губернаторы, президенты. Заигрывая с избирателями, популисты стремятся обеспечить себе большинство голосов на выборах, пройти во власть. Они дают много обещаний каждой категории электо­рата в зависимости от того, чего хотят люди услышать от данного кандидата. Он же нередко знает, что его обещания невыполнимы по различным причинам (ма­териальным, духовным и др.), но стремление к власти так велико, что человек не гнушается никакой демаго­гией и даже откровенной ложью.

Активно популистскими приемами пользуются радикалы. Радикализм(от лат. radicalis— коренной). Он оз­начает решительное, бескомпромиссное осуществле­ние намерений, стремление к коренному изменению существующего положения в том или ином деле. Как идейно-политическое течение радикализм возник в XIX в. и стал теорией и практикой решительных мер по преобразованию общества. Радикальные взгляды появляются, как правило, тогда, когда правящие политические силы данной стра­ны не способны справиться с решением назревших социальных проблем. В этих условиях радикалы пред­лагают неординарные меры; они привлекают к себе внимание многих людей, их социальная база в такие периоды значительно расширяется.

Политический экстремизм(от лат. ехtremus — крайний) — течение общественно-политической мыс­ли и практики, склонное к крайним мерам в полити­ческой деятельности. Для достижения своих политичес­ких целей приверженцы экстремизма используют любые средства вплоть до насилия и террора. Их не останавливает возможность человеческих жертв, гибе­ли безвинных людей. Они руководствуются постула­том: «Цель оправдывает средства». В современную эпоху экстремизм проявляется в различных формах. Правый экстремизм — это деятельность неофашистских партий и группировок, националистических орга­низаций. Левый экстремизм опирается на деклассиро­ванные элементы, различные группы обездоленных людей и выступает за немедленное устранение суще­ствующей власти и введение «нового» общественного порядка, который сразу же «улучшит» жизнь этой ча­сти населения. На деле все это оборачивается лишь прикрытием личных целей экстремистских лидеров, рвущихся к политической власти [38].

19.3.1.3. Крах советской системы и традиционного дискурса

Другой тенденцией идеологического дискурса второй половины ХХ в. являлся призыв к деилогизаци или заявления об ее наступлении. Эта тенденция проявилась, в частности в деятельности сторонниковтехнократического направле­ния, отрицающих саму способность социальных доктрин опреде­лять движение государств и политическое поведение людей. Един­ственной силой, способной на такое, ими признается только техника. Как считал видный представитель этого направления X. Шельски [199, с.127], демократия в обществе ста­новится ненужной из-за увеличивающегося могущества не нуж­дающейся в узаконении власти техники. Нельзя сказать, что та­кого рода взгляды получили широкое распространение или суще­ственно влияют на политический рынок. Однако технократичес­кие идеи стали неизменными участниками идеологического дис­курса, по сути, во всех странах.

Вьетнамская война и «вьетнамский синдром», депрессия 1970-х гг., крах мировой системы социализма, события конца XX в. опровергли эти представления и потребовали их идейного осмысления. Идеология выжила. С 1970-х гг. произошли изменения в механизмах «производ­ства идеологии», ранее находившиеся под контролем партий. Идео­логия как духовное образование потребовала философского анализа, были со­зданы интеллектуальные, исследовательские центры для выработки идеологии, которая затем внедряется в сознание людей через клубы, ассоциации, СМИ. Наглядным свидетельством использования «новых идеологических технологий» стали «цветные революции» в Восточной и Южной Европе и странах СНГ.

После крушения «советской империи» мир на долгие годы вступил в эпоху неопределенности, безверия, разочарований и потери иллюзий. Старые боги были развенчаны и низвергнуты с пьедесталов, секулярные идейно-политические конструкции и утопии, равно как и великие религиозные учения прошлых эпох, какими мы их знали на протяжении всего XX столетия, во многом перестали выполнять роль мобилизующих идеалов. Они исчерпали себя, либо потерпели банкротство, либо существенно ослабли.

Развенчание многих радикальных, социалистических и коммунистических утопий ХХ в. стало свершившимся фактом. Но взамен них не были разработаны и предложены какие-либо масштабные позитивные идеи, которые могли бы выступить в качестве объединяющих и мобилизующих людей идеалов. Проблема состоит в том, что люди перестали верить как реформаторам, так и революционерам. Великие программы, великие табу и великие отказы более не воодушевляют и не вызывают страха. Они становятся недееспособными из-за полного безразличия людей к ним. С крахом идеологического по своей сути советского государства развенчалась и коммунистическая утопия или же, наоборот, с развенчанием утопии обрушилась и империя. Крах марксизма-ленинизма можно рассматривать как одно из важнейших событий конца XX в. Он и связанное с ним признание неудачи советского эксперимента выбили почву из-под большинства социальных учений современного мира. Все без исключения левые идейно-политические течения оказались ввергнутыми в глубочайший кризис.

Дискредитация ленинского мифа лишила всякой актуальности и перспективы миф о социалистической революции и обществе, основанном на принципах все­общего социального равенства. Несомненно, и то, что этот крах вовсе не есть свидетельство совершенства западного пути общественно-исторического развития и западной мо­дели общественного устройства.

Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что, когда весь не западный мир как будто принимает принципы рыночной экономики и политической демократии, на самом Западе усиливается критика наследия Просвещения и его детищ в лице индивидуализма, прогресса и политической демократии. К тому же Запад не раз давал козырные карты в руки вождей и идеологов обоих вариантов тоталитаризма и различных форм авторитаризма. Проблема состоит также в том, что в целом Запад еще не сумел выдвинуть сколько-нибудь убедительный альтернативный миф или идеологическую систему, способную определить магистральные пути развития человечества в XXI в.

На первый взгляд крах марксизма-ленинизма возвестил об окончательной смерти всякой идеологии. На идеологическом спектре как бы образовалась огромная черная дыра. Это дало повод некоторым псевдопророкам заявить о конце истории и наступлении новой эры прагматического либерализма. Таким образом, под сомнение поставлена сама возможность или правомерность каких бы то ни было идеально-программных, политико-идеологических построений в качестве мобилизующих идеалов.

При подобном положении вещей возникает множество вопросов. Способна ли демократия эффективно ответить на вызовы новых исторических реальностей? Может ли либерализм, консерватизм или какой-либо иной «изм» заполнить тот вакуум, который образовался после очевидной несостоятельности ряда идеологий правого и левого толка? При поиске ответов на эти и другие вопросы необходимо исходить из признания того, что идеологии отнюдь не станут достоянием истории, они сохранят функции и роль фактора, оказывающего существенное влияние на характер и направления общественно-исторического развития. Идеологии, призванные служить в качестве связующих звеньев человеческих сообществ, не могут исчезнуть, неизбежно появятся новые идеологические конструкции или мифы, которые заполнят образовавшийся вакуум. Вместе с тем они примут иные очертания.

Нынешняя ситуация в данной сфере характеризуется преобладанием импровизации и фрагментарности, отсутствием сколько-нибудь цельных и последовательных теорий и идеологий. Имеет место усиление чувства неопределенности и случайности мировых процессов. Это во многом объясняется тем, что лишенные идеологических оснований в традиционном смысле слова сдвиги глобального масштаба порождены сочетанием множества социальных, экономических, культурных, технологических и иных факторов, различные комбинации которых могут вызывать непредсказуемые ситуации и последствия. Эти последние накладываются на целый комплекс факторов, которые в совокупности способны усиливать конфликтный потенциал как внутри отдельных обществ, так и между различными наро­дами, странами, культурами, конфессиями и т.д. Постиндустриальная трансформация, урбанизация, информатизация, глобализация и экологизация международных отношений, рост грамотности породили специфическую культуру и массы люмпенов физического и умственного труда, оторванных от корней и земли и готовых поддерживать любой миф, обещающий все блага мира.

В то же время динамика секуляризации породила тип человека, для которого главным мотивом деятельности, главным жизненным кредо стало удовлетворение собственных, прежде всего материальных, потребностей и желаний. Это самовлюбленный человек, который, как удачно отметил С. Даннелс, является продуктом развития свободы с не корректируемой ответственностью. Он отрицает все, что ограничивает утверждение личности; восстает против институтов, процессов социализации, обязательств, т.е. против всего того, что составляет саму ткань любого общества.

Ослабление, расшатывание инфраструктуры традиционной базовой культуры имеют своим следствием измельчение, атомизацию, эфемерность ценностей, норм и принципов, определяющих моральные устои людей. В результате понятия «Родина», «Вера», «Семья», «Нация» теряют свой традиционный смысл. Это приводит, с одной стороны, к усилению терпимости и открытости в отношении чуждых культур и нравов, а с другой — к ослаблению чувства приверженности собственным традициям, символам, мифам. Более того, в условиях неуклонной космополитизации и универсализации все более отчетливо прослеживается обострение чувства безродности, отсутствия корней, своего рода вселенского сиротства. Как отмечал немецкий философ М. Хайдеггер[ 242], «бездомность становится судьбой совре­менного мира».

Немаловажную роль в этом контексте играют СМИ. Проникая во все сферы общественной жизни, они содействуют вульгаризации и заземлению культуры, доведению массовой культуры и различных сменявших друг друга вариаций авангардистского искусства в музыке, театре, кино, литературе и т.д. — до каждой семьи, до каждого человека. Тем самым они способствуют подрыву многих традиционных ценностей, ассоциируемых с буржуазной цивилизацией, таких как этика призвания, бережливость, трудолюбие, и выдвижению на передний план стяжательства, показного потребления, гедонистического образа жизни, вседозволенности, подрывающих основы современной цивилизации.

При таком положении вещей возникает множество «опросов: смогут ли люди, общества, сообщества выжить и действовать в долговременной перспективе? Где найти те идеи или идеалы, которые способны служить в качестве духовных основ новых инфраструктур? Не поисками ли ответов на эти и другие вопросы вызван всплеск новых религиозных движений, засвидетельствованный во всех индустриально развитых странах, и не противоречит ли он процессу секуляризации современного общества? Не оказалась ли перспектива окончательного преодоления религиозной веры в процессе модернизации и связанной с ней секуляризации сознания ложной?

Действительно, на первый взгляд парадоксально выглядит сам феномен «возвращения священного» и «нового религиозного сознания» в секуляризованное общество. Но парадокс ли это? Не переоценили ли исследователи степень секуляризованности общества и ее необратимости? Не является ли «возвращение священного» оборотной стороной секуляризации?

Создается благоприятная почва для формирования и распространения, с одной стороны, всякого рода неонацистских, традиционалистских, фундаменталистских, неототалитарных, неоавторитарпых идей, идеалов, устоев, ориентации, а с другой — универсалистских, космополитических, анархистских, либертаристских, антиорганицистских идей, установок, не признающих дисциплины, ответственности и т.д. При таком положении вещей для многих дезориентированных масс людей национализм, различные формы фундаментализма могут оказаться подходящим, а то и последним прибежищем. Не случайнымпредставляется всплеск так называемых «возрожденческих» движений в исламском и индуистском мире, национализма и сепаратизма почти во всех регионах земного шара [41].

19.3.1.4. Ренессанс национализма

По мнению В.С. Малахова, идеологии национализма как таковой не существует. Национализм существует лишь в той или иной форме — либеральной, консервативной, реформистской, реакционной и т. д. Вместе с тем, вычленяя такой объект анализа как «националистический дискурс», мы позволяем себе отвлечься от этого обстоятельства. Националистический дискурс — аналитическая модель, которая дает возможность сопоставить друг с другом различные идеологические конфигурации, а также проследить, из каких элементов эти конфигурации состоят.

Одним из авторов, попытавшихся описать структуру националистического дискурса, был британский философ и историк И. Берлин [19, с.344]. В числе элементов данной структуры он выделил следующие:

· убеждение в том, что принадлежность нации представляет собой фундаментальную характеристику человеческого существования;

· представление о нации как об организме и о взаимодействии между членами нации как членами единого организма;

· вера в моральный приоритет принципа нации: некоторое действие является хорошим (морально одобряемым) не потому, что соответствует определенному нравственному критерию, а потому, что служит пользе нации, которой принадлежит говорящий;

· выдвижение «нации» в качестве главного основания всех притязаний на власть и авторитет.

Эти положения можно считать базисными элементами националистического дискурса. Они удерживаются, независимо от того, какой перед нами национализм — «освободительный» или «реакционный», «консервативный» или «реформаторский», «гуманистический» или «агрессивный». При этом нельзя забывать, что описанный здесь дискурс — аналитический конструкт и что в «чистом» виде он нигде не встречается. В идеологии действующих политических субъектов можно найти лишь отдельные элементы этого дискурса, включенные в состав достаточно эклектичных и противоречивых конгломератов.

Различные идеологии — это соперничающие (и в то же время и сотрудничающие) друг с другом дискурсы. Например, в идеологии «национал-социализма» — присутствовали элементы расистского, социал-дарвинистского, оккультистского, романтически-почвеннического, социалистического и националистического дискурсов. В марксизме времен Маркса и Энгельса (не говоря уже о «марксизме-леннизме» советской партноменклатуры) мирно соседствовали гегельянство, утопический социализм, анархизм, квазирелигиозный мессианизм и т.д. В идеологии КПРФ левопопулистский дискурс сочетается с этатистски-консервативным и этно-националистическим [127, с.73].

Расплывчатость «доктрины» национализма не должна ни кого удивлять. Для того чтобы понять, что есть та или иная идеология, необходимо исследовать не столько ее концепцию, сколько ее функции, не столько то, из каких элементов она складывается, сколько то, каким целям она служит, каким общественным группам адресована и к какого рода действиям побуждает.

19.3.1.5. Диалектика взаимоотношений между наукой и идеологией

В современном идеологическом дискурсе кроме чисто идеологий всякого рода используются представления, основанные на науке, в т.ч. политической. Политическая наука и политическая идеология, несомненно, соотносимые явления и понятия. Между ними прослеживаются единство, различия и многостороннее взаимодействие. Поэтому стрем­ление современных ученых представить ясные критерии для раз­личия понятия «идеология», с одной стороны, и понятий «наука и «мировоззрение» — с другой, выглядит вполне последовательным.

Л. фон Мизес [142] в работе «Человеческое действие» отмечал: «Если мы взглянем на все тео­ремы и теории, руководящие поведением определенных индивидов и групп как на связный комплекс и попытаемся сорганизовать их насколько это возможно, в систему, т.е. во внятную структур знания, мы можем говорить о ней как о мировоззрении. Мировоззрение как теория является интерпретацией всех вещей. Как ру­ководство к действию, оно является мнением относительно наи­лучших средств для устранения по возможности любого неудобст­ва. Мировоззрение, с одной стороны, представляет собой объяснение всех явлений, а с другой — оно является технологией. Ре­лигия, метафизика, философия стремятся обеспечить мировоззрение. Они интерпретируют мир и дают людям совет как им дей­ствовать.

Единство между политической наукой и идеологией состо­ит в том, что наука и идеология связаны с интересами. Идеи без интереса бесплодны и абстрактны. Но и по­литическая наука будет чужда жизни, если в ее тайниках не найдется места личному интересу исследователя. Кроме того, иде­ология может в определенной мере быть научной, а значит, она в такой же мере может совпадать с политической наукой. По­этому бывает трудно провести грань между политической нау­кой и идеологией. Эта грань смещается то в сторону науки, то в сторону идеологии, иногда наличествует подмена одного дру­гим.

Политическая наука как самостоятельная отрасль гуманитар­ного знания имеет идеологическое измерение. Любой исследова­тель подвержен влиянию идеологических пристрастий, споров и дискуссий. Подход исследователя к уяснению и трактовке любо­го сколько-нибудь значительного политического явления в значи­тельной степени определяется его идеологическими установками и ориентациями. Тут вопрос состоит только в масштабе этой тен­денциозности.

Сказанное подтверждается и тем фактом, что большинство западных политологов по своим подходам, установкам, симпатиям и антипатиям характеризуются как либералы, консерваторы, со­циал-демократы, марксисты и др. В основе такой классификации, несомненно, лежит момент идеологической оценки. Поэтому речь должна идти не о деидеологизации, а об, утверждении плюрализма идейно-политических течений, подходов, методологических прин­ципов, их сосуществовании, терпимости друг к другу и открытости в отношениях. [193, с.183]

В повседневной практике идеологию и науку очень трудно отделить, вызвано это как уже говорилось выше, тем, что:

· будучи людьми, ученые имеют склонность мыслить идеологически;

· идеология и наука используют одни и те же понятия, категории концепции («рынок», «буржуазное общество», «социализм» и др.);

· выводы научного знания небезразличны для политиков и общественного мнения, и они пытаются придать идеологически обусловленным решениям видимость научно обоснованных.

Вместе с тем различия между наукой и идеологией глубже и принципиальнее, чем это кажется на первый взгляд. Понятие «идеология» является более узким, чем миро­воззрение. Идеологию как ценностную форму сознания не следует смешивать с политической наукой, представляющей систему зна­ний, подтвержденных практикой, опытом. Политическая наука может выполнять идеологическую функцию, но для нее главное — поиск истины, открытие объективных зако­номерностей. Если конкретные факты не соответствуют положе­ниям научной концепции, то последняя пересматривается и изменяется. Идеоло­гия чаще всего ориентируется только на те факты, которые ее подтверждают, и игнорирует факты, которые ей противоречат. Она более пристрастна, чем наука, нередко бывает лживой и апологетичной. Поэтому идеология — весьма удобное средство воздей­ствия на умы людей[193, с.183].

Говоря об идеологии, мы имеем в виду только челове­ческое действие и общественное сотрудничество и не обращаем внимание на проблемы метафизики, религиозные догмы, естественные науки и выводимые из них технологии. Идеология – это целостность наших учений об индивидуальном поведении и соци­альных отношениях. И мировоззрение, и идеология выходят за пределы, которые навязывает чисто нейтральное и академическое исследование вещей такими, как они есть. Они являются учениями о высших целях, к которым человек, озабоченный земным, должен стремиться [187].

Идеология отличается от науки, прежде всего тем, что подчинена иным целям, выполняет иные функции, чем теория. Если основная функция теории — поиск истины, то основная функция идеологии — коллективная мобилизация, направление активности масс людей в ту или иную сторону. Отсюда проистекает такая особенность всякой идеологии, как подвижность и изменчивость содержания. То, что называлось «либерализмом» в начале XIX в., имеет мало общего с тем, что стали называть этим словом на исходе ХХ в. Взгляды Э. Бёрка [17;18] глубоко отличны от взглядов, например, С. Хантингтона [245] или А. Дугина [67а], хотя и то и другое именуется «консерватизмом». Социализм в представлении Прудона [197] — не совсем то, что социализм в представлении Ф. Энгельса [267], и совсем не то, чем он был в представлении М. Цзэдуна.

В отличие от науки, идеология содержит в себе не только объективные зна­ния о происходящих в обществе процессах и явлениях, но и элементы оценки социальной действительности, отношения к ней с точки зрения субъектов поли­тики — носителей данной идеологии. Поэтому в сравнении с научной теорией идеология в большей степени подвержена влиянию тех или иных предубежде­ний и в меньшей мере обладает свойством эксплицитности, которое состоит в том, что все правила для описания и изучения реальности сформулированы в явном виде, ничто не утаивается, не искажается и не принимается на веру. Отсюда следует, что наряду с подлинными знаниями идеология может нести в себе и ошибочные, искаженные, ложные представления о прошлом и нынешнем состоянии социальной действительности, тенденциях и перспективах ее разви­тия, которые проявляются, например, в формировании разного рода социально-политических мифов и утопий. В этой связи весьма показательно, что К. Маркс и Ф. Энгельс в свое время противопоставляли идеологии науку и характеризовали собственную систему воззрений не как идеологию, а как научную теорию [83, с.441].

Понятие «научной идеологии», причем исключительно по отношению к марксиз­му, было введено в начале XX в. В.И. Лениным [115]. Однако впоследствии К. Мангейм в своей работе «Идеология и утопия» (1929) [128], поставил под сомнение не только научный характер идеологии марксизма, но и прин­ципиальную возможность существования научной идеологии вообще. Он, опираясь на отдельные марксистские положения о социальной обусловленности идеологии и ее характеристику в качестве иллюзорного сознания, выступил с отрицанием познавательной ценности всякой идео­логии как совокупности идей, направленных на сохранение или изменение существую­щего порядка и поддерживаемых определенной общественной группой. Рациональный методологический подход к конструированию точного смыс­ла и структуры идеологии как социального явления был обоснован А. Грамши[54], Д.Беллом [12],К. Фридрихом [237], Д. Сартори [207], А. Зиновьевым[79] и др.

Манипулятивная техника идеологического воздейст­вия опирается на определенную интеллектуальную базу, систему теоретических построений, которые могут даже претендо­вать на определенный ценностный статус, включая в себя и научные истины. Тем не менее, главным отличием политической идеологии от сугубо научных построений и даже от ценностно окрашенных по­литических теорий (с которыми у нее имеется множество точек со­прикосновения) является используемые ею языковые конструкции. У идеологии они состоят из расплывчатых, нарочито туманных, как правило, не поддающихся научной проверке терминов типа «пролетарский интернационализм», «свободный рынок», «народный дух», «богоизбранный народ» и т.п.

Данные социальной психологии свидетельствуют о том, что теденциозность и расплывчатость идеологического языка является фактором усиления воздействия, отвечая свойственной массовым движениям потребности в стереотипных лозунгах, в облеченной в яркую словесную форму догматической символике [187].

Таким образом, политическая наука и политическая идеология имеют разные мировоззрен­ческие и практические цели и сущности:

· наука имеет целью достижение досто­верных знаний о мире, идеология — формирование сознания людей и манипулирование их поведением путем воздействия на созн