Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ПЛОЩАДКА ДЛЯ СОЦИОЛОГОВ

Авторы: А.В. Носкова, М.А. Титова, А.А. Васильев

НОСКОВА Антонина Вячеславовна – доктор социологических наук, профессор кафедры социологии Московского государственного института международных отношений (Университет) МИД РФ (E-mail: [email protected])

ТИТОВА Мария Александровна – кандидат социологических наук, научный руководитель Public Education Center (E-mail: [email protected] )

ВАСИЛЬЕВ Анатолий Анатольевич – кандидат педагогических наук, директор Частного учреждения социального обслуживания «Детская деревня – SOS Томилино»; (E-mail: [email protected]; http://www.sos-dd.ru)

Аннотация.В статье исследуется ряд вопросов, связанных с детьми-сиротами. Показано, что в XX в. отказ от детей стал значимой проблемой для многих современных обществ. Генезис данной проблемы соотнесён с ослаблением семейных связей и функций семьи.

Обосновано, что курс на модернизацию интернатной системы жизнеустройства детей-сирот в России, ускоренный переход на семейную форму имеет ряд деструктивных последствий, самое болезненное из которых – высокий уровень возврата детей-сирот из приёмных семей. Кризисные процессы внутри семьи рассмотрены как одно из препятствий для укоренения семейных форм жизнеустройства детей сирот.

В качестве альтернативной практики государственной и семейной формам рассмотрен кейс Детской деревни-SOS Томилино. По определению авторов, детская деревня – это сообщество замещающих семей. Анализируются показатели эффективности данной социально-педагогической практики. Показано, что невозможность получения качественного образования в современных условиях – один из основных негативных социальных факторов, препятствующих позитивной социализации детей, оставшихся без попечения родителей.

В заключение обсуждаются задачи социального проектирования здоровой образовательной среды для детей, оставшихся без попечения родителей.

Abstracts The article analyzes some social anomies related with the children’s welfare and health, and argues that sociological approaches to family and personal disorder are based on Durkheim theory of social solidarity. The research focuses on a case-study of Tomilino foster-family community as a new social practice of foster- care.

In addition to its sociological interpretation of personal wellbeing, the study also reveals the important role played by education style in shaping the way that group motivates its member to personal achievements and family consciousness.

Ключевые слова:социальное сиротство, кризис семьи, дети-сироты и дети, оставшиеся без попечения родителей, приёмные семьи, детские деревни, социальная солидарность, образование.

Key words:foster-children, foster-family, social solidarity, social motivation, education practices, family welfare.

Введение.Тема социального сиротства актуальна для многих современных обществ. В последнее время она оказалась в центре повышенного внимания российского государства. Это связано с рядом обстоятельств. Во-первых, с небывалым масштабом проблемы, поразившей российское общество, начиная с 1990-ых гг. [Назарова, 2002] Во-вторых, c модернизацией отечественной интернатной (государственно-институциональной) системы жизнеустройства детей-сирот. В рамках модернизации произошёл отказ от единой институциональной модели, взят курс на плюрализацию практик жизнеустройства детей-сирот. Ведётся активная деятельность по сокращению интернатных учреждений и их реформированию [Зуева, 2014]. Одновременно развёрнута широкая кампания, направленная на развитие семейных форм жизнеустройства, которые теперь позиционируются как основные. Так, по данным Минобрнауки России, доля детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, переданных на семейные формы устройства, в общей численности детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, в 2008 г. составила 71 %, а в 2014 г. – 81,9 % [Семейная].

Социологами написано немало текстов, где проанализированы недостатки институциональных форм жизнеустройства детей-сирот [Астоянц, 2006; Назарова, 2001]. В то же время разрушение старых и быстрое внедрение новых практик жизнеустройства детей-сирот уже натолкнулось на ряд социальных препятствий [Носкова, 2010], а также привело к деструктивным последствиям, например, к многочисленному возврату детей. Отсюда очевидна потребность в социологическом осмыслении и анализе заимствованных зарубежных практик семейного жизнеустройства детей-сирот (в частности, практики замещающей семьи), изначально приспособленных к иному социокультурному и институциональному пространству. Важно определить те из существующих практик, которые в большей степени соответствуют нашим социальным реалиям. Иными словами, социальные «эксперименты» с формами жизнеустройства детей-сирот стали важной исследовательской площадкой для практико-ориентированных социологов.

Социальный контекст актуализации проблемы детей в XX в. В 1909 году известная революционерка и феминистка Александра Коллонтай высказала предположение, согласно которому «с переложением воспитательной функции с семьи на общество исчезнет последняя скрепа современной замкнутой семейной ячейки» [Коллонтай, 1909: 219]. Для обществ индустриального типа так определялся новый тренд – курс на формирование системы «государственного родительства» [Карлсон, 2003: 86], сочетающей в себе две основные компоненты: воспитательно-образовательную и социально-контролирующую. Первая связана с передачей части функций по уходу и воспитанию детей от семьи к государству. Это выразилось в институционализации и развитии в течение XX в. дошкольного (ясли, детские сады), школьного и внешкольного образования. Вторая компонента обусловлена появлением новой системы социального контроля со стороны государства и общества над содержанием и семейным воспитанием детей. В современных обществах приняты обязательные стандарты в отношении условий проживания детей. Для каждого общества они свои, но несоответствие этим стандартам зачастую влечёт за собой изъятие детей из кровных семей, лишение биологических родителей родительских прав. Функцию контроля стали выполнять правоохранительные органы, органы опеки и попечительства, институт ювенальной юстиции. Так, в Семейном кодексе РФ сказано, что «ребёнок имеет право на защиту от злоупотреблений со стороны родителей» (Статья 56).

Едва ли предположение А. Коллонтай относится к разряду самоисполняющихся пророчеств, тем не менее, исчезновение последней семейной скрепы – это «диагноз нашего времени» (К. Мангейм). По замыслу А. Коллонтай, независимость от семейных связей должна была освободить человека (мужчину и женщину) для общественного труда. Но вместе с освобождением от семьи возникли новые социальные проблемы в отношении детей.

Самым острым проявлением распада семейных связей можно считать распространившиеся в последнее время негативные поведенческие установки отказа от детей. Формы отказа от детей множественны. Это и негативные репродуктивные установки – отказ от рождения детей (child free). Это и «размытая» форма отказа от детей, проявляющаяся в долговременном откладывании рождения первого ребёнка. Затем – отказ от рождения последующих детей, прикрываемый различными экономическими «рационализациями» и «оптимизациями». Это и практика абортов.

Сюда же можно отнести и отказ биологических родителей от заботы о своих детях. Его массовым проявлением стали «брошенные дети» – брошенные юридически (младенцы, от которых отказались в роддомах их биологические матери, оставшиеся без поддержки социального окружения), брошенные фактически (дети, оставшиеся без надзора родителей и родственников), социальные сироты (дети, чьих родителей лишили родительских прав).

Конечно, проблема детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, существовала и в традиционных обществах. Однако в наше время проблема таких детей имеет статус острой «общественной проблемы», решение которой коренится в институтах … и других опирающихся на них социальных установлениях» [Миллс, 2001: 14].

Приведём статистические показатели, иллюстрирующие широту охвата проблемы не только для России, но и для некоторых других стран мира.

В 2014 г. численность детей в России, родители которых лишены родительских прав, составила 42409 [Семейная].

В США только в Штате Нью-Йорк в 2012 году в замещающих (фостерных) семьях проживали 20539 детей [Оffice]. При этом ребёнок, проживающий не в кровной, а в замещающей семье, в среднем три раза в год может перемещаться из одной семьи в другую [Day, 2015: 54].

Социолог из Португалии Клара Оливьера утверждает, что, несмотря на меры, предпринимаемые государством по улучшению качества социальной работы с семьями, ежегодно в Португалии около 90 тыс. детей попадают в зону риска и 10 тыс. детей не живут в родных семьях по предписанию социальных служб [Oliveira, 2011: 95].

Все эти и многие другие формы семейных дисфункций являются симптомами нарушений цикла самовоспроизводства социума, образуют широкое поле актуальных социологических исследований жизнеустройства детей, оставшихся без попечения родителей и требующих разработки адекватной научной методологии.

Эвристический потенциал социологии Э. Дюркгейма для объяснения проблем и поведения детей, оставшихся без попечения родителей.Один из основополагающих тезисов Эмиля Дюркгейма состоит в том, что узы солидарности – основное условие благополучия личности и сообществ. Утрата социальных уз, привязанностей есть аномия, разрушающая жизнь и здоровье человека.

Данный тезис позволяет лучше понять социальную природу институционального кризиса семьи и порождаемых данным кризисом общественных недугов, в числе которых социальное сиротство. Разрушение «уз солидарности» на макроуровне – на этапе смены социокультурных доминант – оборачивается не только институциональными нарушениями, но и личностными крушениями и катастрофами. Так, в России доля детей, потерявших обоих родителей, в начале 1990-х годов составляла примерно 5% от общей численности детей-сирот, а в 1998 году этот показатель в некоторых регионах достигал 25-30% [Назарова, 2002].

Развивая тезис патриарха французской социологии, можно сказать, что узы внутрисемейной солидарности, стирающей границы между Я человека и его ближайшим окружением, становятся базовой матрицей социальности человека, его социального здоровья. Ребёнок, расставшийся со своей семьёй, испытывает то состояние внутреннего разлада, которое Дюркгейм изучал в работе «О самоубийстве» и обозначил понятием (внутренней) аномии. Разрушение уз солидарности переживается индивидом как страх, беспокойство, неудовлетворённость. Согласно эмпирическим данным, полученным отечественными и зарубежными исследователями, изъятие ребёнка из привычной социальной среды изменяет его личностные характеристики [Астоянц, 2006]. Прекращение создавшихся эмоциональных связей может привести к «блокировке» основных жизненных потребностей, которые остаются таким образом неудовлетворёнными, например, к отказу от питания, нарушению других базовых функций организма ребёнка – вследствие расставания со своей семьёй. А тревожность, страх, беспокойство, и, как следствие, агрессивность, «истеричность» поведения проявляются как эффект расставания с родными, а не как наследственные особенности ребёнка.

Требует также анализа вопрос о последствиях перемещения ребёнка из родной семьи в неродную – приёмную. Размышляя об условиях субъективного благополучия, Эмиль Дюркгейм развивает традицию «социологизма»: человек внутренне социален по своей природе, он – органическая часть той малой группы, внутри которой существует. От благополучия этой малой группы зависит вся его жизнь: и эмоциональная, и физическая. Социально здоровая семья – тому пример. Интересы семейной группы, то есть «общежительность» мужа и жены, братьев и сестёр не только превалируют над частными интересами индивида, но и являются базовым условием их реализации.

Испытывая кризисные воздействия, семья часто теряет свою «социальную» природу, перестаёт быть малой группой, фундаментом внутренней социальности человека. Вместо семей остаются «пары»: мужчина и женщина, мужчина и мужчина, женщина и женщина, женщина и ребёнок, мужчина и ребёнок. Люди перестают говорить о себе «мы». Утратив мы-сознание, они не могут договориться на уровне Я-волеизъявлений. Приводя иллюстрацию из сферы приёмного родительства, отметим такие Я-мотивации: «Хочу реализовать себя как родитель», «Хочу иметь нескольких детей, но нет возможности или нет желания «самим рожать», «Люблю детей, интересно с ними» и т.д. И напротив, мы-мотивация большой семьи звучит так: «Мы – многодетная семья, проживающая в собственном доме, есть своё хозяйство, можем вырастить детей (одежда сохранилась: передаётся от старшего к младшему, прокормить в большой семье не проблема, старшие дети помогают…)» [Проскурякова, 2012: 96]. Разрушение уз семейной солидарности, утрата мы-сознания оборачивается чувством страха, неудовлетворённости и для взрослых. Исследователи так комментируют причины отказов от сирот в приёмных семьях: «они сводятся к неоправданным ожиданиям родителей <…> и тяжёлым чувствам, возникающим при нарушении ожиданий. К ним можно отнести: чувства вины, стыда, страха, обиды, разочарования, усталости; ощущения несостоятельности, беспомощности, бессилия» [Проскурякова, 2012: 97]. Серьёзные субъективные последствия социальных кризисов не всегда поддаются психологическому «лечению». Отсюда значимость социального проектирования в ситуациях общественного дисбаланса.

Продолжая французскую социологическую традицию размышления о человеке, можно утверждать, чтосоциальное здоровье обусловливает здоровье психологическое, а от психологического здоровья зависит здоровье физическое. Социальное здоровье рассматривается в таком контексте как наличие уз солидарности, которые могут быть горизонтальными и вертикальными. Ребёнок, потерявший родителей, лишается вертикальных уз солидарности. Тем важнее для него становятся отношения с братьями и сёстрами, с близкими друзьями, то есть узы горизонтальной солидарности. Характерно, что дети проводят значимое различие между концептами «дом» и «семья». Если непременным атрибутом «дома» является наличие в нем родителей, то семья может родителей и не включать. Приведём в качестве иллюстрации высказывание 9-летней Наташи К.: «В Новый год мы всей семьёй пошли к друзьям и остались там на неделю, потому что родители все это время пили. Когда мы вернулись, увидели, что наш дом сгорел. Теперь у нас нет дома, и меня с сестрой привезли в приют» [Астоянц, 2006: 56]. Девочка говорит: «мы всей семьёй пошли к друзьям», включая в «мы-семью» себя и сестру и не включая в это «мы» пьющих родителей. Соответственно, для концепта «семья» значение имеет горизонтальная солидарность мы-сознания, в отличие от вертикальных иерархических отношений, характерных для концепта «дом», в котором важен «хозяин». Горизонтальная солидарность мы-сознания может привлекать ребёнка и в уличных группах подростков – особенно в тех ситуациях, когда «дома» такое «мы» отсутствует. И напротив, помещение ребёнка в чужой для него «дом» нуклеарной, не сложившейся или разрушающейся семьи может не создать для него ни горизонтальной, ни вертикальной семейной солидарности, а ограничиться лишь новым (зеркальным) «отношением в паре» со всеми его психологическими трудностями. И даже во вполне благополучной семье с несколькими родными детьми приёмный ребёнок может так и не стать «своим».

Отсюда такие высокие цифры возвратов детей из приёмных семей. Так, на совещании директоров московских ЦССВ – центров содействия семейному воспитанию (бывших детских домов) – были озвучены следующие цифры: в 2014 г. в приёмные семьи было устроено 524 ребёнка, в 2015 г. – 628 детей. При этом в 2014 году 170 приёмных детей были возвращены в ЦССВ, а в 2015 – 210.

Таким образом, курс на расширение семейных форм воспитания детей-сирот требует вдумчивого подхода и осторожных шагов. Политика семейного устройства не означает, что все дети, оставшиеся без попечения родителей, должны быть поспешно розданы обычным семейным парам с детьми или без них. Подобные попытки, как видно из статистики возвратов, пока что наталкиваются на серьёзные препятствия и подчас не решают проблему семейной адаптации детей-сирот, а лишь создают новые психологические, социальные и экономические трудности. Одним из таких препятствий является институциональный кризис современной семьи, который уже стал «нормальной аномией» [Кравченко, 2014]. Поэтому актуальным остаётся поиск и поддержка других – промежуточных – форм работы с детьми-сиротами (прежде всего, речь идёт о «трудных категориях» – подростках, сиблингах, инвалидах и тех детях, которых уже вернули из приёмных семей).

Последнее изменение этой страницы: 2016-07-22

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...