Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






Власть в условиях сложной взаимозависимости.

Одним из ключевых вопросов политической науки всегда являлся вопрос о власти. Роберт Кеохейн и Джозеф Най, рассматривая концепцию сложной взаимозависимости, ушли от традиционного понимания власти в сфере международных отношений. Одной из задач данного параграфа является выявление подходов к такому понятию как власть, что, на наш взгляд, невозможно без рассмотрения концепции сложной взаимозависимости.

Уже в 1972 г. эти ученые обращают внимание на такой факт, как увеличение роли транснациональных акторов в мировой политике. В своей работе «Транснациональные отношения и мировая политика» они утверждают, что в перспективе наиболее остро стоят перед США не проблемы холодной войны или антиколониализма, а вопрос о соотношении внешней политики правительства и транснациональных акторов.[106] На примере такой сверхдержавы, как Соединенные Штаты, они показывают, что власть государства на международной арене неуклонно падает, особенно в финансово-экономической сфере.

Общая позиция либералов по вопросу о роли государства в системе международных отношений состоит в том, что его значение изменяется под влиянием современных тенденций, одной из которых является увеличение роли транснациональных акторов. В своей совместной работе «Транснациональные отношения и мировая политика» Кеохейн и Най рассмотрели данную проблему.[107] По их мнению, транснациональные отношения усиливают взаимную воспри­имчивость обществ, что изменяет отношения между правительствами. Масштабы и скорость распространения этого явления — продукт глобальной информационной сети. Его непосредственное воздействие сказывается на восприимчивости внутренней поли­тики одного государства к внутренней политике другого, а вторичное воздействие (например, попытки остановить поток нежелательной информации по коммуникационной сети) может иметь последствия для всей межгосударственной политики.

Американские ученые выделяют пять основных вариантов влияния транснационального взаимодействия и транснациональных организаций на взаим­ную восприимчивость и, следовательно, межгосударственную полити­ку. «Четыре из них представляют транснациональное взаимодействие в отсутствие вмешательства транснациональных организаций, хотя дея­тельность последних также может привести к подобному результату; пятый вариант влияния возможен лишь при наличии транснациональ­ных организаций как автономных или квазиавтономных акторов.

Эти варианты обозначены следующим образом:

1) изменение отношений (отношений между гражданами различных государств посредством обмена мнениями);

2) международный плюрализм;

3) развитие механизмов сдерживания через зависимость и взаимозависимость государств;

4) увеличение воз­можностей правительств одних государств влиять на правительства других государств;

5) возникновение автономных акторов с собствен­ной внешней политикой, способных противостоять и даже посягать на политику и суверенитет государств.»[108]

Транснациональное взаимодействие всех типов стимулирует изменение отношений между странами и, следовательно, оказывает влияние на межгосударственную политику. Так, личное общение между гражданами разных государств может изменить восприятие реальности и мнение элит в обществе. Общению способствуют глобальные коммуникационные сети и особенно средства массовой информации, которые делают доступной информацию о важных событиях практически для каждого и в кратчайшие сроки. Также очень важным элементом общения становятся туристические и деловые поездки в другие страны, которые оказывают воздействие на само восприятие мира современными обществами. Информационные сети позволяют эффективно управлять капиталами, находящимися за рубежом. Границы государств и огромные расстояния перестали быть не преодолимыми барьерами для человека.

Другим вариантом влияния транснациональных отношений является развитие международного плюрализма, т.е. взаимодействие нацио­нальных интересов в транснациональных структурах, в которых участвуют транснациональные организации с целью координации своей деятельности. «Создание транснациональных организаций может стимулировать появление новых иностранных представительств, что будет способствовать интернационализации внутренней политики.»[109] Возникающие транснациональные структуры берут на себя роль посредников при взаимодействии различных сообществ на международной арене. В государствоцентричной системе международных отношений эту роль выполняло государство. При этом государство, руководствуясь национальными интересами, действовало выборочно. Транснациональные структуры лишены этого недостатка, поскольку развитие транснационального взаимодействия является для них жизненно важным. По мнению Кеохейна и Ная, транснациональные организации - совокупный продукт возрастающей специализации обществ и транснациональной коммуникации, включая путешествия и транспорт, благодаря чему люди воспринимают транснациональные организации как путь реализации своих возможностей. Таким образом, они являются способом достижения интересов различных групп общества, минуя бюрократическую систему государства.

Третий вариант влияния на международные отношения — создание зависимости и взаимозависимости — часто ассоциируется с трансна­циональным транспортом и финансами. Современный человек всегда в какой-то мере зависит от транснациональной сети коммуникаций, транснацио­нальной торговли и т.д. Взаимодействие с другими странами способствует развитию экономики, науки, очень важны социальные связи. Эта зависимость переходит непосредственно в политическую плоскость, когда правительство планирует, например, экономи­ческие реформы, которые грозят государству большими издержками. В этом случае транснациональные организации выступают как инвесторы, поставщики новых технологий в производстве и управлении. «Так, интеграция в мировую валютную систему может обеспечить проведение автономной монетарной политики без кардинальных изменений в экономике государства: заимствование у иностранных компаний технологий, капитала, методов управления, которые могут удержать слаборазвитые государства от националистической и социалистической политики.»[110] Транснациональные организации, значимые в обществах, где они зародились, могут изменить внут­ренние интересы государства таким образом, что проведение экономической поли­тики правительства станет связанной с большими издержками.

Государствам также необходимо учитывать, какое влияние на транснациональные отношения окажет проводимая ими политика. Правительства должны очень осторожно проводить собственную политику, поскольку воздействие в одних сферах на транснациональные отношения может вызвать негативную реакцию других государств. Эти меры не обязательно будут прямо воздействовать на первое государство, они могут разрушить систему в целом. Таким образом, восприятие транснациональных отношений правительственными элитами — наибо­лее значимое связующее звено между зависимостью или взаимозависи­мостью, с одной стороны, и политикой государства — с другой.

В результате транснациональных отношений государства становят­ся зависимыми от сил, не контролируемых ни одним из них. Эта зависи­мость еще более усиливается, когда какие-либо государства создают новые инструменты влияния на другие государства. При неравенстве государств транснациональные отношения могут дать преимущество более могущественным государствам, яв­ляющимися как бы центром транснациональных сетей, и лишить каких бы то ни было преимуществ и без того слабые государства. С другой стороны, и крупные державы могут оказаться под серьезным влиянием транснациональных структур. Транснациональные организации могут способствовать реализации целей внешней политики государства и в качестве средства контроля, и для заключения желаемого альянса. Тем не менее, государства были и остаются наиболее важными ак­торами мировой политики, действующими непосредственно и через межправительственные организации, в которые входят только государства.

Фактически уже в начале 70-х годов ХХ века Кеохейн и Най приходят к идеям «сложной взаимозависимости» в рамках международной системы. Сам термин взаимозависимость появляется на рубеже 60-х и 70-х годов ХХ века. Первоначально содержание этого понятия было связано с ростом роли транснациональных корпораций в политике и взаимоотношениям между сверхдержавами.[111] Как отмечает Михаэль Сор, его значение было достаточно противоречивым.[112] Так, например, в 1969 г. о нем упоминает Джеймс Розенау в своей работе о взаимопересечении внутриполитической и внешнеполитической сфер, однако он отказывается от его использования в связи с недостаточной определенностью и эмоциональной наполненностью.

В 1977 г. в совместной книге «Власть и взаимозависимость» Роберт Кеохейн и Джозеф Най в противовес реалистической модели международных отношений создают идеальную модель мировой и внешней политики в условиях растущей роли транснациональных акторов, которую назвали «сложной взаимозависимостью». Авторы выделяют три основных положения реализма, которые пытаются опровергнуть: 1. Доминирующая роль государства на международной арене; 2. Сила – наиболее эффективный и универсальный инструмент политики; 3. Иерархия проблем мировой политики, то есть приоритет военной безопасности над вопросами социального и экономического характера. «Эти реалистичные предположения определяют идеальный тип мировой политики. Они позволяют нам воображать мир, в котором политика непрерывно характеризуется активным или потенциальным конфликтом среди государств, с возможным применением силы в любое время. Каждое государство пытается защищать свою территорию и интересы от реальных или мнимых угроз. Политическая интеграция среди государств незначительна и длится только пока это служит национальным интересам наиболее мощных государств.»[113]

Най и Кеохейн строят свою идеальную модель фактически от противного. Каждое из выше указанных положений отвергается и заменяется на противоположное. Эти антитезисы совместно проявляются в таком явлении, которому авторы дали название «сложная взаимозависимость». Взаимозависимость - это ситуация взаимодействия государств и других международных акторов, характеризующаяся значительными взаимными результатами. Взаимозависимость подразумевает асимметрию зависимостей между различными акторами, равномерная взаимозависимость - не более чем частный случай.[114] Сложная взаимозависимость проявляется в трех аспектах-характеристиках: 1. Общества взаимодействуют через сложноструктурированные каналы. 2. Отсутствует строгая иерархия между проблемами. Теряет свое значение деление вопросов на внутренние и внешние. 3. Государства не применяют в отношении друг друга военную силу, если речь идет об одном регионе или в ситуации, когда сложная взаимозависимость этих государств преобладает. Все три характеристики неразрывно связаны друг с другом.

Наличие сложноструктурированных каналов объясняется взаимодействием различных видов политических и экономической элит и неправительственных организаций. Общение между собой государственных чиновников и представителей неправительственных организаций делает страны более открытыми в отношении друг к другу. Особенно это касается деятельности транснациональных корпораций и банков, которые наряду с элитой становятся проводниками между различными странами. Формирование этих каналов напрямую связано с развитием транснациональных коммуникаций, таких как транспорт, финансы, средства массовой информации, электронные сети.

Это приводит к тому, что внутренняя политика выходит за границы государства и сталкивается с аналогичной политикой другого государства, а постоянное развитие международных коммуникаций усиливает этот эффект. Столкновения приводят к стиранию границ между внутренней и внешней политикой, что, в свою очередь, ведет к усложнению внешней политики. По сути, Кеохейн и Най приходят к выводу о необходимости выстраивания новой согласованной политики без разделения ее на внутреннюю и внешнюю.

Отсутствие иерархии во внешнеполитической проблематике связано с ростом значения таких вопросов как торговля, финансы, сельское хозяйство, уровень жизни, здравоохранение, образование, рынок труда, а также юстиция. По мнению американских ученых, это доказывает и структура департаментов правительства США, которые обладают и рядом внешнеполитических полномочий в специфических сферах, и список тем для обсуждения в таких авторитетных международных организациях как ГАТТ, МВФ, ЕЭС. Даже такой специалист и сторонник политического реализма, как Киссинджер, признает этот факт.

Уменьшение роли военной силы в международных отношениях связано с несколькими факторами. Во-первых, с общим уменьшением опасений подвергнуться нападению и практически полное исчезновение угрозы применения силы во взаимоотношениях между демократическими государствами. Сила перестает быть значимым фактором в демократическом мире. Во-вторых, сила перестает быть универсальным властным ресурсом, поскольку для того, чтобы добиться результатов в экономической или в экологической сфере необходимо, прежде всего, сотрудничество, а силовое давление может даже помешать в достижении поставленных целей. У силового подхода есть ряд существенных недостатков: его относительная дороговизна, возможность столкновения с ядерной державой, разрыв связей с государством, которое подвергается силовому давлению в сферах, где возможно конструктивное сотрудничество и рост антивоенных настроений внутри самого государства, использующего силу или угрозу её применения. Кеохейн и Най считают, что эти же ограничения распространяются на внешнюю политику авторитарных государств, но в значительно меньшей степени, особенно это касается деятельности внутренней антивоенной оппозиции.

Согласно идеальной модели американских ученых роль силового ресурса внешней политики теряет свое значение. Весьма ограничено также применение экономического принуждения, если речь не идет о достижении исключительно экономических целей, поскольку экономические действия часто влекут за собой политические последствия, а экономическая система в условиях взаимозависимости находится под контролем различных внутренних, международных и транснациональных акторов. То есть, односторонние действия одного, даже самого могущественного государства, могут повлечь за собой очень сильную реакцию со стороны других акторов (внешних, внутренних и транснациональных). Фактически это должно повлечь отказ крупных держав от традиционной силовой политики.

Кеохейн и Най отмечают и некоторые позитивные аспекты применения силы в мировой и внешней политике. Так, например, сдерживание экспансии Советского Союза в отношении западноевропейских стран давало Соединенным Штатам дополнительные преимущества в переговорах со своими союзниками в Европе. Европейские страны, несомненно, ценили роль США как защитника демократического мира в период холодной войны. Сила продолжала оставаться решающим фактором в отношениях по линии Север-Юг и Восток – Запад.[115] А недопущение разрастания советского влияния в бассейне Карибского моря напрямую связывается с силовыми действиями Соединенных Штатов. Таким образом, силовой аспект международных отношений рассматривается Робертом Кеохейном и Джозефом Наем как инструмент укрепления сотрудничества с отдельными регионами мира.

На наш взгляд, военное противостояние Соединенных Штатов и Советского Союза далеко не всегда положительно влияло на позиции Вашингтона в Европе. В годы холодной войны политика американского правительства часто встречала сопротивление со стороны европейских государств именно по причине данного противостояния. Некоторые государства негативно реагировали на эскалацию этого конфликта со стороны США и гонку вооружений. И это касалось не только европейских стран, фактически холодная война породила Движение Неприсоединения, в которое вошли страны, не желающие участвовать в холодной войне.

Данный пример обнажает ряд достаточно спорных моментов в концепции Р. Кеохейна и Дж. Ная. Прежде всего, мы находим здесь прямое противоречие: с одной стороны, неиспользование принуждения – один из основных принципов построения сложной взаимозависимости, с другой стороны, применение силы рассматривается как фактор, обеспечивающий укрепление сложной взаимозависимости. Кроме того, это сильно затрудняет определение географического ареала распространения сложной взаимозависимости. Встает ряд вопросов. Как определить, являются ли конкретные страны взаимозависимыми? Каковы критерии определения уровня взаимозависимости? Насколько это явление вообще распространено в мире? Американские ученые не дают ответов на эти вопросы.

В условиях взаимозависимости четко проявляется проблема отношений между государствами, дифференцированными по уровню их силы, развития и наличия ресурсов. Най и Кеохейн считают, что слаборазвитые государства обладают неким механизмом защиты собственных интересов. Во время международных конференций бедные и слабые государства могут использовать процесс согласования не связанных между собой напрямую вопросов для получения определенных выгод во многом потому, что их внутренняя структура достаточно проста и позволяет им выступать как единичным акторам. Получается, что чем более сильно государство, тем более оно взаимозависимо от других акторов на международной арене. Сила государства в условиях взаимозависимости будет определяться каждый раз с учетом проблемы, подлежащей рассмотрению, что, несомненно, уменьшает реалистическую иерархию в международных отношениях. Таким образом, даже слабые государства смогут контролировать результаты того или иного взаимодействия, то есть фактически получают власть.

В данном случае возникает проблема ассиметричной взаимозависимости, где менее уязвимые (т.е. наименее вовлеченные в транснациональные отношения), с этой точки зрения, государства будут использовать ассиметричную взаимозависимость в своих специфических интересах. Инструментом проведения интересов становятся международные организации и движения, которые являются и более дешевыми и более эффективными по сравнению с силой.

Это положение также не выдерживает серьезной критики. Первое: наименее вовлеченные в транснациональные отношения государства становятся уязвимы для силового давления, поскольку не находятся в состоянии взаимозависимости и не имеют рычагов давления на международные институты и внутриполитическую систему других стран. Второе: роль международных движений и институтов сильно преувеличена Кеохейном и Наем, большинство из них не принимает общеобязательные решения и практически всегда дает возможность не присоединяться к той или иной инициативе.[116] Таким образом, асимметричность взаимозависимости носит односторонний характер, слабые страны остаются зависимыми от сильных, а сложная взаимозависимость дает дополнительные возможности в реализации своих интересов развитым странам.

Но у ассиметричной взаимозависимости есть и ограничительные механизмы. Одним из них является благосостояние граждан, поскольку попытки увеличения преимуществ за счет усиления ассиметричной взаимозависимости могут неблагоприятно сказаться на нем. А экономическая и экологическая взаимозависимость также предполагает общую пользу и убытки, это, в свою очередь, должно привести к взаимному пониманию, что чрезмерно жесткая борьба за увеличение своей доли в прибыли может подорвать общую взаимозависимость и привести к общим потерям в результате разрыва отношений.

Одним из серьезных недостатков реалистического видения мира Кеохейн и Най считали однобокий подход к различным проблемам, в том числе к экономике и социальной жизни. «В реалистичном мире военная безопасность будет доминирующей целью государств. Это даже затронет проблемы, которые непосредственно не связаны с военной силой или территориальной защитой. Невоенные проблемы будут не только подчинены военным; они будут изучены с точки зрения их военно-политического значения.»[117] В традиционной модели мировой политики считается, что, используя свое доминирующее положение в военно-экономической сфере, сильные державы добьются доминирования и по другим вопросам.

По мнению американских ученых, растущая взаимозависимость влияет на изменения в самом международном политическом процессе. Так, например, они полагают, что сложная взаимозависимость меняет понимание власти в международных отношениях. «Три главные характеристики сложной взаимозависимости становятся причиной особенных политических процессов, которые превращают власть ресурсов во власть контроля за результатами»[118] Это означает, что власть в условиях сложной взаимозависимости перестает быть достоянием самых сильных или самых богатых держав.

Если основной движущей силой внешней политики в реалистическом понимании являются национальные интересы, рассмотренные в терминах власти, то движущей силой внешней политики в неолиберальной интерпретации является сложная взаимозависимость, рассмотренная в терминах власти.

Для традиционного подхода к международным отношениям характерна иерархия вопросов, на вершине которой стоят проблемы военной безопасности и обеспечения обороноспособности. Отсюда различия между «высшей» политикой – политикой безопасности и «низкой» политикой – политикой экономических вопросов. В условиях взаимозависимости огромное значение приобретает диалог между участниками международных отношений по самому широкому кругу проблем. Здесь особую роль играет установление повестки дня для переговоров.

Этот процесс становится все более сложным в контексте стирания границ между внутренними и внешними вопросами. Некоторые внутриполитические группы при этом будут политизировать в собственных интересах проблемы экономического роста и растущей взаимозависимости. При этом «фрагментированные»[119] государства столкнутся с проблемой определения жизненно важных интересов, поскольку каждая социальная группа и каждый государственный орган, задействованные в международном взаимодействии, будут представлять собственное видение этих интересов. Позднее Роберт Кеохейн более подробно занимался вопросом взаимопересечения внутриполитической и внешнеполитической сфер.[120]

Неоднозначность такого понятия как национальные интересы заставляет задаваться вопросом, не преследует ли государственный орган или группа собственные интересы, подменяя национальные? На повестку дня так же будут влиять и изменения в соотношении сил на международной арене. Так, например, рост силы стран производителей нефти в 70-е годы ХХ века и введение эмбарго этими странами, которое было направлено против развитых стран Запада, коренным образом изменили как повестку дня для международных переговоров, так и в целом серьезно повлияли на соотношение сил в мире. Установление повестки дня, привлечение внимания и политизация этих проблем становятся достаточно эффективным рычагом власти. Этому процессу способствует рост роли международных организаций и неофициальных форумов.

По мнению Кеохейна и Ная, одной из основных функций международных организаций становится обеспечение коммуникаций между различными странами. «Организуя диалог между чиновниками (разных государств), международные организации помогают активизировать потенциальные коалиции в мировой политике.»[121] Но особую роль международные организации приобретают для слаборазвитых стран, поскольку позволяют вести более или менее регулярный диалог, не прибегая к необходимости открывать посольства в разных странах и таким образом экономить деньги. Так, например, создание и обсуждение деятельности Движения Неприсоединения происходило в рамках конференций, большинство из которых были организованы под эгидой ООН. Кроме того, государственный аппарат сталкивается с огромным потоком очень специфической информации, связанной с развитием транснациональных отношений, с которыми очень трудно справиться. Международные организации могут взять на себя обработку значительной части этой информации.

Развитие и увеличение числа международных организаций позволяет слаборазвитым странам привлекать внимание к собственным проблемам. Это связано с системой принятия решений в рамках большинства международных организаций, одна страна – один голос. В этом смысле международные организации, как один из видов транснациональных организаций, серьезно влияют на распределение власти в условиях сложной взаимозависимости. Фактически они становятся инструментом перераспределения власти от сильных государств, обладающих мощными военно-политическими и экономическими ресурсами к слабым государствам. В рамках системы одна страна – один голос все государства становятся равными, а с учетом того, что большинство развивающихся стран имеют сходные политико-экономические интересы, становится возможным создание широких коалиций для решения конкретных единичных проблем, которые при необходимости могут противодействовать воле сильных держав.

Ключевым условием формирования системы международных отношений в условиях сложной взаимозависимости становится сотрудничество. Разрабатывая теорию сотрудничества, Кеохейн опирается на три понятия: гармония, сотрудничество и противоречия. Гармония - это ситуация, в которой политика акторов, преследующая их личные, эгоистические интересы приводит к достижению целей других акторов и не нарушает интересы ни одного из посторонних акторов.[122]

Классический пример гармонии - гипотетический мир конкурентного рынка классических экономистов, в которых «невидимая рука» гарантирует, что преследование личного интереса каждым ­способствует интересу всех. Сам Кеохейн отмечает, что гармония - это очень редкое явление в мировой политике. Несомненно, что в современном мире, где существует масса противоречащих друг другу интересов, гармония является идеальной моделью, а не реальным способом взаимодействия между акторами. Если допустить, что гармония - это реальное явление, то тогда его определение требует уточнений. Гармония, в этом случае, - обязательно заведомо известный всем ее участникам способ непрямого взаимодействия, негативные результаты которого распространяются только на акторов, интересы которых противоречат интересам инициаторов данного взаимодействия, и изначально игнорируются.

Сотрудничество - это действия отдельных людей или организаций, изначально не находящихся в состоянии гармонии, но пришедших к соглашению через процесс переговоров и координацию политики.[123] Под координацией политики он понимает приведение ряда решений к такому состоянию, при котором возможность проявления неблагоприятных последствий отдельных решений сведена к нулю или уравновешивается другими последствиями и не влияет на результат. «Межправительственное сотрудничество имеет место, когда политика, проводимая одним правительством, расценивается его партнерами как процесс облегчения реализации их собственных целей в результате координации политики»[124]

При этом сотрудничество в отличие от гармонии - это акт политический, поскольку при сотрудничестве должно измениться поведение акторов, участвующих в нем. Поведение в сотрудничестве меняется под влиянием взаимодействий, происходящих между акторами. Эти взаимодействия определяются негативными и позитивными стимулами, при этом под негативным стимулом понимается угроза наступления негативных последствий при отсутствии сотрудничества, а под позитивными - выгода, получаемая в результате сотрудничества.

Кеохейн не рассматривает ситуацию «принуждения к сотрудничеству», когда одна из сторон данного сотрудничества является источником негативных стимулов. Возможно ли такое? Видимо, все-таки нет. Подразумевается, что источником негативных стимулов является внешняя среда: акторы, не участвующие в сотрудничестве, природа и возможно некоторые тенденции в мировой политической или экономической системах и т.д.

Противоречие – это ситуация, в которой правительства рассматривают политику друг друга, как препятствие для достижения своих целей и считают друг друга ответственным за эти ограничения.[125] Эти противоречия могут побудить акторов попытаться изменить политику других акторов, а в случае, если соответствующие изменения не происходят, противоречия превращаются в конфликт реальный или потенциальный. Однако, сотрудничество и конфликт далеко не всегда исключают друг друга, напротив, сотрудничество часто возникает как реакция на конфликт.

Фактически гармония, в ее понимании Кеохейном, – это «свободная торговля». Однако в современных международных отношениях преобладает такое явление как противоречие. Связано это с тем, что государства, выступая на международной арене, исходят исключительно из национальных интересов, то есть стремятся увеличить собственные выгоды, не делая попыток уменьшить потери других государств, а порой даже сознательно пытаясь увеличить эти потери. Это становится значительным препятствием для сотрудничества. Иногда даже государства отказываются от взаимовыгодного сотрудничества, поскольку большая часть позитивных результатов достанется другой державе. Ключевой причиной отказа от сотрудничества является отсутствие доверия между государствами.

Для преодоления недоверия Роберт Кеохейн предлагает использовать международные институты. Международные институты являются фактором, способствующим сотрудничеству, как одному из типов политического поведения и помогают рассматривать сотрудничество не как единичный факт, а в системе со всеми международными взаимодействиями.

Под международными институтами Роберт Кеохейн понимает «постоянные и связанные наборы правил (формальных и неформальных), которые задают модели поведения, ограничивают деятельность и формируют ожидания.»[126] Международные институты имеют три основные формы: 1. формальные международные межправительственные и международные неправительственные организации, 2. международные режимы и 3. соглашения.

Формальные межправительственные или международные неправительственные организации – это организации, которые являются самостоятельными специфическими юридическими лицами. Они способны отслеживать деятельность и реагировать на нее, а также являются бюрократическими организациями с определенными и специфическими правилами для индивидуумов и групп. На наш взгляд, определение, данное Кеохейном, является недостаточно четким, в нем особое внимание уделяется двум характеристикам международных организаций. Во-первых, это способность к автономной деятельности, контролю и реакции в какой-либо сфере общественных отношений, во-вторых, международная организация воспринимается как бюрократическая структура, способная устанавливать правила поведения. Таким образом, международная организация - это политический институт, действующий и устанавливающий правила поведения своих участников в определенных сферах общественных отношений, существование которого обеспечивается бюрократическим аппаратом.

Понятие «международный режим» в политическую науку вводит Джон Рагги. По его мнению, международный режим – это ряд взаимных ожиданий, правил и инструкций, планов, ­организационных усилий и финансовых обязательств, которые были ­приняты группой государств.[127] Более традиционную интерпретацию международных режимов дает Стивен Краснер. Он понимал международные режимы как «наборы неявных или явных принципов, норм, правил и процедур принятия решения, вокруг которых сходятся ожидания акторов в данной области международных отношений.»[128] Кеохейн дает и собственное определение международных режимов. В узком значении международный режим определяется как четкие правила, обычно выработанные правительствами на международных конференциях и часто связанные с международными организациями. В широком значении международный режим «понимается как система упорядоченного кооперативного поведения, (а не как институционализация и развитие правил)… …как механизм разрешения в спорных областях, которые включают подразумевающиеся правила и нормы, насколько они действительно определяют поведение акторов в конкретной спорной ситуации.»[129] Наиболее известные международные режимы – режим нераспространения ядерного оружия и ракетных технологий, Бреттон-Вудская валютная система и т.д. При этом американский ученый делает особый акцент на том, что институционализированные режимы далеко не всегда оказываются стабильнее, чем режимы не формальные.

Большое значение придается и соглашениям, которые по мнению Кеохейна, являются неформальными институтами, подразумевают правила и договоренности и формируют ожидания участников. Они позволяют действующим лицам понимать друг друга и без определенных правил координировать свое поведение. Примером может являться создание антитеррористической коалиции в 2001 году. Соглашения особенно подходят для ситуаций, отражающих интересы каждого, длящиеся в каждом конкретном случае так долго, пока это нужно всем акторам. Роберт Кеохейн, также как и Оран Янг, под соглашением понимали спонтанно сложившийся порядок, регулирующий отношения между людьми в какой-либо конкретной сфере. Так, например, до Венских соглашений 1961 г. дипломатическая неприкосновенность не была четко зафиксирована в международном праве, однако сам институт существует с древнейших времен и своими корнями уходит в обычай гостеприимства, существовавший у большинства народов. Американские ученые отмечают тот факт, что соглашения вообще являются условием любого переговорного процесса. По сути дела, под этим термином они понимают некую систему координат, без которой не возможен политический диалог. Взаимность – это одна из ключевых характеристик этого диалога. Политические лидеры вправе ожидать взаимности в международных отношениях - это один из главных принципов соглашений, так как непропорциональная реакция ведет к серьезным издержкам в отношениях. Одним из типичных примеров взаимности в истории международных отношений является «холодная война»: уступки и усиление противоречий там носили взаимный характер, а непропорциональные действия, такие как размещение советских ракет на Кубе, ставили стороны на грань глобального ядерного конфликта. В этом случае возникает ряд вопросов. Будут ли являться соглашениями конфликты между акторами, которые развиваются на основе определенных правил? Например, высылка иностранных дипломатов производится в соответствии с международным правом? Кеохейн и Най положительно отвечают на этот вопрос, поскольку даже если возникает такого рода конфликт, политический диалог продолжается.

Общей чертой всех международных институтов является их нормативный характер. Как писал в своей работе «Международные институты и государственная власть» Кеохейн, роль формальных и неформальных правил значительно увеличивается в современных условиях, а значит растет и значение институтов, которые эти правила устанавливают и способствуют их сохранению. Гипотетический мир, в котором нет международных институтов, был бы вообще лишен международной политики в современном понимании, взаимодействия государств носили бы хаотичный характер.

Американские ученые выделяют показатели, по которым исследователь может определить степень институционализации международной системы.

1. Общность - степень совпадения ожиданий всех участников данной системы о соответствующем поведении каждого из акторов или соглашение о том, как участники международных отношений будут рассматривать те или иные факты. С формальной точки зрения большинство государств привержено Уставу ООН, в котором прописаны общие модели поведения для них. Соответственно формальная общность мировой системы в тех сфер

Последнее изменение этой страницы: 2016-06-09

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...