Список работ по курсу «Теория политики».

Список работ по курсу «Теория политики».

1. Алмонд Г. Политическая наука: история дисциплины // Политическая наука. Новые направления/ Под ред. Р.Гудина и Х.Клингесмана, М., 1999,

2. Алмонд Г. Гражданская культура: политические установки и демократии пяти наций // Антология мировой политической мысли, т.2 / Под ред. Т.Алексеевой, М., 1997.

3. М. Вебер Харизматическое господство // Социологические исследования, 1988, 5.

4. Вебер М. Политика как призвание и профессия // Избранные произведения, М., 1990.

5. Гринстайн Ф. Личность и политика // Социально-политические науки, 1991, # 10.

6. Диверже М. Политические институты и конституционное право // Антология политической мысли, т. 2 / Под ред. Т.Алексеевой, М., 1997.

7. О. Кистяковский Б.А. Государство и личность // Политология: хрестоматия / Под ред. М.Василика, М., 2000.

8. Луман Н. Честность политиков и высшая аморальность политики // Вопросы социологии, 1992, т.1, # 1

9. Манхейм К. Идеология и утопия // Антология мировой политической мысли, т. 1 Под ред. Т.Алексеевой, М., 1997.

10. Михельс Р. Социология политической партии в условиях демократии // Антология мировой политической мысли, т.2 / Под ред. Т. Алексеевой, М., 1997

11. Острогорский М.Я. Демократия и политические партии, М., 1997.

12. Парето В. Компедиум по общей социологии // Антология мировой политической мысли, т.2 / Под ред. Т.Алексеевой, М., 1997.

13. Сорокин П.А. Социальная и культурная мобильность //Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество, М., 1992.

14. Чичерин Б.Н. О народном представительстве // Антология мировой полити пекой мысли, т.4 / под ред. 1. Алексеевой, М., 1997.

15. Шмитт К. Понятие политического / Антология мировой политической мысли, т.2 / Под ред. Т.Алексеевой, М., 1997.

16. Арендт Х. Начала тоталитаризма // Антология мировой политической мысли, т.2 / Под ред. Т.Алексеевой, М., 1997.

17. Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространство // Антология мировой политической мысли, т.2/ Под ред. Т:Алексеевой, М., 1997.

18. Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование, М., 1997 (с. 60-88).

19. Моргентау У. Международная политика // Антология мировой политической мысли, т.2 / Под ред. Т.Алексеевой, М., 1997.

20. Пшеворский А. Демократия и рынок: политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке, М., 1999.

21. Сартори Д. Пересматривая теорию демократии // Антология мировой политической мысли, т,2/ Под ред. Т.Алексеевой, М., 1997.

22. Турен А. Возвращение человека действующего, М., 1998.

23. Фергюсон А. Опыт истории гражданского общества, М,, 2000.

24. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис, 1994, # 1

25. Шумпетер И. Капитализм, социализм и демократия // Антология мировой политческой мысли, т.2/ Под ред. Т:Алексеевой, М., 1997

№1 в списке Алмонд «Политическая наука – история дисциплины»

Если бы мы построили графическую модель истории развития политической науки в виде кривой, отражающей прогресс в изучении политики на протяжении столетий, то начать ее следовало бы с зарождения этой науки в Древней Греции. В течение XX в. данная гипотетическая линия круто поднималась бы трижды. Первый пик приходится на межвоенные десятилетия (1920-1940 гг.) и связан с Чикагской школой — именно тогда были разработаны программы эмпирических исследований, в которых существенное внимание уделялось психологической и социологической интерпретациям политики, а также подчеркивалось значение количественных факторов. Второй пик наблюдается в период после второй мировой войны и отмечен распространением во всем мире поведенческого подхода к политике, совершенствованием традиционных политологических субдисциплин и ростом профессионализации. Третий подъем указывает на введение логико-математических методов исследования и применение экономических моделей при подходе к исследованиям с позиций “рационального выбора” и “методологического индивидуализма”.

Во второй половине XIX в. и на протяжение первых десятилетий XX в. сложилась благоприятная ситуации для широкомасштабной коррупции. Она, в свою очередь, создала для дельцов от политики, обладавших изрядными материальными возможностями. В межвоенные годы американская политическая наука восприняла как вызов многочисленные “обличительные” публикации, раскрывающие нарушения и злоупотребления внутри политической инфраструктуры, и специалисты стали посвящать серьезные монографические исследования деятельности лоббистов и групп давления.

Чикагская школа

Итак, в первые десятилетия XX в. понятие “научного” познания политики обрело более глубокое содержание. Такие выдающиеся представители европейской политической науки, как Конт, Милль, Токвиль, Маркс, Спенсер, Вебер, Дюркгейм, Парето, Михельс, Моска, Острогорский, Брайс и другие, заложили — или закладывали — основы для развития политической социологии. Заслуга чикагской школы политической науки (20-40-е годы) — в обосновании ее представителями на примерах конкретных эмпирических исследований того обстоятельства, что подлинное развитие политического знания может быть достигнуто при помощи стратегии междисциплинарных исследований с применением количественных методологий и за счет организованной поддержки научных разработок. Производился отбор до начала применения “вероятностной выборки” на основе контрольного квотирования, которое позволяло учесть характеристики основных демографических групп населения Чикаго Гарольд Лассуэлл (1902-1978 гг.), — “Технология пропаганды в мировой войне” (1927) — ввела в научный оборот методы исследования массовых коммуникативных процессов Она положила начало новому типу научной литературы о средствах массовой информации, пропаганде и связях с общественностью. Чикагская школа продолжала свою плодотворную работу до конца 30-х годов. Но вторая мировая война спровоцировала изменения – стали применять технику эмпирических исследований и другие методы опросов, статистический анализ и особенно теорию выборки. Потребности военного времени обусловили возросший интерес и к антропологии, имевшей в то время психиатрически-психоаналитическую ориентацию. Приобретенный в этот период опыт междисциплинарного синтеза оказался очень полезным в годы быстрого послевоенного роста академических учреждений и в годы холодной войны. В связи с развитием системы высшего образования и расширением сфер применения достижений политической науки ее преподавание было введено во многих учебных заведениях, где раньше обучение этой дисциплине отсутствовало. Факультеты политической науки быстро разрастались, чтобы подготовить необходимое число молодых специалистов в соответствии с программами развития региональных исследований и международных отношений.

Распространение и совершенствование эмпирической политической теории затронуло не только техническую и теоретическую стороны изучения электоральных процессов. Такие области, как международные отношения и сравнительная политология, развивались столь же динамично, как и анализ американских внутриполитических процессов. В них также применялись количественные и междисциплинарные подходы.

В 40 — 60-е годы подготовке специалистов в значительной мере способствовала поддержка возглавлявляемого Пендлтоном Херрингом Совета по исследованиям в области общественных наук, который предоставлял аспирантам и начинающим исследователям стипендии, а также финансировал ряд исследовательских программ. Именно в эти годы политическая наука как дисциплина приобретает характер современной “профессии”.

Применение агрегированных статистических методов исследования позволило более полно описать процессы модернизации и демократизации, а также функционирование государственных институтов. Успешно и плодотворно ученые занимались проблемами групп интересов и феномена “корпоративизма”, а также оценкой роли политических партий в развитии демократического процесса .

Хотя основное внимание мы уделили здесь развитию и распространению эмпирических, объясняющих и количественных аспектов политической науки, определенный “прогресс” был достигнут и в традиционных областях дисциплины. Концепции и умозаключения политических историков, философов и юристов теперь основываются на гораздо более развитой методологии отбора и накопления информации, и на возросшей требовательности к ее анализу и выводам

Несмотря на то, что человек вроде бы освободился от тиранов или религии, его роль в государстве по-прежнему сведена к минимуму: он пользуется лишь видимостью власти, а самом деле у него нет никакой власти в сфере выбора людей, которые управляют от его имени. Правящая группа отделена от остального общества.

То, что все более широкое применение избирательного права приведет к большей свободе - неправда. Слишком развитая избир. система - формальный атрибут демократии. Она приводит к распылению власти – рассеивается ответственность перед народом. Для реальной ответственности власть избир. права должна быть концентрированной, то есть распространяться на определенные, твердо установленные обязанность государственной власти (законодательные функции, местное самоуправление). Прогресс политического общества зависит от степени возможности ограничения избирательного права и передачи администрации и правосудия чиновникам. Избир. система

отвлекает общественное мнение от контроля за органами управления.

1) Система не может сама осуществляться. А государство, уважающее права человека на свободу объединений, не вмешивается в дела партий и игнорирует их по сути.

2) «Соответствие» с кредо партии стало единственным правилом. Главное – не отступить от партии, что бы она ни делала.

3) Партийная система свела политические отношения к внешнему однообразию, формализму, усилились все недостатки демократического правления. Большая масса, допущенная к политике, пассивна и не способна отстаивать свои интересы, а настоящий гражданин должен быть всегда не страже, чтобы защитить их.

4) Основа любой власти, в том числе демократической, - сила запугивания. Демократические принципы – применение в организации общественного порядка силы социального запугивания. Власть всегда будет принадлежать меньшинству, но оно должно находиться под угрозой, исходящей от большинства. Массы способны запугивать правителей, но только если они образованны и сознательны. Власть социального запугивания подорвана политическим формализмом партийной системы.

5) Партия сама запугивает своих членов, подавляя их и устанавливая свои критерии политического поведения (к примеру, нет человека вне партии). Партия не позволяет дискутировать, подавляет моральную свободу.

Но партии все же необходимы, потому что они обеспечивают кооперацию и осуществление каждым своих интересов в обществе. Необходимы другого вида партии или подобные им институты. Традиционные партии не способны обеспечивать регулярную игру политических сил и уравновешивать разные оттенки общественного мнения.

Современная политическая система – лишь лавирование министерств между партиями и самих партий в попытке удержаться у власти. Парламент не контролирует исполнительную власть -она скрыта от него. Выход – присутствие министров в палате и их личная ответственность. Министры должны избираться за профессионализм и способность выполнять необходимые фенкции, а не за ораторские способности или тактику.

В сфере законодательства выход – создание постоянных нейтральных комиссий, осуществляющих свою деятельность публично.

№12 в списке Парето «Компедиум по общей социологии.»

Основной вклад в науку внес созданием теории элит. По Парето, общество – система, находящаяся в состоянии подвижного равновесия в результате взаимодействия множества различных элементов. Главными среди ним являются психологические основы поведения людей (источники действий). В основе поведения людей находятся «остатки» и «деривации» (производные). «Остатки»- чувства, страсти, инстинкты; определяют поведение. «Деривации» - идеологии, верования, формы псевдологического объяснения поведения. Остатки 1ого класса (всего – 6) - инстинкт комбинаций – лежат в основе поведения элит – «лис». Остатки 2ого - постоянство агрегатов – элит-«львов». Формы правления: лисы – согласие, львы – сила. Их противоборство определяет ход истории. Остатки - в основе деления на элиты и неэлиты. Циркуляция элит – движущая сила общ. развития.

В «Компедиуме об общей социологии» рассматривает проблемы социальной гетерогенности и циркуляции различных групп общества. Парето считает, что эти феномены взаимосвязаны и анализировать их надо вместе, предельно схематично.

Элиты и их циркуляция:

Предположим, в каждой сфере челов. деятельности каждому индивиду присваивается индекс его способностей. Причем речь идет об оценке не потенциального состояния, а фактического, то есть оценка реальных достижений, даже если они спорны, к примеру, с моральной точки зрения (как у Наполеона).

Затем составим класс тех, кто имеет наиболее высокие индексы в своей сфере деятельности – «элиту» (границы, естественно, неточны).

«Элита» делится на правящую элиту и не управляющую элиту.

Причем в правящую элиту не всегда попадают те, кто реально лично это заслужил, то есть обладает соответствующими качествами. И эти отклонения нельзя не учитывать: они являются причиной многих социальных проблем, важных для соц. равновесия.

Помимо этого, различные группы смешиваются. Тот, кто переходит из одной группы в другую, приносит с собой определенные наклонности, чувства той группы, из которой он происходит. Подобный феномен – циркуляция элит.

№13 в списке П. Сорокин, "Социальная и культурная мобильность"

Неоднородность общества, его объективное деление на разные социальные группы нашли свое отражение в теории П. Сорокина о социальной стратификации и социальной мобильности. Согласно этой теории, все общество делится на различные слои - страты, которые различаются между собой по Уровню доходов, видам деятельности, политическим взглядам, культурным ориентациям и т. д. К основным формам социальной гратификации (или расслоения общества) Сорокин отнес экономическую, политическую и профессиональную. По его мнению, социальная стратификация - это естественное и нормальное состояние общества. Она объективно обусловлена существующим общественным разделением труда, имущественным неравенством, разными политическими ориентациями и т. п.

Меняя профессию или вид деятельности, свое экономическое положение или политические взгляды, человек переходит из одного социального слоя в другой. Этот процесс получил название социальной мобильности. Сорокин подразделяет социальную мобильность на горизонтальную и вертикальную.

Горизонтальная мобильность означает переход человека из одной социальной группы в другую, Находящуюся в целом на том же уровне социальной стратификации, скажем, когда сельский житель становится городским, однако профессия и уровень доходов у него остаются прежними. Вертикальная мобильность - это переход людей из одного социального слоя в другой в иерархическом порядке, например из низшего слоя общества в более высокий или же обратно - из высшего слоя в низший.

Объективной основой существования вертикальной мобильности выступает, в частности, экономическое неравенство людей, «которое выражается в различии доходов, уровня жизни в существовании богатых и бедных слоев населения». При этом «люди, принадлежащие к высшему слою в каком-то одном отношении, обычно принадлежат к тому же слою и по другим параметрам, и наоборот. Представители высших экономических слоев одновременно относятся к высшим политическим и профессиональным слоям. Неимущие же, как правило, лишены гражданских прав и находятся в низших слоях профессиональной иерархии. Таково общее правило, хотя существует и немало исключений».

Как считал Сорокин, социальная мобильность - такое же естественное и неизбежное явление, как и социальная стратификация, на основе которой она существует. Это касается как восходящей, так и нисходящей социальной мобильности, в процессе которых люди перемещаются вверх или вниз по социальной лестнице. Он обосновал такое понятие, как «социальное пространство», суть которого раскрывается через понятие «высшие и низшие классы», «продвижение по социальной лестнице», «социальная дистанция» и др.

№14 в списке Чичерин «О народном представительстве»

Масса граждан, пользующихся политической свободой, имеющих право голоса, ограничивается выбором представителей, которым поручается ведение дел, охранение прав и интересов избирателей.

В нем выражается их право, через него проводятся их мнения.

вместе с тем является органом большинства, его избравшего. При выборе лица избиратели руководствуются не столько его способностями, сколько соответствием его образа мыслей и направления с их мнениями и интересами, и хотя юридически он становится независимым, общение мыслей должно сохраняться постоянно; остается зависимость нравственная. если представитель или сами избиратели отклонились от прежних убеждений, новые выборы дают гражданам возможность восстановить согласие, заменив прежнего представителя другим

Различные направления общественного мнения, разнообразные интересы народа должны проявляться в нем приблизительно в том же отношении, в каком они существуют в обществе. Оно является вместе и выражением свободы, и органом власти.

Учение о полновластии народа

всякий народ имеет постоянное право устанавливать у себя тот образ правления, который соответствует его потребностям. В этом воззрении выражается старание согласовать демократические начала с возможностью и правомерностью различных образов правления, которые иначе, с демократической точки зрения, лишаются всякого юридического основания

признают за народом не одно только мнимое право устанавливать у себя тот или другой образ правления, а всю полноту верховной власти, считая самоуправление народа естественною, неотъемлемою его принадлежностью.

степень развития свободы, место, которое она занимает в общественном организме, верховное или подчиненное ее значение определяются не абсолютными требованиями разума, а относительными требованиями жизни. Народное представительство установится там, где оно требуется общим благом, где оно отвечает настоящим нуждам государства, где оно способно действовать в согласии с другими элементами

СОВЕЩАТЕЛЬНЫЕ СОБРАНИЯ

Низшую форму народною представительства составля­ют совещательные собрания. Они подают правительству со­веты, когда оно их спрашивает, но постановления их не имеют обязательной силы. Подобные собрания встречаются в истории, по не в виде постоянных учреждений, а как временные пособия правительству.

Эти временные потребности исчезли при высшем раз­витии политической жизни. В настоящее время может быть речь не о собраниях, созыва­емых в случае нужды, а о представительстве как постоянном государственном учреждении. Новый политический быт, ос­нованный на твердом порядке, на прочных уставах, требует постоянных органов.

ГОСУДАРСТВО И ОБЩЕСТВО

Условия, необходимые для представительного порядка, заключаются в характере и состоянии того общества, в кото­ром он водворяется. История убеждает пас, что политическая свобода тогда только прочна, когда она опирается на обще­ственные силы. Политическая деятельность граждан, как членов целого, определяется понятиями, привычками, нра­вами, которые они приобретают в частной жизни как члены общества. В народном представительстве государство и об­щество проникают друг друга; общественные силы призыва­ются к политической деятельности; многообразие вводится и единство.

ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ

Политическая зрелость общества, от которой зависит возможность представительных учреждений, определяется суммой политических идей, в нем разлитых, и способностью его приложить эти идеи к действительности. Плодом и выражением созревшей политической мысли является общественное мнение — главный двигатель государственной жизни в представительном порядке.

Представительные учреждения находятся в самой тесной связи с общественным мнением. Oт него они заимствуют и силу, и жизнь; оно определяет их состав и направление. Представительное устройство может держаться только там, где общественное мнение дает ему постоянную опору, где общество всегда готово стоять за свои права. Высшее развитие требует большого напряжения сил, а это возможно только при самодеятельности народа. Прави­тельство, имеющее в руках одни административные средства, не в состоянии тягаться с тем, которое призывает на помощь всю энергию, лежащую в недрах общества. Правительства не всегда могут рассчитывать на их содействие; нередко за оказанную помощь требуется вознаграждение в расширении прав.

ПАРТИИ

Политическая свобода призывает обществен­ные силы к участию в государственных делах; потому движение происходит здесь не иначе, как взаимодействием тex разнообразных направлений, на которые разделяется общество . При органи­зованных партиях есть возможность рассчитывать, действо­вать, направлять разрозненные стремления к общей цели

МЕСТНОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ

Таким образом, вникая в смысл исторических фактов, невозможно утверждать, что централизация губит полити­ческую свободу. Конституционный порядок держится пе самостоятельностью местного управления, а общим ду­хом, господствующим в народе.

Местное само­управление дает простор свободе частной, но для полити­ческой нужно более широкое основание. Общественное мне­ние, на котором зиждется представительный порядок, образуется не из местных воззрений и интересов. Партии, которые играют здесь главную роль, имеют чакже значение общее, а не местное.

для политической жизни весьма важно существование центра, где мысли пере­рабатываются и объединяются, где сосредоточиваются глав­ные силы партий и происходи! политическая борьба.

№15 в списке Шмитт «Понятие политического»

«ПОНЯТИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО»- Шмитт

Понятие государства предполагает понятие политического. Государство есть политический статус народа, организованно­го в территориальной замкнутости. Государство по смыслу самого слова есть особого рода состояние народа, которое решающем случае оказывается наиважнейшим, а потому в противополож­ность многим индивидуальным и коллективным статусам это просто ста­тус, статус как таковой. Оба признака, входящие в это представление: статус и народ, - получают смысл лишь благодаря более широко­му признаку, то есть политическому.

Общие определения понятия политического, которые не содержат в себе ничего, кроме отсылки' к «госу­дарству», покуда государство действительно есть четкая, однозначно определенная величина и противостоит негосударственным и именно потому «неполитическим» группам и «неполитическим» вопросам, то есть пока государство обладает монополией на политическое.

Приравнивание «государственного к политическому» становится непра­вильным, чем больше государство и общество на­чинают пронизывать друг друга; Определить понятие политического можно, лишь обнаружив и установив специфи­ки политические категории. Политическое имеет свои критерии. Политическое должно заключаться в собственных различиях, к которым может быть сведено все в специфическом смысле политическое действование. Политическое различие, к которому можно свести политические действия и мотивы, - это различение друга и врага. Смысл различия друга и врага состоит в том, чтобы обозначить высшую степень интенсивности соединения или разделения, ассоциации или диссоциа­ции. Возможность правильного познания и понимания, а тем самым и полномочное участие в обсуждении и произнесении суждения даются здесь именно и только экзи­стенциальным участием и причастностью. Экстремальный конфликтный случай могут уладить между собой лишь сами участники. В психологической реальности легко напрашивается трактовка врага как злого и без­образного. А отсюда следует и обратное: морально злое, эстетически безобразное или экономически вредное от этого еще не оказываются врагом; морально доброе, эстетически прекрасное и экономически полезное еще не становятся другом в специфическом, то есть политическом, смысле слова. Бытийственная предметность и самостоятельность политического проявляются уже в этой возможности отделить такого рода специфическую противоположность, как «друг-враг», от других различий и понимать ее как нечто самостоятельное.

Понятия «друг» и «враг» следует брать в их конкретном, экзистенциальном смысле. «Друг» и «враг» - противоположности не нормативные и не «чисто духовные». Эта противоположность и сегодня действи­тельна и дана как реальная возможность каждому политически существующему народу. Итак, враг не конкурент и не противник в общем смысле. Враг это только борющаяся совокупность людей, противостоящая точно такой же совокупности. Враг есть только публичный враг, ибо все, что соотнесено с такой совокупностью людей, в особенности с целым народом, становится поэтому публичным.

Политическая противоположность - это противоположность самая интенсивная, самая крайняя, и всякая конкретная противоположность есть противоположность политическая тем более, чем больше она приближается к крайней точке, разделению па группы «друг-враг». Внутри государства, как организованного политического единства, которое как це­лое принимает для себя решение о друге и враге наряду с первичными политическими решениями и под защитой принятого решения, возникают многочисленные вторичные понятия о «политическом». Отождествления политического с государственным. Результатом такого отождеств­ления оказывается, например, противопоставление «государственно-политической» пози­ции партийно-политической или же возможность говорить о политике в сфере религии, о школьной политике, коммунальной политике, социальной политике и т. д. самого государства. То, что отсылка к конкретной противоположности содер­жит в себе существо политических отношений.

Повседневным образом это позволяет видеть два легко фиксируемых феномена.

Во-первых, все политические понятия, представления и слова имеют полемический смысл; они предлагают конкурентную противоположность, привязаны к конкретной ситуации, последнее следствие которой есть (находящее выражение в войне или революции) разделение на груп­пы «друг-враг», и они становятся пустой и призрачной абстракцией, если эта ситуация исчеза­ет.

Во-вторых, способ выражения, бытующий в актуальной внутригосударственной полемике, часто отождествляет ныне «политическое» с «партийно-политическим»; неизбежная «необъективность» всех политических решений, являющаяся лишь отражением имманентного всякому политическому поведению различения «друг-враг», находит затем выражение в том, как убоги формы, как узки горизонты партийной политики, когда речь идет о замещении должностей, о прибыльных местечках; вырастающее отсюда требование «деполизации» означает лишь преодоление партийного , политического и т.д. Приравнивание политического к партийно-политическому возможно, если теряет силу идея охватывающего, релятивирующего все внутриполитические партии и их противоположности политического единства («государства»), и вследствие этого внутри­государственные противоположности обретают большую интенсивность, чем общая вист неполитическая противоположность другому государству. Реальная возможность борьбы, кото­рая должна всегда наличествовать, дабы речь могла вестись о политике, при такого рода «примате внутренней политики» относится, следовательно, уже не к войне между организованными единствами народов (государствами или империями), но к войне Гражданской.

Война есть воору­женная борьба между организованными политическими единствами, гражданская вой­на - вооруженная борьба внутри некоторого организованного единства. Так же, как и слово «враг», слово «борь­ба» следует здесь понимать и смысле бытийственной изначальности. Оно означает не конкуренцию, не чисто духовную борьбу-дискуссию, не символическое борение, неко­торым образом всегда совершаемое каждым человеком, ибо ведь и вся человеческая жизнь есть борьба и всякий человек - борец. Понятия «друг», «враг» и «борьба» свой реальный смысл получают благодаря тому, что они в особенности соотнесены и со­храняют особую связь с реальной возможностью физического убийства. Война следует из вражды, ибо эта последняя есть бытийственное отрицание чужого бытия. Война есть только крайняя реализации вражды

Поэтому «друг-враг» как критерий различения тоже отнюдь не означает, что опре­деленный народ вечно должен быть другом или врагом определенного другого народа или что нейтральность невозможна или не могла бы иметь политического смысла. Лишь в действительной борьбе сказываются крайние последст­вия политического разделения на группы друзей и врагов. От этой чрезвычайной воз­можности жизнь людей получает свое специфически политическое напряжение.

Мир, в котором была бы полностью устранена и исчезла бы возможность такой борьбы, окончательно умиротворенный земной шар, стал бы миром без различения Друга и врага и вследствие этого миром без политики. Феномен «политическое» можно понять лишь через отнесение к реальной возможности разделения на группы друзей и врагов, все равно, что отсюда следует для религиозной, моральной, эстетической, экономической оценки политического.

Война как самое крайнее политическое средство вскрывает лежащую в основе вся­кого политического представления возможность этого различения друга и врага и по­тому имеет смысл лишь до тех пор, пока это представление реально наличествует или по меньшей мере реально возможно в человечестве

Ничто не может избежать неумолимых следствий политического. Если бы враждебность пацифистов войне стала столь сильна, что смогла бы вовлечь их в войну против не пацифистов, в некую войну против шины, то тем самым было бы доказано, что она имеет действительно политическую силу, ибо крепка настолько, чтобы группировать людей как друзей и врагов. Если воля воспрепятствовать войне столь сильна, что ей не страшна больше сама война, то значит, она стала именно политическим мотивом, то есть она утверждает, пусть даже лишь как вероятную возможность, войну и даже смысл войны- это самый перспективным способом оправдания войны. Но в возможности таких войн особенно явственно сказывается то, что сегодня война как возможность еще вполне реальна, а только об этом и идет речь при различении друга и врага и познании политического.

Всякая противоположность превращается в противоположность политическую, если она достаточно сильна для того, чтобы эффективно разделять людей на группы друзей и врагов. Политическое заключено не в самой борьбе, но, в определяемом этой реальной возможностью поведении, в ясном познании определяемой ею собственной ситуации и в задаче правильно различать друга и врага. Если внутри некоего государства пролетариат добивается для себя политической власти, то возникает именно пролетарское государство, которое являет­ся политическим образованием.

Если политической мощи класса или иной группы внутри некоторого народа хватает лишь на то, чтобы воспрепятствовать всякой войне, какую следовало бы вести воине, но нет способности или воли самим взять государственную власть, самостоятельно различать друга и врага и в случае необходимости вести войну, тогда политическое единство разрушено.

Политическое может извлекать свою силу из различных сфер человеческой жизни, из религиозных, экономических, моральных и иных противоположностей; политиче­ское не означает никакой собственной предметной области, по только степень интен­сивности ассоциации или диссоциации людей, мотивы которых могут быть религиоз­ными, национальными , хозяйственными или же мотивами иного рода, и в разные периоды они влекут за собой разные соединения и разъединения. Во всяком слу­чае группирование «друг-враг», ориентирующееся на серьезный оборот дел, является политическим всегда. И потому оно всегда есть наиважнейшее разделение людей на группы, а потому и политическое единство.

Здесь весьма уместно слово «суверенитет», равно как и слово «единство».

Речь всегда идет о случае конфликта.

Как бы то ни было, вследствие ориентации на возможность серьезного оборота дел, то есть действительной борьбы против действительного врага, политическое единство необходимо либо является главенствующим для разделения па группы дру­зей или врагов единством и в этом (а не в каком-либо абсолютистском) смысле оказы­вается суверенным, либо же его вообще пет.

Государству как сущностно политическому единству принадлежит право войны, то есть реальная возможность в некоем данном случае в силу собственного решения оп­ределить врага и бороться с врагом. Какими техническими средствами ведется борьба, какая существует организация поиска, сколь велики виды па победу в войне, здесь безразлично, покуда политически единый народ готов бороться за свое существование и свою независимость, причем он в силу собственного решения определяет, в чем со­стоит его независимость и свобода.

Государство как наиважнейшее политическое единство сконцентрировало у себя неве­роятные полномочия: возможность вести войну и тем самым открыто распоряжаться жиз­нью людей. Ибо право войны содержит в себе такое полномочие; оно означает двойную воз­можность: возможность требовать от тех, кто принадлежит к собственному народу, готов­ности к смерти и готовности к убийству и возможность убивать людей, стоящих на стороне врага. Но эффект, производимый нормальным государство, состоит прежде всего в том, чтобы ввести полное умиротворение внутри государства и принадлежащей ему террито­рии, установить «спокойствие, безопасность и порядок» и тем самым создать нормальную ситуацию, являются предпосылкой того, что правовые нормы вообще могут быть зна­чимы, ибо всякая норма предполагает нормальную ситуацию и никакая норма не может быть значима в совершенно ненормальной применительно к ней ситуации. В критических ситуациях эта необходимость внутригосударственного умиротворе­ния ведет к тому, что государство как политическое единство совершенно самовласт­но.

В экономически функционирующем обществе достаточно средств, чтобы выста­вить за пределы своего кругооборота и ненасильственным, «мирным» образом обез­вредить побежденного, неудачника в экономической конкуренции или даже «наруши­теля спокойствия», говоря конкретно, уморить его голодом, если он не подчиняется добровольно. Но никакая программа, никакой идеал, никакая норма и никакая целесообразность не присвоят права распоряжения физической жиз­нью других людей.

Конституции, содержащие требование справедливой войны, обычно служат опять-таки какой-либо политической цели. Требовать от образовавшего политическое един­ство народа, чтобы он вел войны лишь па справедливом основании, есть именно либо нечто само собой разумеющееся, если это значит, что война должна вестись только против действительного врага, либо же за этим скрывается политическое устремление подсунуть распоряжение «Право войны»в другие руки и найти такие нормы справедливости, о содержании и применении которых в отдельном случае будет решать не само госу­дарство, но некий иной, третий, который, таким образом, будет определять, кто есть враг. Покуда народ существуе