Реакция человека на возникающие проблемы

Мы переходим к обсуждению того момента в возникновении и развитии кон­фликта, когда на основе предварительной оценки происходит выбор формы реагирования на существующую проблему. Наше предшествующее обсужде­ние касалось «стратегической» цели, способы достижения которой, однако, могут быть различными.

Например, считая основной причиной психологических проблем, проти­воречий учителя рассогласование между самооценкой («Я — действующее»)

224 Часть И. Феноменология конфликтов

и ожидаемой оценкой со стороны других («Я — отраженное»), Л. М. Митина и О. В. Кузьменкова предлагают различать конструктивный и деструктивный пути развития этих противоречий (рис. 7.1). Адекватное осознание и кон­структивное разрешение внутреннего конфликта стимулирует профессио­нальное развитие педагога, неадекватное осознание и деструктивное разре­шение тормозят его (Митина, Кузьменкова, 1998). Выбор личностью способа разрешения возникшего противоречия становится условием ее дальнейшего развития.

Качественно новый

способ жизнедеятельности

на проблеме

Ликвидация временных нервных расстройств

Уход в себя, отказ от деятель-носга, нервные расстройства

Разработка стратегии поведения

Генерация

Переоценка своих возможностей

Астенические реакции

Разработке стратегии поведения

Выработка защитных механизмов

Активный поиск средств.

расширяющих возможности

самопознания

Эмоциональная

озабоченность производимым

впечатлением

Представления о себе перестают

Соответствовать представлениям

О своих возможностях

Внешние проявления: состояние беспокойства, переживания

- Конструктивный путь

-я----- Деструктивный путь

Рис. 7.1. Динамика внутриличностных противоречий (цит по: Митина, Кузьменкова, 1998)

Ф. Е. Василюк предпринял попытку соотнесения форм реагирования че­ловека на переживаемые трудности с особенностями его жизненного мира. Если представить себе индивида, живущего во внутренне простом и внешне легком мире («инфантильном жизненном мире», как его называет автор), ру­ководствующегося единственно стремлением к «здесь и сейчас удовлетворе­нию», то любой стресс будет переживаться им как кризис. Субъект «реали­стического мира» (внутренне простого и внешне сложного) способен к аде­кватной реакции на стресс, но фрустрация как невозможность удовлетворения

Глава?. Возникновение конфликтов: выбор стратегии реагирования 225

своих простых потребностей становится для него кризисом. Фактически, считает Василюк, человек с подобным «устройством» жизнен­ного мира лишен конфликта как «разыгры­вающегося в сознании неразрешимого в дан­ный момент противоречия между двумя мо­тивами»: «Внутренняя простота жизненного мира в том и состоит, что у субъ­екта нет ни стремления к единству сознания, ни способности психического сопряжения и взаимоучета нескольких жизненных отношений. Возникаю­щие объективные противоречия между различными жизненными отноше­ниями не становятся предметом специальной психической переработки, они разрешаются не сознательными и волевыми усилиями субъекта, а механиче­ским столкновением побуждений. То из них, которое оказывается сильнее в данный момент, захватывает власть над всем жизненным миром и моно­польно владеет им до тех пор, пока какой-либо другой ситуативно возникший мотив не превысит его по силе побудительности» (Василюк, 1995, с. 94).

Своеобразие «ценностного жизненного мира» — в его внутренней сложно­сти. «Носитель» этого мира воспринимает внутреннюю цельность как глав­ную жизненную необходимость, поэтому конфликт как противоречие жиз­ненных отношений превращается для такой личности в кризис. Наконец, человек «творческого» жизненного мира (внутренне сложного и внешне труд­ного) дифференцированно переживает все типы критических ситуаций — стресс, фрустрацию, конфликт и кризис (табл. 7.1). Таким образом, делает вывод Василюк, одна и та же ситуация в разных жизненных мирах приобре­тает разный психологический смысл и по-разному проживается субъектом.

Таблица 7.1. Критические ситуации жизненных миров (цит. по: Василюк, 1995)

Жизненный мир

Если перейти к более конкретным формам реагирования, то здесь можно увидеть определенное совпадение точек зрения психологов относительно принципиальных возможностей реагирования индивида на конфликтную си­туацию. Так, например, исследования в области стресса выявили две возмож­ные формы поведенческой активности при стрессовом воздействии: активи-

226 Часть II. Феноменология конфликтов

зация поведенческого реагирования и пассивное поведенческое реагирование (Китаев-Смык, 1983). В направленности адаптационного процесса при стрес­се доминирует или противодействие, или приспособление, или уход от стрес-сорного воздействия (Куликов, 1997, с. 40).

При анализе понятий, описывающих соответствующие стратегии реагиро­вания, мы, однако, опять сталкиваемся с терминологической разноголосицей.

Психоаналитики говорят о «репрессии» человеком своих переживаний (что в русском переводе обозначается как вытеснение или подавление, причем эти понятия используются как синонимы). Конфликтологи пишут об избегании конфликтов, уходе от конфликтного взаимодействия как об альтернативе двум другим стратегиям — «борьбе» и «переговорам». При описании пове­денческих форм реагирования на конфликты в интерперсональных ситуаци­ях применяются разнообразные обозначения: соперничество (конкуренция, доминирование, борьба, напористость); уход (избегание); уступчивость (при­способление); кооперативные стратегии (интеграция, сотрудничество); ком­промиссные стратегии. Вместе с тем за различием этих обозначений угадыва­ются те же принципиальные альтернативы реагирования человека на кон­фликты, возникающие у него с самим собой и другими людьми. В описании форм реагирования мы будем пользоваться понятиями «уход», «борьба» и «диалог».

Уход от конфликтного взаимодействия интерпретируется как избегание, игнорирование конфликта.

Борьба с собой или с партнером представляет собой попытку подавления конфликта.

Диалог в нашем понимании объединяет стратегии поиска преодоления конфликта с помощью выбора оптимальной альтернативы его решения, инте­грации противостоящих позиций или выработки компромисса между ними.

Уход от конфликта

В исследованиях реакций человека на экстремальные обстоятельства приво­дится немало примеров своего рода «ступора», возникающего при сильном стрессе, и физического ухода от необходимости принятия решений. В психо­логии широко известны описания того, как в серьезных аварийных ситуаци­ях вместо активного принятия соответствующих мер профессионально под­готовленные к этому люди либо впадали в «оцепенение» и пассивно ожидали действий других, либо просто покидали свое рабочее место (Китаев-Смык, 1983, с. 62-63). Существуют и физиологические механизмы такого «ухода», например, в виде обморока, «отключающего» человека от стрессогенной ре­альности. Ту же функцию выполняют «замещающие действия», снижение мыслительной активности, «застревание» на второстепенных размышлениях и т. д. Таким образом, проблема «ухода» как адаптивной или дезадаптивной формы реагирования на сложные ситуации не нова для психологии.

Глава?. Возникновение конфликтов: выбор стратегии реагирования 227

Уход от проблемы, которую создает конфликт, может иметь бессознатель­ный или сознательный характер.

Бессознательный уход от возникающих у человека проблем получил наи­большее освещение в психоаналитической традиции. Напомним, что, в соот­ветствии с представлениями классического психоанализа, в этом случае в пси­хике человека и возникают те бессознательные конфликты, которые, воздей­ствуя на мотивацию, начинают управлять его поведением.

К защитным механизмам личности, обеспечивающим охрану психики с по­мощью бессознательных психических процессов, в классическом психоана­лизе относятся: сублимация, замещение, вытеснение, регрессия, проекция, рационализация, реактивное образование, идентификация и фиксация пове­дения. А. Фрейд дополнила этот перечень следующими защитными механиз­мами: изоляция (отстраняющая ассоциативные связи в случае осознания опасности); компромисс (обеспечивающий лишь частичную реализацию бо­лезненных импульсов); отрицание реальности (игнорирующее существова­ние угрожающих внешних факторов); смещение (заменяющее резкие и тяже­лые тенденции менее резкими и тяжелыми); уничтожение (ликвидирующее предшествующий акт осуществлением последующего); формирование реак­ции (обеспечивающее преувеличение противоположной тенденции) (Овча-ренко, 1994, с. 172). Современные авторы еще более расширяют представле­ние о защитных механизмах, добавляя к ним аскетизм, интеллектуализацию, девальвацию и др.

Одной из ведущих форм бессознательного ухода человека от проблем и не­обходимости их решения является вытеснение.

Вытеснение — это одно из главных понятий психоанализа, который опреде­ляет его как «защитный механизм психики, благодаря которому из сознания изгоняются неприемлемые для сознательного Я (Эго) переживания — влече­ния и импульсы, а также их производные — эмоции, воспоминания и др.»; «активное неосознаваемое действие, процесс и "защитный механизм", обеспе­чивающие вымещение из сознания в бессознательное какого-либо содержа­ния и/или недопущение неосознаваемого влечения до осознания» (Психо­анализ. Популярная энциклопедия, 1988, с. 123-124).

Место вытеснения (подавления, репрессии) среди других защитных меха­низмов личности не определено окончательно. Сам Фрейд придавал вытесне­нию особенное значение («Учение о вытеснении — фундамент, на котором зиждется все здание психоанализа, — составляет существеннейшую часть его»), позволявшее рассматривать его как главный и универсальный психи­ческий механизм. Однако сегодня специалисты склонны считать, что вытес­нение начинает действовать тогда, когда не «срабатывают» другие механизмы защиты, например проекция, реактивное образование и т. д. (Психоанализ, 1998, с. 124).

Вытесненное стремится вернуться в сознание, поэтому Я (Эго) затрачива­ет усилия на поддержание вытеснения. По Фрейду, существует первичное вытеснение, которое и удаляет из сознания в бессознательное нежелательные

228 Часть II. Феноменология конфликтов

мысли, переживания, воспоминания и т. д., и вторичное вытеснение, которое обеспечивает удержание вытесненного в бессознательном.

Из других ведущих защитных механизмов личности, описанных психо­анализом и широко используемых современной практической психологией, необходимо отметить рационализацию — «один из защитных механизмов личности, обеспечивающий блокировку осознания истинных мыслей, чувств и мотивов деятельности человека и формулировку более приемлемых для личности объяснений ее поведения; бессознательное стремление индивида к рациональному обоснованию и объяснению своих идей и поведения даже в тех случаях, когда они иррациональны» (Овчаренко, 1994, с. 210).

В психоанализе описаны не только отдельные механизмы защиты психики, но и более сложные поведенческие формы «ухода», например, такое явление, как «бегство в болезнь». Фрейд рассматривал его как способ регрессивного реагирования на неудовлетворительную ситуацию. Современная психология и психиатрия склонны трактовать «бегство в болезнь» преимущественно как одну из форм реакций человека на неблагоприятную психотравмирующую ситуацию, что выражается в попытках избежать конфликта посредством раз­вития каких-либо болезненных симптомов (Психоанализ, 1998, с. 60). Хорни пишет о стремлении невротика к «компромиссным решениям», которые «ме­нее удовлетворительны, чем решения нормального человека, и достигаются

дорогой ценой для личности в целом», пото-

Невроз заменяет в наше время мона- ^МУ-^{ТО Ю ЧаСТО} называют «невротическими ре-

стырь, в который обычно удалялись все ШСНИЯМИ» (Хорни, 1993, С. 23).
те, которые разочаровались в жизни Все описанные выше явления относятся

или которые чувствовали себя слиш- _к формам ухода от столкновения с пробле-

ком слабыми для жизни. мой, от необходимости ее решения, причем

З.Фрейд ' *

ухода бессознательного. Обратим внимание на

то, что хотя мы разделили такие виды реак­ций человека на возникающие у него проблемы, как уход (избегание кон­фликта) и подавление в виде «борьбы», в психоанализе они рассматриваются вместе, а понятия «вытеснение» и «подавление» фактически используются как синонимичные, что делает невозможной (в рамках психоаналитической традиции) дифференциацию этих явлений (что, впрочем, не означает их тож­дества).

В отличие от психоанализа бихевиористская традиция, как известно, не интересовалась внутренними переживаниями человека, в ней практически не нашли отражения рассматриваемые нами проблемы. А вот в когнитивистских исследованиях, в частности в теориях когнитивного соответствия, можно уви­деть описания «внутренней работы» по «уходу» от конфликта.

Механизмом этого ухода является переинтерпретация возникшей пробле­мы таким образом, что она не воспринимается как конфликт, требующий ре­шения.

Применительно к внутриличностным конфликтам в качестве иллюстра­ции этого механизма можно сослаться на феноменологию явления когнитив-

Глава?. Возникновение конфликтов: выбор стратегии реагирования 229

ного диссонанса, описанного Фестингером. Оказываясь в ситуации когни­тивного конфликта, вызванного столкновением несовместимых когниций, человек может переинтерпретировать их таким образом, что они не кажутся ему несовместимыми («курить вредно» — «да я практически и не курю, так, балуюсь, можно сказать»; «курение помогает мне справляться с напряжением и перегрузками, так что для меня оно даже, пожалуй, и полезно»).

Описанию когнитивной логики интерперсональных отношений посвяще­на теория структурного баланса Ф. Хайдера. Сталкиваясь с противоречиями в своих представлениях об отношениях с другими людьми, их поведении, от­ношении к нему и т. д., человек испытывает дискомфорт и стремится каким-то образом преодолеть это противоречие. Напомним, что Хайдер описывает несколько возможных механизмов этого преодоления, основанных на пере­интерпретации возникших рассогласований. Можно изменить отношение к человеку, который совершил поступок, несовместимый с дружбой, можно из­менить отношение к самому поступку, можно, наконец, снять с человека от­ветственность за этот поступок. Мать, сталкивающаяся с недопустимой гру­бостью сына-подростка, должна как-то реагировать на происходящее, но если она не знает, что делать, ей придется признать свое бессилие в этой ситуации. Матери не хочется чувствовать свою беспомощность, и она говорит себе: «Ка­кой он стал нервный, он слишком переутомляется, скорее бы каникулы, ему просто надо отдохнуть», что означает: «Он не виноват, он хороший мальчик, это просто нервы».

Безусловно, далеко не всегда переинтерпретация означает стремление че­ловека уйти от своих проблем. Она может иметь вполне рациональный харак­тер, связанный, например, с пересмотром своего отношения к ситуации, ее действительной значимости для него.

Конфликтологи считают уход от конфликта рациональным, если есть ос­нования предполагать, что дальнейшее развитие событий будет благоприят­ным для участника конфликтной ситуации — либо принесет ему успех без особых усилий, либо, улучшив расстановку сил в его пользу, предоставит ему более выгодные возможности для решения ситуации.

В интерперсональном взаимодействии уход от конфликта может быть ре­ализован в двух основных стратегиях поведения. Одна из них — это собствен­но уход, избегание ситуации, проявляющееся в игнорировании проблемы, ее «откладывании», нежелании вступать во взаимодействие с партнером по по­воду возникших разногласий, а то и просто в ограничении контактов с ним. Другой вариант — это стратегия уступчивости, когда человек решает возник­шую проблему за счет отказа от собственных интересов, своей позиции и идет навстречу интересам партнера. Такой выбор также можно считать рациональ­ным, если предмет разногласий оценивается не столь высоко, чтобы вступать из-за него в «борьбу» или переговоры с партнером, во всяком случае, ущерб, который может быть нанесен в этом случае отношениям этих людей, кажется уступающему более существенным. Однако уступчивость, за которой стоит неспособность или нежелание решать свои проблемы, не может считаться

230 Часть II. Феноменология конфликтов

оправданной. Психологов особенно интересует уступчивость не как разовый способ решения проблемы, связанный с особенностями конкретной ситуа­ции, но как постоянный стиль поведения. Например, одним из деструктив­ных следствий «жертвенного» поведения становится то, что человек, изби­рающий для себя подобный стиль взаимодействия с близкими, вольно и не­вольно продуцирует у них чувство вины, осложняющее их взаимоотношения и нередко принимающее деструктивные формы. Если мать часто говорит о «жертвах», приносимых ребенку, «предъявляет ему счет», то тем самым она может вызвать у него чувство вины, против которого он может начать со вре­менем протестовать. Ребенку трудно постоянно жить с этим ощущением, и он начинает думать: «Я ее об этом не просил, это она сама сделала, она сама в этом виновата!», и обращает свою агрессию против матери.

С. Минухин и Ч. Фишман приводят прекрасный пример разрушительных форм взаимодействия в семье, где все — мать, отец и их дочь Марта — стре­мятся избежать конфликтов, а родители нередко решают проблемы своих от­ношений за счет дочери.

Отец.Когда я чувствую, что назревает ссора, когда жена начинает злиться или я начинаю злиться — только она злится сильнее, чем я, и заводится все больше и больше, пока я не почувствую, что лучше мне остановиться, — то­гда я просто встаю и либо ухожу из дома, либо иду в другую комнату, лить бы это прекратилось.

Минухин.И это помогает?

Отец.Помогает, только она потом злится на меня еще день или два. Она со мной не разговаривает.

Мать.Мы дошли до того, что ты не разговариваешь со мной целый месяц, и я от­вечаю тем же.

Минухин (Марте). И что тогда делаешь ты?

Марта (смеясь). Ну, я ухожу в свой собственный мир. Там безопаснее и спокойнее.

Минухин.Это значит, что мама в своем углу, папа в своем углу и ты уходить в свой угол? Прекрасная семейка! И как вы из такого положения выходи­те? Ты не пытаешься поговорить с мамой или папой или попробовать их помирить?

Марта.Конечно, пытаюсь, только это очень неприятно. Они друг с другом не раз­говаривают, а потом мне начинает казаться, что я сделала что-то не то, пото­му что мать иногда может, сама того не замечая, рявкнуть на меня из-за че­го-нибудь. Я начинаю думать, что я такого сделала, и решаю помалкивать, просто ухожу в свой собственный мир, чтобы не беспокоиться, как бы они снова меня не оттолкнули, не рявкнули на меня.

Отец.Марта, я на тебя не рявкаю.

Марта.Ты — нет, а мама рявкает. Но отец всегда со мной разговаривает. Вроде как: «Ну, если твоя мать не хочет разговаривать, что ж, и прекрасно». Гово­рит что-нибудь в этом роде, и все. Но тогда я чувствую себя виноватой, по­тому что должна бы что-то сделать. Я живу с ними в одном доме и должна стараться, чтобы им жилось лучше. Понимаете, я должна заставить их раз­говаривать друг с другом и жить хорошо.

Глава?. Возникновение конфликтов: выбор стратегии реагирования 231

Минухин.И тебе это удается?

Марта.Нет. Тогда я наказываю себя за это и начинаю объедаться (Минухин, Фишман, 1998, с. 238-239).

В данном случае разрушительная сила ухода членов семьи от существую­щих между ними проблем проявляется более всего в болезненном состоянии дочери. П. Пэпп вообще считает случай, когда родители «переводят свой кон­фликт в другое русло через посредство ребенка, у которого развивается сим­птом», очень распространенным в терапевтической практике (там же, с. 245). Однако в той или иной мере все участники дисфункционального общения страдают от нежелания признать свои трудности и работать с ними.

К. Абульханова-Славская, говоря о неспособности человека разрешать жиз­ненные противоречия, пишет об уходе в более широком смысле:

Уход личности проявляется в самых разнообразных формах: уход из семьи, в дру­гую профессию, в другую возрастную группу и т. д. Однако этот феномен при раз­нообразии его жизненных форм является симптомом того, что личность хочет из­бежать трудностей. Любая форма ухода, как правило, связана с противоречивой ситуацией, в которой оказалась личность, с ее неспособностью продуктивно разре­шать противоречия или их длительно выдерживать (Абульханова-Славская, 1991, с. 53-54).

Поскольку все дальнейшее изложение будет посвящено конфликтному взаимодействию и разрешению конфликтов, мы больше не будем возвра­щаться к проблеме ухода от конфликтного взаимодействия, завершить рас­смотрение которой необходимо обращением к факторам, детерминирующим этот способ реагирования на конфликты.

Когда речь идет об основаниях той или иной формы поведения, мы стал­киваемся с традиционной для психологии множественностью интерпрета­ций, вытекающей из теоретических расхождений между представителями раз­личных направлений. Для психоанализа «уход» человека от болезненных пе­реживаний закономерен, потому что так устроена его психика. Для психоло­гов, ориентированных на бихевиоризм, стойкий паттерн поведения является результатом научения. Экспериментальные исследования делают акцент на индивидуальных различиях в выборе активного или пассивного реагирова­ния на стрессовые воздействия.

Важно, однако, на наш взгляд, дополнить эти обычные объяснения рас­смотрением проблемы в более широком социокультурном контексте.

Представляется, что устойчивые тенденции в неконструктивном выборе стратегии ухода от конфликта могут быть связаны с явлением, которое хоро­шо известно специалистам по конфликтам. Отечественный исследователь Б. И. Хасан назвал его «конфликтофобией». Оно связано с присущими обы­денному сознанию негативными установками по отношению к конфликтам, за которыми стоит страх перед их возможным разрушительным влиянием, из-за чего конфликт воспринимается человеком как опасность, угроза собст-

232 Часть II. Феноменология конфликтов

венному благополучию, отношениям с людьми, своей репутации и т. д. «Кон-фликтофобия» проявляется в сильном эмоциональном реагировании на кон­фликтные ситуации, стремлении поскорее «избавиться» от конфликта, на­пример, с помощью подавления, избегания, ухода от конфликтов.

Истоки «конфликтофобии» могут корениться, конечно, и в глубинной природе человека, в его потребности в защищенности, в позитивных связях с людьми (по Фромму), нарушение которых порождает чувство одиночества, беспомощности и т. д. Поэтому люди стремятся поддерживать хорошие отно­шения дома и на работе, не любят осложнять отношения и плохо переносят межличностные трудности. «Стремление к взаимной близости сохраняется у каждого человека с детства и на протяжении всей жизни; и нет ни одного человека, который бы не боялся его потерять» (Рготт-Кеюшпапп, 1959; циг. по: Лабиринты одиночества, с. 67). Вместе с тем негативные установки в от­ношении конфликтов могут в немалой степени усиливаться социокультур­ными факторами.

Человеческая общность немыслима без сотрудничества своих членов. Все виды социальных структур во все времена были ориентированы на человече­скую солидарность, сплоченность, что является основанием их устойчивости. Любое жизнеспособное сообщество всегда будет в той или иной форме пори­цать или прямо осуждать разрыв отношений, плохие взаимоотношения, оди­ночество, неудачный брак и т. п., которые рассматриваются как социальная неудача. Например, стереотип американской культуры предполагает, что «лю­ди, живущие обособленно, — это одинокие неудачники, холодные, недруже­любные и непривлекательные»; «сказать: "Я одинок" — значит признать, что ты, по существу, неполноценен, что ты никем не любим» (Лабиринты одино­чества, 1989, с. 187).

Обыденное сознание призывает нас избегать конфликтов, считая, что «ху­дой мир лучше доброй ссоры». Действительно, трудно спорить с тем, что жизнь в согласии лучше, чем противоречия, споры, враждебность и конфлик­ты. Альтернативой «конфликтофобии» как страха перед конфликтами явля­ется не «конфликтофилия» как любовь или страсть к конфликтам, но их более реалиста-

Первичная задача любого общества - _че(жое ^ отношение К НИМ как К ОДНОЙ сохранить сотрудничество людей в коо-

перативных формах труда, и любое по- ^из встречающихся форм человеческих отно-ложение вещей, делающих всех членов шений, а не как к свидетельству собственной общества врагами друг друга, для него несостоятельности И ВИНЫ.

фатально. у_же отмечалось, что в течение долгого пе-

М.Мид '

риода советское обществоведение исходило из

идеи бесконфликтного развития социалисти­ческого (коммунистического) общества. Идеалы бесконфликтности распро­странялись на области внутриорганизационного и внутригруппового взаимо­действия, а также на сферу межличностных отношений. Если конфликтов не должно быть в обществе, то их не должно быть и в хорошей семье, и в «здоро­вом» коллективе. Расхожее представление о том, что в правильном и справед-

Глава?. Возникновение конфликтов: выбор стратегии реагирования 233

ливо устроенном обществе вообще нет и не может быть конфликтов, распро­странялось и на межличностные отношения

Однако благополучное общество, стабильный коллектив и счастливая се­мья отличаются от неблагополучного общества, нестабильного коллектива и несчастливой семьи вовсе не отсутствием проблем, а тем, что они умеют их решать. Представление о том, что благополучие означает отсутствие проблем и конфликтов, неизбежно приводит к их игнорированию или подавлению. Исследования, в частности, показывают, что типичными стратегиями поведе­ния советских учителей при возникновении конфликтных ситуаций с учени­ками были именно подавление (сделать замечание, «призвать к порядку», пригрозить наказанием и т. д.) и игнорирование (сделать вид, что ничего не происходит). И это в немалой степени было следствием стереотипа, согласно которому профессионально обязательные качества учителя — это умение на­ладить отношения и найти подход к каждому учащемуся, быть бесконечно терпеливым, никогда не испытывать раздражения, пользоваться бесконеч­ным доверием и любовью своих учеников и т. д.

Один из самых авторитетных советских педагогов В. Сухомлинский пи­сал: «Умение избежать конфликта — одна из составных частей педагогиче­ской мудрости учителя». Понятно, что в этом высказывании скорее всего имелась в виду способность предвидеть обострение отношений и предупре­дить его.

Однако примитивные толкования подобных суждений создавали пред­ставление, согласно которому конфликты с учениками несовместимы с обра­зом идеального педагога. Отсюда понятно, что если конфликты все же возни­кают, то могут вести к снижению личностной и профессиональной самооцен­ки учителей. Приведенный пример не свидетельствует о наличии каких-то особых требований именно к учителям; они были характерны практически для всех представителей «человеческих» профессий, например, если ты — хо­роший руководитель, у тебя не будет разногласий с подчиненными.

Подводя итоги, можно констатировать, что проблема ухода от конфликта как формы реагирования на трудную ситуацию явно нуждается в более осно­вательной разработке. Однако она мало интересует специалистов по кон­фликтам, рассматривающих уход от конфликта как его фактическое отсутст­вие. Среди других направлений наибольшее внимание этой проблеме уделил психоанализ, его описания защит личности широко используются психоло­гией, однако не все его представления релевантны феноменологии, рассмат­риваемой в других концептуальных рамках. Вместе с тем психоанализ зани­мает довольно однозначную позицию в оценке ухода от конфликта (вытесне­ния, подавления и т. д.) как неконструктивного решения (по представлениям психоанализа, вытесненное из сознания в бессознательное не исчезает и ока­зывает самое существенное влияние на состояние психики и поведение чело­века). Другие психологические направления также в той или иной форме от­мечают неконструктивность ухода как реагирования человека на возникаю­щие конфликты.

234 Часть II. Феноменология конфликтов

«Подавление» («борьба»)

Ограничивая проблемные рамки конфликтных явлений, мы дистанцирова­лись от понятия «борьбы» в ее философском и социологическом значении. Здесь и далее, считаясь с традицией, сложившейся в конфликтологической литературе, будем использовать понятие борьбы в узком смысле как страте­гии, направленной на подавление одной из сторон конфликта другой.

Уже отмечалось, что психоанализ, наиболее «продвинутый» в описании внутренних проблем человека, не различает «уход» и «подавление» как раз­ные типы внутренней реакции человека на свои проблемы. Недостаточная четкость терминологических границ не означает тем не менее действительно­го отсутствия различий между этими явлениями. Возможно, эти различия в немалой степени связаны с тем, что процессы ухода детерминируются бес­сознательными механизмами, а подавление или борьба чаще осознаются че­ловеком. Например, чуткий к психологическим нюансам русский язык счита­ет, что «бороться с (самим) собой» означает «подавлять в себе какие-либо чувства, желания, порывы и т. п.» (Фразеологический словарь русского язы­ка, 1986, с. 42). Эта борьба часто может протекать в форме внутреннего убеж­дения самого себя, когда вместо реального диалога одна, «сильная», сторона побеждает другую, «слабую» (вспомним хотя бы такое выражение, как «за­глушать голос совести»).

Западный культурный контекст «борьбы» продемонстрирован, в частно­сти, Дж. Лакоффом и М. Джонсоном в анализе концептуальной метафоры «Спор — это война». Рассматривая эту метафору, авторы подчеркивают: «Важ­но отдавать себе отчет в том, что мы не просто говорим о спорах в терминах боевых действий. Мы действительно можем побеждать или проигрывать в споре. Мы воспринимаем лицо, с которым спорим, как противника. Мы ата­куем его позиции и защищаем свои собственные. Мы захватываем террито­рию и теряем ее. Мы разрабатываем и используем стратегии. Если мы убеж­дены, что позицию нельзя защитить, мы можем ее оставить и выбрать новое направление наступления. Многое из того, что мы совершаем в споре, частич­но структурируется понятием войны» (Лакофф, Джонсон, 1987, с. 127-128).

Авторы приходят к выводу, что мы «живем» этой и подобной ей метафора­ми, ибо «она упорядочивает те действия, которые мы совершаем в споре» (Лакофф, Джонсон, 1990, с. 388-389). Истоки любой метафоры коренятся в нашем опыте. И метафора «спор — это война» отражает тот факт, что, не­смотря на его институциализированные формы, «основная структура кон­фликта остается, по существу, неизменной» (Лакофф, Джонсон, 1987, с. 130).

Тем не менее «цивилизованность» все же заставляет нас избегать реаль­ных физических столкновений, будь то взаимоотношения между отдельными людьми или государствами. «В результате мы развили социальный институт вербального спора. Мы все время спорим в попытке получить желаемое, и иногда споры "вырождаются" в физическое насилие. Такие вербальные бит-

Глава?. Возникновение конфликтов: выбор стратегии реагирования 235

вы осмысляются в значительной мере в тех же терминах, что и физические» (там же). И будь то семейная ссора или академическая полемика, ведущаяся с соблюдением всех принятых традиций, в любом случае, утверждают Ла-кофф и Джонсон, спор ведется в терминах войны, потому что таковое его по­нимание встроено в концептуальную систему

культуры, в которой мы существуем. Впро-

Современная культура экономически чем, авторы осторожно оговаривают, что речь _{основывается на принципе индивиду}.

идет Об определенном типе культуры И ЧТО ального соперничества. Отдельному че-

такое понимание спора (а в рамках развивае- ловеку приходится бороться с другими

мых авторами рассуждений и используемого представителями той же группы, при-

ими контекста мы вправе отождествить его ходится брать верх над ними и нередко

с понятием конфликта) может быть культур- «™™>™» ^{в ст}°р°^ну- Превосходст-

во одного нередко означает неудачу для

НО ограничено. другого. Психологическим результатом

Характерно, ЧТО В русском языке В стари- такой ситуации является смутная враж-

ну война, битва имели наименование «брань» дебная напряженность между людьми.

(вспомните известное «поле брани»). В. Даль Каждый представляет собой реального

ПРИВОДИТ К ЭТОМУ ПОНЯТИЮ следующий СИНО- ^ти потенциального соперника для лю-

^ бого другого.
нимическии ряд: «Брань — ссора, перекоры, _{к Хо}

свара, раздор, несогласие, разлад, вражда, враж­дование; ругня, ругательство; бранные, руга-

тельные, поносные слова; драка, колотня, свалка, рукопашная, побоище; вой­на, сражение, бой, битва» (Даль, 1958, т. 1, с. 123). В разных понятиях обще­принятой лексики люди улавливают общее, родовое значение современного понятия «конфликт», которое — как все значения — представляет собой обоб­щенную идеальную модель объекта, представленную в сознании субъектов и фиксирующую существенные свойства объекта (Петренко, 1988, с. 18). Все использованные синонимы чем-то «похожи», а выбор какого-либо из них определяется тонкими нюансами общего значения.

Интересно, что характер интерпретации понятия «конфликт» зависит от богатства и своеобразия «конфликтного опыта»: так, как уже упоминалось, в одном из отечественных исследований было показано, что участники групп с низким уровнем конфликтности соотносили конфликт прежде всего со столкновением позиций и точек зрения, а участники групп с высоким уров­нем конфликтности связывали значение конфликта с синонимами более сильной эмоциональной нагрузки — «раздор», «стычка», «схватка» и т. д. (Та-щева, 1986). «Расшифровка» понятий в речи облегчается благодаря контек­сту слова, т. е. высказыванию в целом, включенность слова в определенный контекст обеспечивает его понимание, в обыденной речи люди, как правило, не нуждаются в терминологическом уточнении.

Таким образом, анализ языковых данных не оставляет сомнений в том, что в обыденной речи интерпретация понятия «конфликт» осуществляется в тер­минах «борьбы» с ее объемным синонимическим рядом. «Включенность» по­нятия «конфликт» в подобный контекст не может не приводить к соответст­вующей эмоциональной нагруженное™ содержания понятия.

236 Часть II. Феноменология конфликтов

Впрочем, борьба может интерпретироваться не как социокультурный фе­номен, но как врожденный инстинкт биологического происхождения. Наибо­лее известная точка зрения такого рода принадлежит К. Лоренцу, считающе­му,