Коллеги. От сумы и тюрьмы не зарекайтесь, говорили наши предки- и это страшная правда России.

Кто бывал в экспедиции,

тот поет этот гимн…

Прошел год. Я уже чувствовал себя уверенно. Даже выговор получил по результатам проверки начальником ПТО нашей партии. ПТО, главный инженер, начальник экспедиции – все обязаны были выезжать в полевые партии с проверками.

Но Юлай Мегранович, наш начальник ПТО, был искренним садюгой. Садисты, они же искренне радуются, когда им удается унизить человека.

Например, у него было правило. Приносишь рапорт, ложишь ему на стол: -говорит, каждая бумажка должна отлежаться и в глаза смеется. Бюрократ хренов.

Здесь забегу вперед.

Однажды я чуть было не попался. Очередной отпуск, семью на море решил свозить. Мои никогда на море не были, в отличии от меня. Билеты, время отьезда назначено. А я уже был на отчете- меня перевели в камеральную партию. В группе Татьяна Слизевич –старший геофизик, она же Ответственный Исполнитель, поручила мне первую главу отчета писать: хозяйственно-экономические результаты работы партии за год.

Я написал главу перед отпуском- и по бегунку ее должны были в экспедиции главспецы, мелкие начальники почитать и расписаться. Cчиталось, видимо по плану, глава-готова к выпуску. А иначе меня в отпуск не пускали.

С трудом мне удалось убедить начальника ПТО не срывать нам отпуск. Хожу к нему как на работу. Ладно бы замечания какие предъявлял к исправлению. Положил под сукно и не читает. Так я вторично, через 2,5 года работы в экспедиции, столкнулся с этой же б….. среди инженеров нашего профиля.

Продолжу.

Я не стал обжаловать решение по выговору-мол не имели право-я еще молодой спец. Михаил: говорю себе-утри сопли. Этот выговор – это же как медаль-сами понимаете. За общие методические упущения в работе. Сейчас смешно.

В первый отпуск поехали с семьей на родину.

Прилетаем обратно. Первый выход на работу- и мне Толя Федотов с новостью.

Меня будут переводить к Пращаеву А.П. в дальнюю партию (работала партия в Брестской области с базированием на окраине Давид-городка в 200 км от базы экспедиции). Площадь в 400 пог. км находилась на территории древнего Туровского княжества.

Причина, спрашиваю. Толя Федотов ответствует. Мол не сработались старший-геофизик, она - девушка и начальник партии. Такое бывает.

К тому времени я всех практикующих на приеме материалов партийных геофизиков знал в лицо, и по именам. В экспедиции существовало правило. Раз в месяц главный геолог и главный геофизик проводили раздельные совещания. Где каждая партия докладывала о геолого-методических результатах текущих работ.

Грубо говоря, всех интересовало- как идет прослеживание целевых отражений по профилям. Я допустим, на плане отмечал зоны потери корреляции. Видно было-где надо применять 100 процентное группирование или еще добавлять методические приемы (например, увеличить заряд). То есть по качеству материала отслеживать технологию и вовремя корректировать. Конечно хвалился на совещаниях. Если есть чем блеснуть,-то почему бы нет. И сейчас такого правила придерживаюсь.

Вспомнил эту девушку-геофизика. Была не замужняя. Вздорных особенностей в ее характере я не замечал, а мы общались. Толя Федотов продолжает.

Я говорит-ни могу тебя не отпустить, тебе предложат сразу 175 рублей окладной части. Против такого довода, я по человечески, не могу возражать. Прикидываю: плюс полевые 40 процентов, не “хило”-210 рублей.

Хоть мы и сработались вместе, понимали друг друга с полуслова, и жена его Татьяна, вышла из декретного отпуска, приступила к работе у нас же. Тоже геофизик. И в камералке, по штату теперь был полный комплект спецов.

Все таки, две девушки на приеме сейсмограмм и их подготовку на ВЦ в полевой камералке-это сила, я мог чаще бывать в сейсмоотряде с проверкой. Когда же народу не хватает, приходится чем –то поступаться.

Работаю в комфорте, что еще надо человеку. Но скорее всего сработало два фактора одновременно.

Теперь стою на распутье. Но, недолго оно длилось.

Вскоре, вызвали к главному инженеру. А у главного инженера- своя компашка. Тот, на своих еженедельных совещаниях “окучивает” начальников партий. А их, партий то есть, в экспедиции в мою бытность дошло до 7-ти единиц (одна неврывная, в которой мне удалось поработать, одна-камеральная, в которой тоже удалось поработать и 5 полевых).

Коллеги! Хочу вам сказать-это здоровущая экспедиция: более 700 человек народу и все геофизики, или топчутся около геофизики. Улавливаете. Напоминает мечту Остапа Бендера попасть в Аргентину. Там все мужчины, абсолютно все ходят в белых штанах. И я -в этой “аргентинской” экспедиции.

А Толя Рыжик, у которого я был когда-то помощник оператора, теперь начальник партии. Округлился, заматерел, забугрился. Но мы по-прежнему приятельствуем.

Все решилось на совещании, где меня представили А.П. Пращаеву. К тому времени, я с семьей договорился. Сработали интересы “больших денег”.

Новые люди, новые ИТР. Но тревоги в душе уже нет.

У Анатолия Петровича в Замах был один уникальный человек, для меня дядя Саша. Добрейший человек, и иногда, не критичный “разгильдяй”.

В военные годы он мальчишкой воевал в партизанах. Представьте, какой редкий человек встречается Вам на пути! Позже, когда мы подружились –дома показывал мне свои медали и редкие отрядные фотографии.

Вижу: на фото стоит похожий на дядю Сашу пацан со “шмайсером” на груди. Я же все его расспрашивал-расскажи да расскажи дядя Саша о своем боевом прошлом. Видимо, из-за этого он проникся ко мне.

А между тем молодой народ, заметил, относился к нему пренебрежительно: могли обматерить или по-обидному высказаться.

Не понял-откуда такое неуважение к ветерану. Ну ладно, он по работе мог чего-нибудь не выполнить, не обеспечить спецухой или еще что-нибудь. Присматриваюсь, стараюсь понять. Так ничего и не понял. Сам дядя Саша не говорит-отмахивается.

В полевой партии у Пращаева А.П. всего было два инородца: Николай –механик партии –украинец, давнишний экспедиционный кадр. Толковый молодой мужчина, немногословный и по его вине ничего в партийных механизмах не ломалось. А если ломалось- так как-то быстро без напряга –чинилось. Одним словом, парень-сама надежность. И я –единственный русский. Остальные-все полещуки (кроме еще начальника).

Как обычно, с отгулов и на отгулы народ едет вахтовками и выпьет. А пил, исключительно плодово-выгодное вино за 1 рубль 05 копеек. Утром, в партийный туалет, ну, не возможно зайти- такое амбрэ; от испорченного воздуха лошади падают.

Одно короткое время, пока я семью не перевез в полевую партию- мы с Николаем занимали половину вагончика. По приезду: народ ходит по базе- слышим разговор: где этот хохол прячется?. Ему вторит другой голос: - да и русский где-то здесь. Обоим п**ды дадим. Выйдем из вагончика вдвоем, подраться-нет никого.

Утром, все такие вежливые: белорусы-тихушники.

Я обратил внимание на эту национальную черту еще у Толи Федотова. Белорусы- молодые пацаны, вечером под винным кайфом- бесстрашные. Никого не боятся. Вызывают на бой.

Утром, зовешь их к себе- ну давай поговорим- ты вчера что-то обещал. Трусливо прячут глаза- мол ничего не было, ничего не хотел. Что за нация-сплошная галлюцинация!

Анатолий Петрович. Мудрый был мужчина-дальневосточник. В мои дела сильно не вмешивался. Идеи поддерживал. Я же свою задачу видел: сплотить полевых инженеров.

По-этому, мог организовать в камералке празднование 23 февраля например или 8-е марта. Поговорить по душам, песни попеть. Они потом откровенно благодарили меня, как я сегодня понимаю, за отдушину в полевой жизни, за человечность.

Как-то вписался в народ. Весна была-на первой травке гоняли с ребятами футбол- это сближало. С Ваней –оператором и его женой Марией- тоже оператором, (у нас на станции было два оператора) был в хороших отношениях. Они всегда вовремя и с хорошим качеством сдавали ленты. Мы с Ваней на пару по утрам занимались пробежкой и разминочной гимнастикой.

Да и возраст у нас большинства был в пределах 25-35 лет.

Вскоре после моего перехода, партия начала новую площадь. Анатолий Петрович- опытный кадр- сумел у МВД получить все разрешения за полмесяца. По –моему, это редко кому удавалось.

Я же просмотрел в архиве экспедиции старые материалы по этой площади. Теперь предстояло проводить детальные работы, то есть соображаю: структура для передачи в бурение должна быть кондиционно подготовлена.

Смотрю, архивный материал хороший. Возбуждение стандартное-7,5 кг тринитротолуола на глубине 13 метров-получали замечательные целевые отражения от 4-го разведочного горизонта (подсолевого).

Созрел замысел. Опытно-методические работы не проводить, а сразу приступить к производственным профилям с апробированными ранее технологическими приемами.

Потом, если встретим ухудшения материала, а мы встретим это ухудшение в пойме Припяти, (вместе с материалами читаю старый отчет и понимаю-встретим) куда заходят основные разведочные профили и переходят через реку, то тогда проводим опыты.

Это надо же сколько мы времени сэкономим, размышляю-дней 10, а то и две недели.

Делюсь замыслом с Петровичем- тот полностью “одобрямс” говорит.

И мы сразу партию разогнали на 48 физов в смену (36+48 в первые два дня). Хорошая скорострельность, скажу я Вам. И продолжили разгонять до 72 физов/смену. Но тут возмутились буроврывные ребята.

Дело вот в чем. Основной документ, по которому работает партия-утвержденный ППР. Там есть все. Методика, техника, аппаратура, технологические особенности МОВ ОГТ. А еще есть малозначимый, скорее для Госгортехнадзора, проект буровзрывных работ и в нем, самый старший Ответственник из ПТО, видимо по правилам, ввел норму: не может зарядная бригада зарядить больше чем 36 скважины, а отстрел- отстрелять более 48 скважин в смену.

Он то и валялся запыленным у нас в камералке - про него все забыли. И эти ребята начали на него ссылаться, как на законное основание.

Я потом, так и так пытал старшего Ответственника -хороший был специалист у нас в ПТО, у нас взаимная симпатия. Покажи говорю, где по правилам безопасности у тебя написано-что больше нельзя. Если и написано: мой довод - так надо увеличивать количество взрывных бригад.

В партии же, в начале работы на площади, веду собрание, доношу мысль: Ребята! Работаем много-зарабатываем деньги. Мужчины- это ваша основная задача, свои семьи хорошо содержать. Половина молодого народа женатики, половина-нет. В конце: почему Вы не хотите зарабатывать? Ведем собрание под протокол- его потом в экспедицию надо, что бы там знали-профсоюзное мероприятие проведено, народ воодушевлен и настроен на большие дела.

Не хотим говорят. Тут меня такая злость взяла, я им припомнил:

- и как их родители и деды прятались в лесах от немцев (это отдельная тема, я еще в 1973 году у бабки, у которой квартировал, расспрашивал-какое начало войны у них было, и она мне вечерами рассказывала),

- и как они не уважают ветерана дядю Сашу, который за них в войну кровь проливал,

-и как они матерятся, не стесняясь своих женщин,

-и живут в грязи в вагончиках, так, что сами за собой не могут убрать.

Ну и так далее. Стыжу их как могу.

К тому времени мы с начальником отряда организовали банный вечер в субботу: все желающие, кто хотел, грузились на вахтовку и ехали мыться-париться. Договорился в соседнем колхозе с председателем об аренде бани. Он был сам любителем парилки, и в колхозе выстроил отличную общественную сауну. Было это в Столинском районе.

Так вот, буровики и взрывники почему-то редко ездили.

Собрание закончилось бурно, потом улей еще долго шумел. Не убедил. Ладно.

На планерках спрашиваю итээровцев, как работаем?-по максимуму? По максимуму-отвечает старший буровой мастер- пожилой дядька-весь седой и заслуженный ветеран. В экспедиции висит на доске почета.

Три станка- говорю хватит! Не хватит. Ну давайте учить будем твоих молодых помбуров, у тебя же они есть. Есть говорит. И правда- у буровиков все помбуры были молодые ребята.

Один парень у них после армии был, такой смышленый, шустрый-в футбол хорошо гонял. Я с ним раньше перекинулся как-то парой фраз, мол надо расти, осваивать буровую технику, не всю же тебе жизнь быть на лопате. Он не против.

Замечательно, говорю: на базе 4-й станок без дела стоит-пылится. Бери-заводи, обучайтесь (называю имя этого парня): день-два и вперед. У Николая –механика спрашиваю: водовозку еще одну найдем. Найдем, говорит- восстановим старую. И я знаю- Николай восстановит.

Старший взрывник, а старший взрывник, говорю-тебе же все равно сколько заряжать и сколько взрывать. Но, а сам я всегда помнил наказ лектора с курсов по взрывному делу.

Ребята, говорил он нам, что бы ни случилось, ни при каких обстоятельствах, не заставляйте того человека, который у Вас будет вязать заряды на профиле, что бы утром он грузил мешки с ВВ на складе в автовзрывпункт.

А то руки будут дрожжать. Понятно, когда детонатор вставляет человек в тротиловую шашку, требуется особая осторожность.

Ты со своими ребятами и сто зарядов оприходуешь –ведь так. Так, отвечает. Но дело не во мне, и показывает на старшего бурмастера.

Подписываю наряд на 48 выстрелов, 50% группирования. Вечером идет возврат остатков ВВ. Плохо.

И так несколько дней подряд. И старший буровой мастер ничего не мог сделать- разводит руками- не слушаются его, его же ребята.

Верите, нет, конфликт продолжался почти два месяца- выполняет отряд норму, но не больше. Я в сердцах. Вот упрямые бараны. C тех пор навсегда запомнил и зарубил себе на носу.

Тебя может подвести в профессии именно бурила-мастер из рабоче-крестьянской косточки, из этого самого люмпен-пролетариата, и еще водитель.

Неважно-где: в Белой России, Малой России, Красной России, Сибири. Белые офицеры их в свое время пачками расстреливали. А они все свое: всегда будет по-нашему и никогда по- вашему.

Коллеги! Запоминайте. Это я дословно их слова Вам вспомнил и передаю.

И правда, в жизни еще встречался с таким буровым отстоем: на каротажной практике в техникуме и позже, уже работая в изысканиях у проектировщиков.

По моим жизненным наблюдениям, почему-то буровики и водители считают себя вожаками в стае.

Продолжаю.

Только когда в феврале закончили профили на левобережье Припяти и полевую партию я перебазировал в старый район ее обитания: правобережная деревня, в Житковичском районе, где пару лет назад стояли “пращаевцы”, была так же огромная. У полевого народа-старые связи, танцы по вечерам в местном клубе, знакомые девушки…

Они “проснулись” и выдали за месяц такое количество физнаблюдений, что в ПЭО экспедиции, женщины-экономисты, которые составляли аккордный наряд по нашим актировкам и КТУ-ахнули.

Народ в партии заработал в пределах 400-600 рублей, а некоторые особо ценные индивидуалы, и до 800 рублей “выгнали”. Как на Севере!!!

Начальник отряда (бывший офицер-подводник, из донских казаков) делится секретом. Михаил Владимирович-народ доволен мол сильно, сильно. Да я и сам вижу. Жена водителя взрывпункта Николая (колоритный, огромный такой усатый мужчина-само спокойствие), работает продавщицей: тетя Галя в поселковом магазине-необычайно ласково стала в это время разговаривать со мной.

Начальница ПЭО, Панчихина, подзабыл имя, кажется Евгения (наши коттеджные крылечки были друг против друга), позвала к себе в кабинет. Миша –расскажи, как вы это так умудрились, такой объем поднять. Проникновенно отвечаю, прижав руки к груди- сам мол не понимаю.

Но и то правда: все, абсолютно все в партии сильно старались-пыхтели-работали и, в основном, получалось. Я такого энтузиазма в геофизическом народе, больше не видел.

Но, по большому счету, упущенные обьемы уже было не вернуть. Был нарушен принцип равномерной работы из-за перебазировки, что не было предусмотрено ППР. И соседней партии пришлось помогать нам закрывать оставшиеся профиля. Но была и вторая половина правды. На оставшиеся же объемы в погонных километрах, наложилось: невозможность отработки профилей в период выращивания урожая; в зимний период- труднопроходимые профили секли пойму Припяти.

Здесь поясню. Дело в том, что в экспедиции начальники полевых партий-это как гвардия в войсках. Кому надо знать, те знали: Пращаев А.П., один из немногих партийных начальников в ПГЭ сумел создать у себя, воспитать и держать настоящие экспедиционные кадры.

Вот они и постарались, пока начальник их в больнице, этот молодой инженер-сопляк чет-то начал им гайки закручивать. Будет по –нашему. Могу конечно придумывать причины происходящего. Мы все фантазеры. Но факты моей биографии таковы.

Я это понял намного позднее, уже работая совсем в другой системе.

А у меня, в полевую камералку в то время, Вересом Степаном Васильевичем, нашим главным геофизиком, был прислан студент –третьекурсник на практику из Гомельского политехнического.

Надо же, ехидно так думаю, белорусы начали свои национальные кадры растить. А мне некогда-я же официально замещаю начальника партии. И полностью взвалил на него всю работу.

Парень выдержал, с моей поддержкой и корректировкой, уехал с замечательной характеристикой и опытом почти готового на приеме сейсмического материала инженера.

Экспедиция в то время при мне переходила на “Прогрессы”. Цифровая техника-это хорошо.

Плохо. Анатолий Петрович в это время лежал в больнице.

Коллеги!! Если в Вашем окружении еще работают старые экспедиционные кадры, относитесь к ним бережно, как к носителям уникального опыта, которого Вам, может быть, никогда не удастся получить.

Молодость моя

Белоруссия

Песни партизан

Сосны да туман…

Мне уже исполнилось 30 лет. Мужчине хорошо, если он что-то достигает. Что я уже сделал. Ну дерево посадил-одно. Дом не построил. Еще чего-то там не сделал. Мало.

Надо бы призадуматься. Время молодого спеца заканчивается. Да и по серьезному-это время прошло еще в 1973 году.

А сейчас: полноценная взрослая жизнь –со всей ответственностью и по-настоящему. С другой стороны, болтаюсь по белорусским и не только областям (Гомельская, Брестская и Могилевская, еще Житомирская), как некий предмет в проруби. Это не есть гуд.

А вообще в геофизике коллеги, как известно, два карьерных пути. Нет, три. Третий- если ты чувствуешь в себе призвание ученого. Я его в свое время упустил.

Спрашиваю однажды у Ольги, жены. Хочешь жить в Москве?

Это когда Демура Г.В. предложил в аспирантуру поступать, мы ехали домой в отпуск и заехали в институт к Алексею Вишнякову. Он –когда-то рабфаковский дружок, на кафедре электроразведке, у Юры Блох c Доброхотовой И.А. прижился.

Оля спрашивает- а сколько аспирант получает?

Говорю, на первых порах 80 рублей у них ставка. Вижу - семья молчит, ни бэ, ни мэ.

По приезде в экспедицию, новый начальник Марчишин Ярослав –я представлялся у него к вторичному знакомству, собрал своих главспецов и главного инженера. Их спрашивает: кому - нибудь еще представлялся Михаил. Главные: геолог и геофизик Борис Афанасьев- ответили утвердительно. А главный инженер- отец Гули Курбановой, она курсом старше, окончила МГРИ (из РФ75), я ее помню- она меня помнит, работает интерпретатором в экспедиции (это из 1975 года выпуска, эпохи Паши Бабаянц): он знает мою историю появления.

Смотрю-статус мой повышается. И эти ребята провели беглый опрос моей души. Курбанов Б. рассказал о том, что я полгода назад приезжал, и как бы возвратился в ПГЭ. Спросил-почему опоздал на работу? Говорю –с разрешения Лизун Р.М., и это была правда.

Просьбы, предложения. Я тогда озадачен был трудоустройством жены. Вскоре ей предстоял выбор работы. Высказал просьбу Марчишину Ярославу о помощи– жена из города не выписалась, что бы не терять возможность вернутся назад. Что тоже было правдой.

В советское время на работу без прописки не брали. Сейчас вспоминая -видишь какая кабала в государстве была, по сути остатки крепостного права.

И впоследствии Марчишин Ярослав не побоялся и принял Ольгу в АХО экспедиции техником без прописки. Ай-да, молодец начальник! Уважаю смелых. Но это потом.

А сейчас мне он предлагает в операторы пойти. Я понимаю, курсы в Саратове надо бы заканчивать-осваивать цифровую технику. Это такой карьерный путь: оператор-начальник отряда-начальник партии. Дальше тупик.

И я видел этот тупик впоследствии по Пращаеву А.П.

Я отказался. Не стал говорить, что не для того я заканчивал институт, идти в операторы. Для этого хватает техникума. Запросто мог Марчишин Ярослав подумать о моем высоком самомнении. А может и подумал?

Говорю в полусерьез- предпочитаю двигаться в главные геофизики.

На втором году работы перед организацией невзрывной партии (источники ГСК-7)-так же отказался от предложения ПТО - возглавить партию. Пошел туда на обязанности старшего геофизика.

В партии все то же самое, только взрывчатки нет. Но какое моральное облегчение психики.

И так, 30 лет, еще не возраст Христа. Но все же!?

Чего я еще не умею. А не умею я –коллеги, оцените сермяжную правду-писать отчеты. А еще я не умею вести обработку МОВ ОГТ. Вот в этом направлении я и двинулся.

Сидим мы в баре, в поздний час

И вдруг от шефа летит приказ

Пора по машинам, наш путь далек

Летите мальчики бомбить Восток….

Невзрывная партия, в которой я оказался, была еще одной вехой в моем опыте. Она была организована по решению УГ БССР и оснащена новенькими Т150 с газодинамическими установками ГСК-7.

Верес Степан Васильевич, старый экспедиционный инженер, сменил Бориса Афанасьева на должности главного геофизика ПГЭ вскоре после моего приезда в экспедицию. Тот с женой уехал в загранкомандировку на Кубу, на долгих три года.

Правда, его Людмила Дмитриевна-геолог по образованию, приехала раньше. Мне удалось с ней поработать в камеральной группе Татьяны Слизевич.

Было правило, проект готовится к отчету, в штате камеральной группы должен быть геолог.

Она вела геологическое обоснование результатов работ, строила карту мощностей разведочных горизонтов, разрезные сечения через антиклинальную структуру и предполагаемые ловушки. Очень спокойный человек и грамотный специалист. Мы с ней “замутили” статью-публикацию в научном журнале. Вернее, я ее позвал в соавторы. И она согласилась.

Статья о применении сейсмической стратиграфии, вышла намного позже в докладах АН УССР, серия геофизическая, в Киеве, когда меня уже не было в экспедиции. Она же полностью вошла в наш отчет со второй защиты на НТС.

Потому что, когда первый раз отчет защищался в УГ БССР, он был возвращен НТС на доработку, поскольку отсутствовала глава о секвенс-стратиграфии. Мы же ее написали, как статью. Татьяна Слизевич вставила ее в отчет и защитилась на НТС. По экспедиции –это была первая интерпретационная работа такого рода.

Прежде чем приступить к работе в невзрывной партии, я у Вереса заручился обещанием: закончит партия поле –я сажусь на отчет, то есть он переводит меня в камеральную партию. Для этого написал рапорт и оставил у него. Тот положил его к себе в бумаги и на полгода мы забыли. Я работаю.

Выход профилей был на территорию Украинского Полесья, а в тектоническом отношении, окончание Припятского прогиба и выход на Украинский щит с заходом этих самых профилей в Овручский район Житомирской области.

Понятно, что было пристальное методическое внимание к результатам работы невзрывной партии. Ведь, в случае удачных работ в экспедиции предстояло отказываться от буровзрывного способа возбуждения. А это и экология, и охрана труда и, большие материальные затраты, и многое чего в культуре производства.

Когда я работал, ПГЭ была на очень хорошем счету в Мингео СССР. На ВДНХ в павильоне геологии был стенд, где ПГЭ позиционировалась как контора-кузница кадров и школа передового опыта. ВИЭМС тогда выпускал сборники о передовом опыте в организациях Мингео. Смотрю Верес С.В. статейку от ПГЭ опубликовал, как они МОВ ОГТ гоняют и как обрабатывают.

Партия закончила Проект, и я к главному геофизику: выполняй обещание-сади меня на отчет.

Верес С.В. ни в какую. Уперся. Вижу -включил дурака. Говорит, мы с тобой не договаривались. Рапорт ты не писал. И разговора о твоем переводе не помню.

Я от такой наглости просто ошалел. Стою у него в кабинете и в полголоса вслух матерю: экспедицию-мать, самого Степана.

А он, Михаил! - так нельзя, держи себя в руках. Я вышел, видимо в лице было нечто: девушка-клерк из ПТО навстречу в коридоре попалась (мы были в дружеских отношениях) с участием: Миша, что с тобой?

Здесь поясню. Со Степаном Васильевичем, я держался почти дружески: то есть свободно и расковано. Мы знали друг друга с далекого 1973 года. И у Степана была особенность в характере: он располагал к себе людей, спокойный и открытый доброжелательный разговор всегда вел на своих совещаниях. Позиционировал себя среди нас как свой рубаха-парень. В принципе таким и был.

Пришлось проглотить обиду.

Но и то правда, спустя еще полгода – я уже дорабатывал время молодого спеца и был переведен на отчет в экспедицию по Пращаевской партии (сам же там и принимал материалы).

Степан тогда извинительно признал, что позже нашел мой старый рапорт, что он был не прав: бла, бла, бла.

Но я уже знал про себя- в экспедиции работать не буду.

Как в авиации при гибели самолета, причин бывает несколько, и так складываются обстоятельства и причины, что они фокусируются в одном месте и в одно время.

Ольге надоела деревенская жизнь. И это правда-жизнь в экспедиционном поселке была патриархальная, почти деревенская.

У меня еще сохранялись студенческие замашки, то есть вести пуританский образ семейной жизни я не умел. Этому то же оказывается надо было учится. И Ольга засобиралась к маме.

Квартирный вопрос со смертью Лизун Р.М. был мной безнадежно проигран. Перспективы моего карьерного совершенствования или роста, я считал, были туманные.

И самое главное. В конце работы в ПГЭ пришел к выводу: сейсморазведочные экспедиции системы Мингео, имеющие дело с взрывчатыми материалами, характеризуются жестким полувоенным управлением. Ладно –я армию прошел и мне не привыкать. Но Ответственник постоянно находится под угрозой уголовной статьи.

Компенсационный денежный эквивалент такого управления в начале 80-х гг практически сошел на нет. О 13-й зарплате, о годовой премии за успешное окончание полевого сезона в экспедиции забыли. Экспедиционный народ о них только мечтая вспоминал.

Это закончилась эпоха в государстве, когда особо ценились геологические кадры.

Думаю, по-этому, специалисты, обычно семейными парами, часто вместе с детьми, уезжали в основном на Северные территории, заработать на квартиру, на машину. Затем приезжали постаревшие, уже с другим пониманием жизни.

Так уезжали и приехали геофизики Слизевичи, Афанасьевы, Ильченко и многие другие. Север не дается просто так. Это было видно по лицам. Так уехали Федотовы в Нарьян-Мар и мой сокурсник, с молодой женой (он был курсом старше) в Чукотскую экспедицию.

Я сам было чуть не отправился на Чукотку, да оттуда письмо пришло с полуотказом, что женатых ИТР экспедиция не может обеспечить жильем.

Или, если повезет, надо ехать в загранку, поправить материальное положение, поднять свой статус через Зарубежгеологию (я туда однажды забежал, просто с улицы). Была тогда в Москве такая организация.

Проработал я два года и у нас сменился Главный инженер Курбанов Б.

Немолодой, очень грамотный, с отличным русским академическим языком узбек (это его дочь Гуля была из РФ75), кандидат наших наук, тот который принял вместе с Лизун Р.М. меня в экспедицию, в один прекрасный день погрузил семью в машину и увез в Мурманский Севморгео.

Приезжает через полгода в гости, собрал народ в актовом зале: ходит, “капитанит” на судне. Интересно рассказал о морской сейсморазведке. Я впервые тогда услышал о наших геофизических суднах, что все они одновременно являются нашими гидрографическими шпионами. Что каждый корабль, неважно какой страны, имеет индивидуальный акустический шум-почерк, по которому он опознается.

И что весь шельф Западной Африки покрыт нашей сейсмической сьемкой, то есть только Советский Cоюз имеет сведения о прогнозных запасах в этом районе мира. И этими сведениями можно торговать. И много чего интересного. А сам такой импозантный, в гражданской морской форме.

На место Главного инженера прибыл из Германии (из под Фрайберга, где у немцев находится горная академия, он долго был в загранкомандировке, где-то 4-5 лет) другой экспедиционный инженер- друг Степана Вереса и заступил на вакантную должность. Я потом размышлял: а что в ГДР в ураноносном районе делают наши сейсморазведчики?

Мы поближе познакомились, когда я его принимал в партии. Он обьезжал полевые партии с проверками. К сожалению, не cмог ему уделить много времени: у нас без присмотра была законсервированная старая база со взрывскладом в Давид-Городке. Все требовало догляду, хоть и были сторожа. Мы с дядей Сашей договорились о поочередных поездках-проверках нашего имущества, как раз моя очередь была.

Сейчас же понимаю главное – в мое время в системе Управления геофизических работ МинГео СССР шла интенсивная ротация геофизических кадров. Коллеги! Происходило это тихо, почти незаметно и под разными соус-причинами, но это была настоящая конкуренция, лучшим инженерным кадрам выпадал шанс отличиться. Говоря современным языком-это был ротационный кадровый лифт в системе.

Я пробовал путь Зарубежьгеологии и это отдельный рассказ. Надо было иметь дружеские отношения с руководством. Письма-запросы на спецов регулярно поступали в экспедицию.

И Марчишин Ярослав их прятал под сукно (мы знали это, так как его секретарь была нашей приятельницей). А с кем он останется работать, если народ начнет отпускать?

Выяснил, молодых “спецов”, не отработавших три года, оказывается в загранку не берут. Было такое правило.

И тут в конце моего первого круга, внезапно оказалось, мой товарищ, по НГРТ Гена Чирков, то есть уже Геннадий Васильевич, вдруг начал работать в УГ БССР. И где бы Вы думаете- в отделе материально-технического обеспечения. И приехал с проверкой в экспедицию.

Мы встретились у Ирмы Франк, в экспедиции теперь она была Ирма Гуня. Хороший парень ее муж-Вася Гуня, был у в партии Федотова механиком.

Двое суток провели вместе. У Гены теща жила в Калинковичах, он ее навестил и меня взял с собой. Короче, был непрерывный обоюдный пересказ наших жизней с момента, как мы расстались в Минске. Договорились встречаться чаще теперь. И у меня такая возможность появилась- пару раз командировки в Минск были, отвозил материалы на ВЦ. Он познакомил меня со своими домашними, пару ребят они с женой воспитывали: девочку-уже школьницу и мальчика.

Навестили Рыболевскую Раю в Колодищах- она вышла замуж и стала “белоруской”.

Такие встречи как-то меня воодушевили. И появилась идея, через Геннадия Васильевича попасть на “загран”. Но, не реализовалась, хотя мы с Геной договорились о взаимодействии. И вот почему.

Я взрослел, родители тихо старились, я один у них: кто о них позаботится, когда прийдет время. Такие мысли были тогда.

У Оли мама одна, это то же самое. И отправил Олю с Женей домой раньше за пол-года в Омск. Что бы она смогла устроиться на работу, если повезет, получить какое-нибудь жилье.

Это потом, спустя много лет, до меня дошло- жить надо в крупных городах, а не болтаться по окраинам Российской империи. Инстинктивно видимо жила в подсознании эта идея с молодости.

Хотя с точки зрения того же москвича, все что за Уралом наверняка уже есть окраина.

Но, не так, как у Роберта Пири, цитируемого О. Куваевым. Жизнь здесь собачья, но работа достойна настоящего человека. Нам не нужна была такая жизнь, мы не поколение Павки Корчагиных.

Вот так я сам, при анализе тогдашней экономической ситуации в стране, задумал перейти в систему Газпрома СССР. На тот период Газпром в стране бурно развивался, много строил. Шел 1984 год.

На пути к навыкам и компетенциям

Как я писал выше, мне нужно было научится писать отчеты о проведенных сейсморазведочных работах. Зачем мне было это нужно. Спросите меня о чем-нибудь попроще. Точно сформулировать я тогда не мог. Видимо смутно осознавал-в профессии пригодится.

Да! был же один тонкий момент. Анатолий Петрович после больницы приступил к работе. Я возвращаюсь к своим должностным обязанностям, которые все-же выполнял, хоть и с помощью практиканта.

Привык отдавать распоряжения, быть в центре событий.

Коллеги! Возможно кому-то из Вас такая командирская жизнь нравится и на первых порах она мне тоже нравилась: быть в шкуре начальника партии- нас партийного народу было 92-93 человека.

Ну как же: без тебя ничего не происходит, ты главный, за все отвечаешь, тебя все слушаются. С народом ты советуешься. В экспедиции участвуешь во всякого рода совещаниях. Ты всем нужен. Красота. Ты функция. А вот это уже плохо.

И медленно, исподволь наступала усталость, сродни душевному опустошению.

Народ уже привык и по привычке пару раз обращается с каким-нибудь вопросом ко мне – надо решить. И я решаю. А Анатолий Петрович-вот он, после болезни рядом стоит. Смотрю, Петрович дуется.

Стоп, говорю сам себе –я же не дурак. Зачем мне обижать старого человека, хоть и невольно. Надо обьясниться. И тут же приступил, на слэнге.

Анатолий Петрович! Я на Ваше место не претендую. Оно мне: ни шло, ни ехало. В начальники я не напрашивался, мне и инженером хорошо, меньше забот и ответственности. Да и не дорос до этой ответственности.

Продолжаю: скоро я перехожу в экспедицию. Мне уже Верес С.В. сообщил-партия заканчивает сезон и меня он переводит к Панчихину В.Г. Оставалась ликвидация работ-пару недель, самое большое.

Говорю главное. Ищите себе нового геофизика.

Молча пошел в свой вагончик. На следующий день Анатолий Петрович - родной мой, со мной стал нормально разговаривать.

А у Панчихина В.Г., (коллеги, слушайте и понимайте) народ в экспедиционной камералке - сплошные женщины. Только пара старших геофизиков-мужчин лет на 10 старше меня. Один, Толя из Ивано-Франковского нефтяного все спрашивал меня: как Гурвич И. И? как он преподавал?, как вел себя со студентами? Понимаю, ребята, уже “матерые” старшие геофизики: Алексей и Толя интересуются легендой нашей сейсморазведки.

И я, зеленый, не опытный, 30-ти летний пацан можно сказать, очутился в женском царстве. Панчихин смеется, он евнух, ему то что, а я чувствую: хоть и одной крови, но могут сожрать и не подавятся.

И назначил меня мой новый начальник во вновь сформированную группу, где старшим геофизиком –Татьяна Слизевич, МГРИшница, жена моего первого в 1973 году начальника партии Толи Слизевича.

Они только что вернулись с Надымского Севера. Три года им хватило заработать на машину, гараж. Татьяна рассказывала в первые дни о бытие и работе на Севере, нам интересно послушать: на одну зарплату жили они (c ними двое детей), а вторая откладывалась.

Все, подумал я как у Олега Куваева, круг замкнулся. Началось мое последнее в экспедиции испытание.

Как я перед отпуском написал первую главу отчета, я уже рассказывал. Продолжу.

После отпуска Татьяна поручила мне строить две карты, по первым двум структурным горизонтам. Это корреляция разрезов, сбивка времен, само картпостроение (вручную заметьте). Считалось, самостоятельного нефтеносного значения эти горизонты не имеют, но есть порядок-все крупные стратиграфические единицы разреза строить. Рассказала и показала сама.

Основные разведочные горизонты – третий и четвертый на двухкилометровой глубине увязывала времена сама Татьяна и ей помогали два опытных техника и геолог. Нас в группе на отчете было- 3 инженера и два техника.

Кроме всего, меня назначили посыльным между ВЦ и нами, то есть я должен был приносить временные разрезы по мере обработки профилей. Ну, Вы поняли, мальчик есть для битья, а я –мальчик на побегушках. Таскаю временные разрезы, оттуда к нам-обратно на ВЦ редко, если Татьяна заказывала провести какую-нибудь фильтрацию.

Надо сказать, я гордился, когда видел результаты моей заявки на об